Читать интересную книгу Семен Дежнев - Лев Демин

Однако приводя подобную версию, Крашенинников считает ее сомнительной. В ее правдивости сомневаются и последующие исследователи, поскольку подобная легендарная история в своей основе абсолютно противоречит заслуживающей доверия отписке Дежнева воеводе Ивану Акинфову. В отписке речь шла о том, что в 1654 году Семён Дежнев во время одного из походов и столкновений с коряками у анадырского устья «отгромили у коряков якутскую бабу Федота Алексеева». Речь шла об отбитой у коряков спутнице Федота, отправившейся с ним в плавание. Освобожденная из коряцкого плена якутка поведала, очевидно, правдивую историю о судьбе мужа и его спутников. «И та баба сказывала, что де Федот и служилой человек Герасим (Анкудинов) померли цингою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душою, не знаю-де куда».

Что мы видим из этого важного сообщения? Герасим Анкудинов, не ладивший с Дежневым, еще раньше, по-видимому, при выходе в Берингово море, перешел с дежневского коча к Алексееву и разделил с ним его судьбу. Оба погибли от цинги, либо в море, во время плавания, либо во время одной из высадок на берегу, скорее всего где-то значительно южнее устья Анадыри, на Олюторском берегу или на крайнем северо-востоке Камчатки. Во время высадок происходили стычки с коряками, перебившими часть отряда Федота Алексеева и захватившими в качестве военной добычи его жену-якутку. Немногие уцелевшие люди из отряда ушли куда-то на юг, вдоль восточного побережья Камчатки. Коч потерпел крушение и был разбит, и им уже невозможно было воспользоваться, а имущество погибло или разграблено коряками. Это и заставило «якутскую бабу» показать, что немногие уцелевшие русские «побежали в лодках с одною душою», то есть налегке, без припасов и снаряжения.

Последние спутники Алексеева, по-видимому, нашли прибежище где-то на западном побережье Камчаткию. Здесь еще долго сохранялись следы пребывания русских, относящиеся к середине XVII века. В 1697 году Владимир Атласов слышал рассказы местных жителей о том, что много лет тому назад в устье речки Никулы жили несколько русских. Развалины русской избы на этом месте сохранялись еще во времена Крашенинникова, писавшего: «Что касается построенных на р. Никуле зимовий, то и сами камчадалы подтверждают, что они построены русскими людьми». Таким образом судьбу Федота Алексеева и его спутников удается выяснить на основе достоверных источников. Последние из этих спутников закончили свою жизнь на Камчатке.

Сколько же выпало тяжких испытаний на долю этих людей, оторванных от соотечественников, потерявших свое снаряжение и последние припасы. Какую упорную борьбу за существование пришлось выдержать им, забывшим вкус ржаного хлеба, столкнувшимся с суровой природой восточной Камчатки, зимней стужей, голодом. Уходили из жизни один за другим товарищи Федота Алексеева, умирали, как и он, от цинги, гибли в схватках с диким зверем, не выдерживали лютых зимних морозов. Остался наконец последний, доживавший дни свои в тоске и одиночестве. Но вот умер и он.

А может быть, и не было вовсе оснований драматизировать их долю, хотя и не сладкую? Сдружились с мирными приветливыми камчадалами, поженились на камчадальских девках, приспособились к образу жизни своих новых родичей. Ходили с ними на промысел, стали разводить домашних оленей, вырядились в одежонку, пошитую из оленьего меха, и выжили. И не только выжили, а нарожали крепких и выносливых креолов. А умирали в глубокой старости, в кругу семьи, окруженные многочисленными чадами своими, детьми и внуками.

Так ли это было? К сожалению, мы не знаем, каков был конец горсточки отважных людей, заброшенных судьбою на Камчатку. Но отдадим должное их подвигу. Это бы пи первые русские, первооткрыватели, достигшие Камчатского полуострова и, вероятно, не подозревавшие о значении сделанного ими открытия.

13. НА АНАДЫРИ

В Северо-Восточной Азии лето коротко, и зима наступает рано. Уже в начале сентября бывают заморозки, а во второй половине месяца начинаются снегопады. Октябрь, по существу, уже зимний месяц. Реки скованы льдом. Дуют резкие холодные ветры. Тундра превращается в бескрайнее белое пространство, лишь изредка оживляемое оленьим стадом да дымками юрт.

Измотанные тяжелым плаванием, изголодавшиеся дежневцы вступили на голый заснеженный берег. Место было безлюдное — ни жилища, ни души вокруг. Всего лишь двадцать пять человек, считая Дежнева, из которых, вероятно, многие были больны цингой, — вот все, что осталось от некогда многолюдной экспедиции. За дорогу пообносились изрядно. Одежонка превратилась в рубища.

С двойственным чувством вступали дежневцы на незнакомый берег. С чувством успокоительной радости от того, что пришло долгожданное спасение, что осталось позади плавание по бушующему морю, чреватое погибелью. И с тревогой, что впереди еще долгие поиски обжитых мест, трудные и голодные.

Первым делом разожгли костер. Кто еще не растерял силенки, собирал выброшенный морским прибоем выкидник и обломки коча. Стали держать совет. Теперь Дежнев был бесспорным главой экспедиции. На нем и лежала вся ответственность за судьбу отряда. Он и сказал свое веское слово — идем на Анадырь-реку. Место крушения коча находилось значительно юж-

нее анадырского устья, где-то на Олюторском берегу, Дежнев принял решение, бросив разбитый коч уже не пригодный к плаванию, двигаться вдоль гористого берега по прибрежной кромке к Анадыри. Там, возможно посчастливится встретить местное население и с его помощью найти спасение от голода и болезней, отдохнуть и подкормиться в становище. Анадырь была конечной целью экспедиции, и от этой цели Дежнев не хотел отступать. С Анадырью были связаны планы поиска новых пушных промыслов и объясачивания новых племен

Знал ли или предугадывал Семен Иванович место нахождение устья Анадыри? Возможно, потерявший управление, поврежденный коч проходил по бушующему морю мимо выхода из Анадырского лимана, и интуиция подсказала Дежневу, что здесь должно находиться устье большой реки. Но попытка высадиться на берегу лимана не удалась, и корабль был выброшен значительно южнее. Независимо от такой вероятности опытному мореходу могло казаться логичным предположение, что вряд ли на таком значительном расстоянии от Большого Каменного носа до места гибели коча нет устья большой реки. Стало быть, надо идти на север и только на север.

С горечью прощались дежневцы с останками корабля, сослужившего свою добрую службу. Долго выдерживал коч бури и штормы, держался, как герой, до последних дней своих. Вечная память тебе, славный боевой товарищ. Кто-то из казаков прослезился даже. Оставили товары, снасти, многое другое, что не в силах были унести с собой. Взяли самое необходимое: лыжи, оружие с запасами пороха, кухонную утварь, теплые спальные принадлежности, жалкие остатки продовольственных припасов. Погрузили все это на нарты. Помолились Зосиме и Савватию, добрым покровителям поморов, и тронулись в путь.

Ох и труден путь по стылой каменистой кромке берега. Изодрали об острые камни, припорошенные снегом, обутки, ставшие ветхими опорками. А с моря дул пронизывающий ветер, иногда кружилась метель. Ночью спасались от ветра, сбившись в кучу у костра под отвесным обрывом скалы. После непродолжительного привала снова трогались в путь, волокли на себе груженые нарты, пробирались между нагромождениями валунов.

Долог был путь по безлюдному берегу. «И пошли мы всё в гору (то есть берегом, а не морем. — Л.Д.), сами пути не знаем, холодны и голодны, наги и босы. А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Онандыры реки ровно десять недель», — сообщал Семен Иванович в своей отписке И.П. Акинфову, составленной шесть лет спустя. Десять недель, почти два с половиной месяца — срок достаточный для преодоления большого расстояния, если даже предположить, что обессиленные, голодные люди, среди которых были цинготные больные, могли преодолевать в день не больше десятка километров.

Ближе к анадырскому устью побережье становилось низменным. Река впадала в лиман, глубоко вдававшийся в сушу и соединявшийся с морем узкой горловиной. И в устье Анадыри, которого достигли к середине декабря, не оказалось никаких признаков жизни. Река, лиман, Анадырский залив — все было сковано льдом. Голые безлесые окрестности тоже были безлюдны. Они давили своим унылым безмолвием, мертвой пустотой. Попытка наладить подледный лов рыбы не увенчалась успехом. Обессиленные походами люди не смогли выдолбить проруби в крепком льду. Не было заметно и какой-нибудь дичи. О злоключениях отряда Дежнев пишет в той же отписке: «И рыбы добыть не могли, лесу нет. И з голоду мы бедные врозн разбрелись».

Дальнейшие события развивались трагически. Двенадцать человек, почти половина отряда, отправились вверх по Анадыри в поисках стойбищ оленеводов, надеясь раздобыть у них пишу. Они шли по голой речной пойме, вероятно, до тех пор, пока хватило сил, и не встретив ни одного жилища, повернули обратно. «И ходили 20 ден, людей и аргишниц (оленьих обозов — Л.Д.). Дорог иноземных, не видели». Из дальнейшего текста дежневской отписки узнаем, что за три дневных перехода до лагеря, где находился Дежнев с другой воловиной отряда, обессиленные люди сделали привал и стали рыть в снегу яму для ночлега. Они были уже не в состоянии продолжать путь. Только промышленный Человек Фомка Семенов Пермяк стал убеждать товарищей собрать последние силы и идти к лагерю. Снеговая яма может стать для них местом гибели. Но Пермяк смог убедить только двоих, Сидорку Емельянова и Ивашку Зырянина последовать за ним. Провожая их, оставшиеся товарищи просили, чтобы прислали им «по-стеленко спальные и парки худые, чем бы нам напитатися и к стану добрести». Перед нами горькое свидетельство отчаянного положения дежневцев. Как видно, все съестные припасы были к тому времени съедены. Теперь в пищу шли кожаные ремни, старые парки, то есть изношенная верхняя одежда, голенища сапог и т. п. Оставленные за три перехода люди еще надеялись подкрепиться, отогреться и соединиться с отрядом.