Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И почему я должен поддержать ваши требования?
– Потому, что в случае чего… если обстоятельства поменяются, мы вас поддержим.
– О каких это переменах ты говоришь? – недовольно спросил Филипп.
– Что, если ваш брат перестанет быть королем?
Филипп пристально посмотрел на дерзкого сержанта:
– За такие речи я вполне мог бы отправить тебя на виселицу.
– Знаю, ваше высочество. Но вы этого не сделаете. Сказать почему? – Сержант поднял голову к тусклому голубому небу. – Солнце заходит.
Через мгновение сержант скрылся за деревьями.
Вернулся Шевалье. Теперь его лицо выражало детскую невинность. Он просто не хотел мешать разговору, потому и отошел.
– Что было нужно этому малому?
– Ты ведь знал, что он окажется здесь? – стискивая зубы, спросил Филипп. – И всю прогулку затеял с одной-единственной целью: привести меня на это место. В какую игру ты играешь?
– Я делаю то, что тебе не слишком удается.
– Это что же?
– Пекусь о твоем благе.
В соответствии с придворным этикетом двери обеденного зала открывались только с появлением короля. Придворным, пришедшим раньше, оставалось только терпеливо ждать прихода его величества. Беатриса нарядилась в платье кораллового цвета. Софи выбрала себе светло-зеленое. Однако Кольбер отозвал их в сторону вовсе не для того, чтобы сделать комплимент нарядам.
– Мадам де Клермон, – тихо сказал он, – в свое время вы говорили, что вам должны привезти из поместья ваши дворянские грамоты. С тех пор прошло много времени. Его вполне хватило бы, чтобы не один раз проделать путь пешком.
Беатриса заставила себя улыбнуться.
– А я как раз собиралась вам сказать, что они не сегодня завтра будут здесь.
– Рад слышать. И тем не менее должен вас предупредить: его величество объявил, что все, кто не сможет документально подтвердить свое дворянское происхождение, должны будут в течение месяца покинуть Версаль. Мне меньше всего хотелось бы, чтобы подобное случилось с вами и Софи.
– Господин Кольбер, я искренне тронута вашей заботой.
В общем гуле голосов ясно различался громкий, сердитый голос Лувуа. Он разговаривал с двумя престарелыми аристократами.
– Если бы мы наконец уехали отсюда и вернулись в Париж, не понадобились бы никакие строители. А так они – самая отвратительная головная боль, какая только бывает. Более того, совершенно бессмысленная и ненужная.
Забыв о Беатрисе, Кольбер поспешил к Лувуа и за руку оттащил его от собеседников.
– Следите за своим языком, когда находитесь в людных местах, – сказал главный контролер финансов. – Мы прекрасно знаем, как вы относитесь к замыслам его величества.
– Да неужели? – огрызнулся Лувуа.
– Порою приходится затыкать уши, чтобы не слышать вашей нескончаемой критики. Если вам не нравятся замыслы короля, было бы честнее сказать об этом ему, а не будоражить умы придворных. Вы дискредитируете королевскую власть, и я собираюсь говорить об этом с его величеством.
– Делайте, что вам угодно! – сказал Лувуа, вырывая свою руку.
– Его величество король! – послышался голос распорядителя трапез.
Обед в Версале всегда был своеобразным спектаклем. Однако сегодня этот спектакль был рассчитан главным образом на новоприбывших гостей. Людовик задался целью произвести на них неизгладимое впечатление и все продумал заранее. Были отобраны самые красивые и расторопные слуги. Придворным было велено почаще улыбаться и говорить любезности. Были выбраны самые изысканные блюда и редкие вина. Королевский стол стоял на возвышении. За ним, помимо Людовика, сидели Мария Терезия, мадам де Монтеспан, Генриетта, Филипп Орлеанский и Шевалье. Говорили о дворце, о чудесах здешней кухни и об особом очаровании вечера по сравнению с другим временем дня.
– Оказывается, в Версаль приехал твой друг Паскаль де Сен-Мартен, – сказал Людовик, поворачиваясь к брату. – Он внял твоим приглашениям?
Филипп взял с тарелки кусочек рокфора, понюхал, облизал.
– Это был его собственный выбор. И теперь выясняется, что ему негде спать.
– Мы непременно найдем ему место.
Сыр вернулся на тарелку.
– Твои строители недовольны. Позволь мне поговорить с ними, – предложил Филипп.
– Я не настроен беседовать за обедом о политике. И меньше всего – с тобой.
– Эти люди – мои бывшие солдаты. Они ходили со мной в атаку и беспрекословно выполняли мои приказы. Быть может, я сумею убедить их вернуться к работе.
Людовик отхлебнул вина из бокала.
– Завтра мы отправимся в лес на охоту.
– Ты игнорируешь мое предложение?
– Да. И я рад, что ты это заметил.
Дыхание Филиппа стало резким и прерывистым, как после быстрого бега.
– Мой дом находится всего в двух с половиной лье отсюда! Если я ничем не могу быть тебе полезен, если у тебя нет для меня никакой достойной должности, кроме должности младшего брата короля, зачем мне оставаться в Версале? Вернувшись в уют своего дома, я и там останусь твоим братом. А если тебе захочется меня увидеть, запусти фейерверк, и я примчусь.
– Я хочу, чтобы ты оставался здесь, – ответил Людовик. – Мое желание – само по себе весомая причина.
Король продолжил трапезу, вонзив нож в кусок оленины.
Мадам де Монтеспан, наблюдавшая за Генриеттой, не выдержала и коснулась ее руки:
– Дорогая, вы за это время не съели ни кусочка. Если отказываться от еды, то у вас не будет сил на другие радости жизни.
– Спасибо за ваше участие, Атенаис, но мне что-то не хочется есть, – устало улыбнулась Генриетта.
– Генриетта, я хорошо знаю эту вашу особенность. Нужно заставить себя съесть что-нибудь, иначе вы можете уменьшиться в размерах и исчезнуть.
Эти слова не заставили Генриетту взяться за еду. Она продолжала смотреть в тарелку.
Обеды в Версале нередко затягивались до самого вечера. Так было и сегодня. Придворные и гости весело болтали, флиртовали и перемигивались. Слышался смех и возгласы. Герцог Кассельский, надевший свой лучший камзол, несколько раз пытался примкнуть к разговорам придворных, но его подчеркнуто не замечали. Тогда он перебрался в дальний угол, где сидел с гордо поднятой головой. Герцог умел владеть собой, и потому недовольство и злость, бурлившие в нем, не прорывались наружу.
А за одним из столов в центре зала Беатриса с гордостью поглядывала на свою красавицу-дочь, отдавая при этом должное баранине и заварному крему. Софи удавалось насыщать не только желудок, но и глаза, которые жадно пожирали блеск и великолепие обеденного зала, а также наряды и драгоценности придворных дам. Ее взгляд остановился на Рогане. Тот, почувствовав, что на него смотрят, улыбнулся и кивнул. Софи, покраснев, отвернулась.
– Мама, помнишь, в детстве ты рассказывала мне разные истории из жизни знати? Ты называла их правдивыми, и я тебе верила. Но почему я должна тебе верить сейчас?
– Куколка моя, ты выбрала неподходящее время и место для подобных разговоров, – отчеканила Беатриса, не переставая улыбаться.
– Кто я на самом деле? – не унималась Софи. – Кто мы такие?
– Тише ты! – шикнула Беатриса, ущипнув под столом дочь. – Неужели ты хочешь все испортить?
– Я хочу знать крупицу правды о себе.
– Этой крупицы, дорогая, было бы достаточно, чтобы тебя повесили.
Софи посмотрела в сторону королевского стола.
– А Шевалье? Он действительно твой кузен или родство с ним – тоже твоя ложь?
– Шевалье верит лишь в то, что находится у него под носом. У него все измеряется выгодой. Пока ему выгодно, он останется нашим другом и сохранит наше положение при дворе… По крайней мере, так было до тех пор, пока король не потребовал подтверждения дворянских титулов.
– Если мы не сумеем его убедить, что тогда?
– Мы будем делать все возможное и невозможное, чтобы выжить.
Софи уткнулась в тарелку, на которой лежали ломтики груши, но слова матери отбили у нее аппетит. Она снова принялась блуждать глазами по залу и вдруг увидела, что герцог Кассельский пристально смотрит на нее. Как некогда, в замке герцога, Софи показалось, что ее вот-вот стошнит.
Вскоре к их столу подошел улыбающийся Фабьен Маршаль.
– Вы замечательно выглядите, – сказал он Беатрисе, приветствуя ее поклоном.
– Благодарю вас, господин Маршаль, – ответила она, кокетливо поправляя волосы. – Вы очень любезны.
Голос Беатрисы звучал весело и непринужденно. Она тоже умела владеть собой.
Версальский публичный дом находился на самой окраине городка. При всей внешней неказистости и даже убогости, заведение не могло пожаловаться на отсутствие посетителей. Посетителей влекли сюда не только телесные утехи, но и опиумная курильня. Она помещалась в самом конце, в темной комнате с низкими потолками, где пахло выпивкой, дымом, потом и похотью.
- Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах - Дзиро Осараги - Историческая проза
- Падение короля - Йоханнес Йенсен - Историческая проза
- Происхождение всех вещей - Элизабет Гилберт - Историческая проза