143. ТРИЗНА
1
Нет, не отвага. Нет, не малодушье.Ну так какой тысячевольтный токУдарил в глухоту его подушек?Какой глоток огня, какой итог?Что в прожитом он наспех подытожил,Каким желаньем отдыха томим,Двух-трех часов до старости не дожил,Что он наделал сам с собой самим?
2
С глазу на глаз — иначе нельзя,Потому что мы были друзья.Что ж, простимся, товарищ, навеки!Густо ляжет на бледные векиНекрасивая, грубая тень.
Составляют врачи бюллетень.
… И встают из густого туманаЧерновые наброски романа,Недописанных писем куски,Да простор неоглядной тоски,Да любимая песня, в которойТолько жажда тоски и простора.И еще напоследок встаетТот красавец, что песню поет,Партизан, комиссар, краснодонец,С юных дней, с первых майских бессонниц,Вместе с партией большевиковВзявший на плечи бремя веков,—За туманом, за дымкою смутной,Синеглазый, седой, бесприютный.
3
Ты еще разобьешь этот ящик сосновый, Отряхнешь этот прах с твоих ног,Ты очнешься, начнешься сначала и снова Будешь голоден, чист, одинок.
Нет ни изданных книг, ни любовниц, ни славы, Ни жилья, ни кола, ни двора.Лишь бы молодость старостью не заросла бы, Не смолчала бы, не солгала.
Вот встает он, с тобою отчаянно схожий, На любое заданье готов,В гимнастерке и в брюках из чертовой кожи, Как в начале двадцатых годов.
Вся редакция — в кипах неправленых гранок, Дым табачный, бессонная мгла,А за ней — в грозовых облаках спозаранок Ни жилья, ни двора, ни кола.
А за ней и над ней — во всю ширь мирозданья Всё мгновенно, ничто не навек.Никогда не прощай, навсегда до свиданья, Милый друг, золотой человек!
1956
144. СНЫ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
Сны возвращаются из странствий.Их сила только в постоянстве.В том, что они уже нам снилисьИ с той поры не прояснились.
Из вечной ночи погребенныхВыходит юноша-ребенок,Нет, с той поры не стал он старше,Но, как тогда, устал на марше.
Пятнадцать лет не пять столетий.И кровь на воинском билетеЕще не выцвела, не стерта.Лишь обветшала гимнастерка.
Он не тревожится, не шутит,О наших действиях не судит,Не проявляет к нам участья,Не предъявляет прав на счастье.
Он только помнит, смутно помнитРасположенье наших комнат,И стол, и пыль на книжных полках,И вечер в длинных кривотолках.
Он замечает временамиСвое родство и сходство с нами.Свое сиротство он увидит,Когда на вольный воздух выйдет.
1956
145. ОТКРЫТОЕ ВРЕМЯ
Земля колыбели могил укачала,Покрылась травой и забыла о них.Ну что ж, перечту мою книгу сначала,Одну из несчитанных читаных книг.
Что было! Каких только не было песен,Каких только осеней, весен и зим!Их ворох отброшен, и ворот мне тесен,И мир окончательно неотразим!
Зеленый, и красный, и желтый, и синий,Как будто возникший в глазах дикаря,Корабль трехмачтовый в сырой парусинеИз памяти выкорчевал якоря.
За ним! За несбыточным! Но за семиждыОбещанным! Только вглядеться — и в путь!Былая удача, меня осенишь тыКогда бы то ни было, что там ни будь.
Пусть горе ударами медного гонгаУже окровавило сердце мое,Но дело художника — вечная гонка,Чеканка и ковка, резьба и литье.
И это есть голос грозы! ЛикованьеКремнистых дорог, океанов и гор!Там прадеды каменный век вековали.Там правнуков пламенный слышится хор.
Да будет! Да славится ныне и присноЧеканка и ковка, резьба и литье!Живою водой на могилы я прысну,Земля возвратит мне богатство свое.
Земля колыбели могил укачала.Смываются образы прожитых лет.Срываются все очертанья с причала.В открытое время выходит поэт.
1956
146. Я РАССКАЗАЛ
Я рассказал о жизни, как умел, —О всем, что знал, — о счастье, о несчастье,О мертвецах, что выкрашены в мел,Об их сердцах, разорванных на части.
Я рассказал о том, как человекРастет из глины, музыки и муки,Как по следам его далеких вехПроходят любознательные внуки.
О том, как каждой смерти сужденоСтать на земле строительной частицей.И это было творчество. ОноВ моих стихах уже не уместится.
И это было юностью. Смотри —Сперва она нас обступила немо,Но проступила быстро изнутриСонатой, бронзой, пляскою, поэмой.
И это было радостью. ПораПризнаться в том, что радости хватало.Мне часто снилась радость до утра.Кончался сон, когда она светала.
Чем это было? Жизнью. Только так!Рассказ о ней не выдуман. Он точен.Вы скажете, что автор был чудак?Вы, может быть, и правы, да не очень.
1956
Уроки истории
147. ОКТЯБРЬСКИЙ ВИХРЬ
Октябрьский вихорь спящих будитНа бурных митингах своих,Не шутит он, а грозно судитО всем, что было, есть и будет, —Октябрьский вихрь,Октябрьский вихрь.
Он в корабельной свищет снасти,Казнит последышей династий,Сулит купечеству ненастье,Банкротов губит биржевых,Скликает пригороды в городИ, распахнув свой потный ворот,С одною смертью насмерть споритИ оставляет жизнь в живых.
С ним подружились мы однажды,Когда на Кремль солдаты шли.Рты запеклись от жгучей жажды.Мы были голодны. Но каждыйМечтал о счастье всей земли.
О, тусклый отблеск туч свинцовыхНа ржавой жести крыш дворцовых,О, грязь в домах, о, страх жильцов ихПред благодушием солдат!О, как нам весело бывало,Когда рядам людского шквалаИстория передавалаСвой наспех писанный мандат!
Гнилым низинам нет пощадыСо стороны нагих крутизн.Пускай погибнет кров дощатый,Пускай бездомна и нища ты,—Ты навсегда прекрасна, Жизнь!
Твой выбор прям без оговорок.Твой взор навеки чист и зорок.Пройдет и двадцать лет и сорок,Немало будет горьких тризн.Сегодня будем слушать речи,Проветрим ум, расправим плечи,Но знаешь — ради первой встречиДай нам твое бессмертье, Жизнь!
<1957>
148. СТИХИ ПОД ЭПИГРАФОМ
Счастлив, кто посетил сей мирВ его минуты роковые —Его призвали всеблагиеКак собеседника на пир.
Тютчев
Пускай звучит в церквах последнихГлухой хорал, хвалебный гимн,А я богам не собеседник,Не сотрапезник всеблагим.
Я только трезвый виночерпийНа грозном пиршестве времен,Когда вино не на ущербе,А хлеб по чести поделен.
Я от лица солдат и граждан,Собравшихся вокруг стола,Свидетельствую: наша жаждаВсё мирозданье создала.
Вот-вот она сшивает тучи —И рвет по швам их наверху,Рассеивает дым летучийИ топчет косную труху.
Пока сверкает радость мираВ граненом нашем хрустале,Не сотворим себе кумираНи в небесах, ни на земле.
Мы сами делаем погоду,Сдвигаем горные хребтыИ никаким слепцам в угодуНе прячем нашей правоты.
Мы — трудовое поколенье.Мы вовремя явились в мир.Нам море было по колени,По щиколотку был Памир.
Белее белого каленьяВ победном пламени ума,Нам горе было по колени,По щиколотку — смерть сама.
1 марта 1945, <1958>
149. ПАМЯТИ ТЮТЧЕВА