Читать интересную книгу Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни) - Рауль Ванейгем

Как ведёт себя феодал в рамках этой диалектики повелителей и рабов? Раб божий и повелитель людей — и повелитель людей потому что раб божий, в соответствии с потребностями мифа — он обречён интимно испытывать отвращение и уважительный интерес к Богу, потому что Богу он должен своё раболепие и от него же он получает власть над людьми. В общем, он воспроизводит между Богом и самим собой тот тип отношений, что существует между знатью и королём. Что есть король? Избранный среди избранных, причём порядок наследования представляется большую часть времени игрой, в которой соперничают равные. Феодалы служат королю, но они служат ему как равные во власти. Они также покорны Богу, но как соперники и конкуренты.

Неудовлетворённость старинных повелителей понятна. Через Бога они вступают в негативный полюс отчуждения; через тех, кого они угнетают, в свою позитивную роль. Как они могли бы желать быть Богом, зная тоску позитивного отчуждения? И в то же время, как они могли не желать избавиться от Бога, от этого своего тирана? Вопрос «быть или не быть» у великих всегда выражался вопросом, неотделимым от их эпохи, о рождении и консервации Бога, т. е. о его преодолении, о его реализации.

История свидетельствует о двух практических попытках подобного преодоления: со стороны мистиков и великих отрицателей. Мейстер Экхарт заявил: «Я молю Бога избавить меня от Бога». Схожим образом, швабские еретики 1270–го говорили, что вознеслись над Богом и что достигнув наивысшей степени божественного откровения, они оставили Бога. С другой, негативной, стороны, некоторые сильные личности вроде Гелиогабала, Жиля де Рэ и Эржебет Батори, боролись, как можно увидеть из их историй, за обретение полного господства над миром через уничтожение посредников, т. е. тех, кто отчуждал их позитивно, своих рабов. Они шли к человеческой целостности через полнейшую бесчеловечность. Против шерсти. В каком—то смысле страсть к необузданной власти и абсолютное отрицание ограничений формируют один и тот же путь, восходящую и низвергающуюся тропу, на которой, разделённые в единстве, бок о бок стоят Калигула и Спартак, Жиль де Рэ и Дожа Дьёрдь. Но было бы недостаточно сказать, что интегральный бунт рабов — я настаиваю на интегральном бунте, а не на его дефектных формах, христианских, буржуазных или социалистических — един с экстремальным бунтом старинных повелителей. Фактически, воля к упразднению рабства и всех его последствий (пролетариат, казни, покорные и пассивные люди) предлагает уникальный шанс к власти над миром без каких—либо ограничений кроме наконец—то вновь изобретённой природы, кроме сопротивления предметов их собственному преобразованию.

Этот шанс вписан в скрижали исторического становления. История существует, потому что существуют угнетённые. Борьба против природы, потом борьба против различных социальных организаций борьбы против природы, всегда была борьбой за человеческое освобождение, за целостного человека. Отказ быть рабом — вот что на деле меняет мир.

Так какова же цель истории? Она творится «при определённых условиях» (Маркс) рабами и против рабства, она может преследовать лишь одну цель: уничтожение повелителей. Со своей стороны, повелитель всегда пытается уйти от истории, он отрицает её уничтожая тех, кто творит её, творит её против него.

И вот парадоксы:

1. Самый человечный аспект старинных повелителей обретается в их претензии на абсолютное господство. Такой проект подразумевает полное блокирование истории, следовательно, крайнее отрицание освободительного движения, что означает полную бесчеловечность.

2. Воля к уходу от истории делает человека уязвимым. Убегая, он раскрывается перед ней, и тем вернее падает, сражённый её ударами; принятая неподвижность может сопротивляться атакам реальной жизни не более, чем диалектике производственных сил. Повелители — это жертвы принесённые истории; они сокрушены ею, как это видно с вершины пирамиды настоящего, обозревая три тысячи прошедших лет, они были сокрушены согласно плана, в соответствии со строгой программой, линией силы, позволяющей говорить о Смысле Истории (конец рабовладельческого строя, феодального мира, конец буржуазного мира).

Стремясь уйти от истории, повелители сами аккуратно рассортировались в выдвижных ящичках истории, они вошли во временную линейную эволюцию вопреки самим себе. Напротив, те, кто творит историю — революционеры, рабы, опьянённые абсолютной свободой — действуют словно бы sub specie aeternitatis, под знаком вневременности, движимые неутолимой жаждой к интенсивной жизни и преследуя свои цели в различных исторических условиях. Возможно философское понятие вечности связано с историческими попытками освобождения, возможно это понятие однажды будет реализовано, как философия, теми, кто несёт в себе абсолютную свободу и конец традиционной истории.

3. Преобладание негативного полюса отчуждения над позитивным заключается в том, что интегральный бунт делает проект абсолютного господства единственным выходом. Рабы в борьбе за уничтожение ограничений открывают движение, в котором история избавляется от властителей, а по ту сторону истории, появляется возможность новой власти над втречающимися вещами, власти, не завладевающей более вещами, через завладение людьми. Но в самом курсе медленно развивающейся истории, неизбежно произошло так, что властители, вместо того, чтобы исчезнуть, деградировали; и властителей больше нет, есть лишь рабы—потребители власти, различающиеся между собой только по степени и количеству потребляемой власти.

Преобразование мира производительными силами фатальным образом должно было медленно реализовывать, минуя буржуазную стадию, материальные условия для полного освобождения. Сегодня, когда автоматизация и кибернетика применённые в человеческом смысле делают возможным осуществление мечты старинных властителей и рабов всех времён, существуетлишь бесформенная социальная магма смешивающая в каждом индивидуальном бытии смешные фрагменты властелина и раба. И тем не менее из этого царства эквивалентов появятся новые властелины без рабов.

Я хотел бы мимоходом поприветствовать де Сада. Благодаря как своему привилегированному появлению на сцене истории в её поворотный момент, так и своей поразительной ясности, он стал последним из великих бунтующих аристократов. Как хозяева замка Селлинг удостоверялись в своём абсолютном могуществе? Они убивали всех своих слуг и достигали этим действием вечного блаженства. Такова тема Ста двадцати дней Содома.

Маркиз и санкюлот, Д.A.Ф. де Сад объединяет в себе совершенную гедонистическую логику великого плохого сеньора и революционную волю к безграничной радости получаемой от субъективности, наконец—то освобождённой от иерархических рамок. Его отчаянная попытка упразднить и негативный, и позитивный полюс отчуждения ставит его в ряд самых важных теоретиков целостного человека. Настало время, когда революционеры должны читать де Сада так же тщательно как и Маркса. (Правда, о Марксе специалисты по революции знают больше из того, что он написал под псевдонимом Сталин, или в лучшем случае Ленин и Троцкий). В любом случае, ни одно желание радикально изменить повседневную жизнь не сможет уже обойтись без великих отрицателей власти и старинных властелинов, чувствовавших себя стеснёнными той властью, что Бог даровал им.

2

Буржуазная власть питалась крошками феодальной власти. Это фрагментированная феодальная власть. Изъеденная революционной критикой, истоптанная и разбитая вдребезги — при том, что вся эта ликвидация никогда не достигает своих окончательных последствий: конца иерархической власти — аристократическая власть выжила в пародийной форме, как гримаса агонии, после смерти аристократии. Застревая в своей фрагментарной власти, превращая свой фрагмент в тотальность (а это и есть тоталитарность), буржуазные правители были обречены видеть как их престиж трещит по швам, превращаясь в гангрену из—за разложения зрелища. Когда миф и вера начинают убывать, не остаётся иных способов правления кроме клоунады террора и демократических ослиных тупостей. Ах! Прелестные детки Бонапарта! Луи—Филипп, Наполеон III, Тьер, Альфонс XIII, Гитлер, Муссолини, Сталин, Франко, Салазар, Насер, Мао, де Голль… Многочисленные Убу размножающиеся в четырёх углах света, порождая всё более и более дебильные экземпляры. Вчера они выставлялись напоказ, метая громы Юпитера, разжигая их своими спичками власти, сегодня обезьяны власти не обретают на социальной сцене ничего кроме уважительного пиетета. Конечно, абсурдность Франко всё ещё убивает — мы и не думали забывать об этом — но следует также помнить: глупость власти убивает более наверняка, чем глупость у власти.