class="p1">Дарья Степановна притронулась к моей руке (к локтю — как поступала раньше Света Пимочкина).
— Саша, послушайте меня, — сказала она. — Я… знаю, как нам нужно поступить. Не спешите убивать этого человека. Я вас очень прошу! Нам нужно убрать его от дороги. И уйти отсюда самим. Чтобы нас не увидели прохожие. Саша, здесь вот-вот могут появиться люди. Или даже милиция. Им ведь могли позвонить. Наверняка кто-то слышал выстрелы.
Она указала рукой в темноту.
— Там есть пустырь, — сказала Кирова. — Нам нужно туда. У нас появится время.
Дарья Степановна передвинула на живот сумку. Сунула в неё руку — извлекла небольшой тёмный предмет, который яркой струёй света ударил в Валицкого, заставил того зажмуриться. Похожими фонариками пользовались Пашка и Слава, когда уходили на вечерние дежурства (называли его «Жучок»).
— Я знаю другой способ решить нашу проблему, — сказала женщина. — В моём варианте никто не умрёт. Саша, вы не станете убийцей. А этот человек понесёт заслуженное наказание. И мы сумеем выяснить: виновен ли он и в других преступлениях. Сейчас нет времени объяснять. Следует поторопиться.
Дарья Степановна вновь прикоснулась к моему локтю.
— Сашенька, я действительно знаю, что нужно делать, — сказала она. — Поверьте мне!
— Ладно.
Я не спускал глаз с Валицкого. Понимал, что лучшим вариантом сейчас было — направить дуло обреза на затылок Романа Георгиевича и нажать пальцем на хвост спускового крючка. Один выстрел. Потом выброшу будёновку и обрез, покончу с образом супергероя: совершать вылазки (в суконном шлеме со звездой и огнестрельным оружием в руках) для поимки преступников больше не планировал.
Но я медлил.
И понимал причину своего бездействия. Я не стрелял, потому что в голове вертелись слова Дарьи Степановны: «Будёновец спасает людей! Он их не убивает!» Я с упрямством глупца цеплялся за соломинку: надеялся обойтись без убийства (хотя сам себе давно доказал, что в этом случае такое невозможно). Дрожал от холода (свитер почти не защищал от дождя и не спасал от ветра). Смотрел на лицо Валицкого.
Подошёл к маньяку — ухватил того за воротник, попытался сдвинуть с места (Роман Георгиевич жалобно застонал). Моих силёнок не хватило, чтобы потащить маньяка на пустырь волоком.
— Саша, давайте помогу вам!
Вернул Кировой обрез.
— Подержите.
Жестом велел женщине не мешать. Перевернул стонущего Валицкого на спину. Фонарь осветил небольшую дыру в плаще — от пули (не напротив сердца — значительно выше). Двумя руками я перебросил тело стонущего маньяка через плечо, будто мешок картошки. Мужчина не сопротивлялся, лишь вздрагивал от боли. Струи дождевой воды скатились по болоньевому плащу, пронзили свитер, потекли по моей спине. Я выругался сквозь зубы (чтобы не услышала Дарья Степановна).
Присел и резко выпрямился — подбросил Романа Георгиевича: поправил положение его тела на своём плече (раненный вскрикнул). После месяца больничной жизни мои силёнки не восстановились. Я не сделал и шага с ношей, но уже тяжело дышал. Отметил, что мне повезло с маньяком: с тем же Горьковским душителем на плече я бы до пустыря не дошёл. Кирова посветила поверх кустов на забор. Луч фонаря скользнул вправо, добрался до ведущего на пустырь пролома в стене.
— Несите его туда, Саша, — сказала Дарья Степановна.
Она ринулась к пустырю впереди меня — подсвечивала фонарём дорогу. Роман Георгиевич не сопротивлялся, не брыкался и не кричал (не оправдывался, не жаловался, не ругался, не звал на помощь). Лишь постанывал, сообщая о том, что пока жив (в сердце я ему точно не попал — угодил значительно выше, в район ключицы). Я придерживал маньяка за ноги и мысленно ругал себя за мягкотелость и нерешительность. Понимал, что совершаю глупость. Но всё же последовал к пустырю вслед за чуть прихрамывавшей женщиной.
Луч фонаря заметался по пространству за забором. Он освещал неглубокие лужи, битый кирпич, кучи песка. Я прошёлся по пустырю до наступления темноты. Теперь хорошо представлял, что бродить там в потёмках — не лучшая идея: легко можно вывихнуть или сломать ногу, провалившись в ямку или наткнувшись на строительный мусор. Свет фонаря решал проблему безопасного передвижения. Но не делал мою ношу легче. Потому я не ушел далеко от дороги — занёс Валицкого на пустырь, прислонил его спиной к бетонному забору.
Кирова передала мне обрез и фонарь.
— Посветите мне, Саша, — сказала она. — Взгляну на его рану.
Валицкий оставался в сознании. Посматривал то на меня, то на Дарью Степановну. Молчал (из его прокушенной губы струилась кровь).
— Подождёт, — сказал я. — Подберите молоток. И зонт.
— Точно!
Кирова резво сорвалась с места — устремилась к дороге. Дождь заглушил шорохи её шагов.
Я посмотрел в глаза Валицкого.
— Попробуешь сбежать — пристрелю, — сказал я.
Направил на мужчину оружие. Спутывать маньяку ноги мне было лень. Да и нечем: верёвка осталась рядом с моим пальто — висела на ветвях кустов шиповника. Даже не думал посылать за ней Дашу. Вполне возможно… я хотел, чтобы маньяк решился на побег.
— Я не побегу, — сказал Роман Георгиевич (тихо — я едва расслышал его слова).
Он словно ответил на мои мысли.
— Нет смысла, — сказал Валицкий.
Дёрнул головой.
Его губы едва шевелились.
— В чём?
— Теперь ни в чём нет смысла, — заявил Роман Георгиевич. — Она всё равно узнает. Не простит.
— Кто узнает? — спросил я.
Валицкий шумно вздохнул, не ответил — прижал затылок к забору, прикрыл глаза.
— Кто и кого не простит?
— О чём вы говорите, Саша? — спросила Кирова.
Она бросила на землю молоток, поставила рядом с ним открытый зонт.
— Посветите, — попросила она, не дождавшись моего ответа.
Я наблюдал за тем, как женщина расстегнула на груди Валицкого плащ, пиджак, рубашку — оголила мужчине плечо. Заслонила от меня рану. Да я и не пытался рассмотреть отверстие от пули — следил за маньяком. Тот скрежетал зубами, стонал, но не сопротивлялся.
— Ничего страшного, — сказала Дарья Степановна. — Пуля прошла навылет, кость не задела. До моего возвращения кровью он не истечёт.
Она выпрямилась, повернулась ко мне.
— Мне нужно позвонить, Саша, — заявила она. — Так и так опоздаю сегодня на дежурство. Лучше сбегаю домой. Это недалеко отсюда — ближе, чем больница.
Она указала в направлении проспекта Гагарина.
— Там телефон.
Дарья Степановна прикоснулась к моей руке.
Луч фонаря сместился с вновь прикрытого одеждой плеча Валицкого — осветил потемневшую от влаги поверхность забора.
— Саша, присмотрите за этим человеком, — сказала Кирова. — И… я вас очень прошу: не убивайте его. Поверьте: мы привлечём его к ответственности. Обещаю! Он ответит за все свои преступления. Просто поверьте мне — так же, как я верю вам.
* *