«Если я засну, то уже никогда не проснусь», — подумала Танчо и ощутила каждой клеточкой своего тела — да, так и будет.
Будто посторонний голос шепнул ей это на ухо. С ней и раньше бывало подобное, только она не помнила, исполнялось ли то, что шептал голос. Отец верил подобным нашептываниям, и всегда вспоминал при этом бабку-колдунью. Обычно в таких случаях мать, чтобы не отстать от отца, вспоминала деда, который верил в потусторонние силы и вообще был «сильно с придурью». Кажется, это единственное, в чем они были полностью согласны, — что не так плохо знаться с чертовщиной. Кто знает, может быть, и Танчо — немного ведьма?
Танчо невольно приободрилась. Странная коробочка, найденная в стене Милославовой квартиры, все еще лежала в ее сумке. Может быть, выкинуть опасную находку в Неву — и тогда Фарн оставит Танчо в покое. Или не оставит? Коробку Фарн снова отыщет — в этом сомневаться не приходилось. Но кто ему со дна Невы ту коробку достанет? Сам-то он ее взять не может недаром ему понадобилась мертвая рука ЭРика.
— Ты слышала, что сказал Фарн? — спросила она Светку. — Будто бы один раз он уже пытался убить ЭРика…
— Вроде того, — буркнула в ответ Светка.
— Девичья фамилия моей матери Крутицкая. Получается, что мы с ЭРиком родственники, и наша семья причастная к какой-то важной тайне, — рассуждала вслух Танчо.
— Лучше бы к материальным ценностям, — процедила сквозь зубы Светка.
В небе над их головами глухо зарокотало, будто где-то вдали шла гроза. Танчо подняла голову. Небо было чистым. Абсолютно. Только блеклую голубизну рассекал синий росчерк — будто некто провел жирным фломастером по листу голубой почтовой бумаги.
«Монорельс», — сообразила Танчо и еще сильнее запрокинула голову, рискую вывернуть шею.
По синему монорельсу, стуча колесами и сверкая блеклыми на фоне солнечного неба огнями, мчался трамвай.
— Что ты там увидела? — спросила Светка, останавливаясь и тоже запрокидывая голову.
Прохожие останавливались, глядели сначала на них, потом, прикрываясь ладонями от света, пытались что-то разглядеть в небе и, ничего не обнаружив, пожимали плечами и спешили дальше. Трамвай исчез, скрывшись за крышами домов, но синяя полоса в небе осталась. Танчо, запрокинув голову, медленно пошла по улице, то и дело натыкаясь на прохожих.
— Эй, куда ты топаешь? — окликнула ее Светка.
— За трамваем иду.
— Да зачем он тебе? Ко мне домой на автобусе надо ехать.
Танчо не ответила. Она шла, как слепая, торопливо распихивая мешающих ей людей. Те почему-то не ругались — что было очень странно — и даже иногда загодя уступали дорогу. Помедлив, Светка побежала за ней. Синяя полоса, прочерченная по небу, вывела их на набережную. Теперь стало очевидно, что в небе над старым городом прочерчен огромный круг, как некий ореол святости. И центр этого круга где-то в районе Исаакия. Круг, парящий в небе, что-то напоминал. Но что?!
Господи, так ведь это ее проект! ЕЕ монорельс, по которому несется скоростной трамвай на магнитной подушке!
Танчо стояла, молитвенно стиснув руки, и смотрела на синее кольцо, парящее в небе. Что это? Откуда? Почему? Ни на один вопрос она не знала ответа. Но никогда она не чувствовала себя счастливее. Из глаз ее сами собой катились слезы. Остановившийся рядом старик поправил на макушке белую соломенную шляпу, вздохнул:
— Ну надо же, что придумали! — и зашагал дальше.
Это был первый из всех встречных, кто видел небесную дорогу. Вновь появился трамвай. Он мчался по монорельсу в обратную сторону, и это удивило Танчо: ведь кольцо только одно, и два встречных вагона непременно столкнутся. Но где-то над Васильевским островом трамвай растворился в бледной синеве, и тут же в обратном направлении по монорельсу полетел другой вагон — этакая старинная развалюха, похожая на ящик на колесах. Танчо побежала, расталкивая прохожих и пытаясь догнать трамвай. Теперь она видела, что монорельс состоит из двух кругов. Один нимбом повис над старым городом, второй петлей охватывал золотой шлем Исаакия. Обе окружности соединялись над синими куполами Троицкого собора.
— Хотела бы я знать, как садиться в этот транспорт, — пробормотала Танчо.
И показалось ей в ту минуту, что отделилась от трамвая серебристая человеческая фигурка. Огромные неподвижно раскинутые крылья удерживали ее от стремительного падения. Человек парил, медленно опускаясь вниз, и солнце сверкало серебром на его крыльях. Танчо не могла оторвать глаз от странного видения. Наконец летун скрылся за домами, и тогда Танчо усомнилась — видела ли она его в самом деле.
Светка тем временем тоже была вся в раздумьях: что, скажите, ей делать с этой дурехой? Поначалу она планировала затащить Танчо к себе домой и звякнуть Сержу. Теперь она склонялась к мысли вырвать сумку с чудесной коробкой и удрать. Видать, штука эта стоящая, раз Фарн, не задумываясь, замочил из-за нее столько народу! Грех упускать добычу.
Светка смерила Танчо оценивающим взглядом. Рост хоть и высок, да девка щуплая. И, уверенная в победе, Светка уцепилась за Танину сумку. Но даже рвануть ее на себя не успела: ладони обожгло, будто огнем. С визгом Светка отскочила.
— Что случилось? — повернулась к ней Танчо.
Светка в ужасе смотрела на свои руки: на каждой вспухло по огромному волдырю, будто Светка держала на ладонях по наполненному водой презервативу.
— Ведьма! — завыла Светка. — Что же ты наделала, стерва!
Танчо в недоумении протянула руку и хотела дотронуться до Светкиной ладони, все еще не понимая, что такое у нее на руке.
— Лапы убери! — Светка в ужасе отшатнулась. — Я тебе… тебе…
Она повернулась и, выставив вперед изувеченные ладони, побежала по набережной — неведомо куда, лишь бы подальше от этой сумасшедшей девчонки, от ее проклятой сумочки и дурацкой коробки. Пусть Фарн сам с нею разбирается, пусть раздавит ее, как муху, за то, что она со Светкиными руками учудила.
Господи, как же больно! Будто на каждой ладони по раскаленному утюгу! Люди добрые, помогите, поглядите только, что проклятые богатеи делают с бедным людом! Живьем сжигают!
Глава 2
ЭРик медленно поднимался по лестнице. Дверь наверху, в квартиру, была открыта, полоса красноватого дрожащего света падала на стену.
— Послушайте, Матвей, лучше через черный ход, — говорил взволнованный мужской голос.
— Да уж конечно, через черный, — отвечал второй голос, тоже мужской, низкий, рокочущий.
«У покойного Кошелька был точь-в-точь такой бас», — подумал ЭРик.
— Без нужды не рискуйте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});