Читать интересную книгу Конец января в Карфагене - Георгий Осипов

— А это фир… они фирменные? — тихо спросил молодой человек.

И тут Глафира пошел на риск ради хохмы:

— Да… делает… одна фирма, — вымолвил он, не спеша, оставляя возможность обратить все в шутку, и подмигнул мне в конце фразы, почти как Сичкин.

Однако клиенту было уже все равно, чье это производство.

«Берёт» — шумела окрепшая листва, шевелимая теми же ветрами, что занесли когда-то враждебные природе здешних мест, формы жизни — мою и Глафирину.

Появилась «Правда» (неужели выписывают?). Двусмысленные заголовки газетных статей благоразумно прикрыли собой пористые лики западных идолов. Больше от пыли, чем от изумленных глаз тех прохожих, кому понятнее «Три богатыря» или Есенин с трубочкой во рту, похожий на безусого Сталина.

Молодой человек расплатился, кажется, он вынул деньги из записной книжки, и мы оставили квартиру одного из лучших в этом городе бас-гитаристов.

Особенно хорошо Глафире удаются простые ответы на бестолковые заявления со знаком вопроса. Сам слышал пару раз. «Вовик, а кто самая старая группа в мире, «Роллинг Стоунз»? — «Да, самая старая… и самая хуевая группа в мире «Роллинг Стоунз». Глафира мотает ленту, что-то ищет, хочет мне показать. Нажимает «воспр.», хуяк — а там «Йес-тэ-дэй». Резко мотает дальше, перехватив удивленный взгляд Зайцева: «Надоели Битлы. Возразить-то нечего, кроме пошленьких штампов, про «гениальных мелодистов».

Или вот еще: «Коган обосрал Джонни Винтера». — «Высокий ценитель?» — тут же переспросил Графира со скупой иронией. Ничего лишнего. Приятно вспомнить, если есть что. Как сказал бы Сермяга: тут такое выплывает временами, блядь-нахуй-блядь. Савчук, пьяненький барабанщик рассматривает у окна обложку The Who. Осмотрел спереди, потом — сзади. Подносит ближе к глазам: «Бухают?» Глафира: «Бухают. А потом идут… в степь… сцать».

Папа Когана не хотел, чтобы его сын записывал у Глафиры музыку за бабки. В конце концов между ними произошел неприятный телефонный разговор. «И шо ты ему сказал?» — «Сказал, на улице встречу — голову оторву, папа… сука». Сермяга был в восторге от этих интригующих пауз в Глафириных высказываниях. И действительно, в этих, казалось бы, не предназначенных широкой огласке образцах местечкового юмора было что-то, чему суждено пережить куда более весомые символы и приметы той эпохи. «Папа… сука». Это — токарю девятого разряда, чей огромный фотопортрет висит на доске почета, так что видно даже из трамвая…

Но мой любимый эпизод относится к тому дню, когда Глафира привел ко мне покойного Джона. С улицы вдруг начали раздаваться, делаясь все быстрее, раскаты мотоциклетного стрекота. Прожужжав под окнами, машина унеслась куда-то в сторону Азизяна. Глафира высунулся из окна, поглядел ей вслед, обернулся и невозмутимо сообщил: «Джими поехал».

Как это бывает, с вещами, которые носишь в себе, и не знаешь, кому их рассказывать, кому это может быть интересно, память сохранила и ответную реплику Джона. Он без усилий вымолвил фразу, смысл которой сводился к тому, что «все чортики сидят в коробках…»

А этот The Who, как «Севастопольский вальс», по-моему, тоже должны «помнить все моряки». Такое запоминается с первого взгляда — в отличие от туристических маршрутов с дрянной тушенкой и запахами тайги. Сверху как будто бы закат, по кромке карьера. В сыпучую почву врыта бетонная плита. На ней три мокрых пятна. The Whoзастегивают штаны, и написано «кто следующий» — по-английски, но без вопросительного знака. Музыка очень хорошая, несмотря на зловещий оттенок. Сколько ни слушаешь, каждый раз открывается что-то новое из того, на что не обратил внимания в прошлый раз, а они успели этот фрагмент вовремя придумать и вставить, закрепить в нужном месте. Плюс его еще надо было сыграть. Изобразить голосом.

Мне не хотелось бы здесь описывать, тем более я все равно не знаю, как в точности это делается. Короче, что для этого надо? Бумагу наклеивают изображением к стеклу, по-моему. Только и у Глафиры, при всем его немногословном цинизме, была своя святыня. И ее производством тоже занималась «одна фирма», точнее Василий Остапенко, офицер запаса по кличке Картавый, как позднее выяснилось. Стоунз заложил. Стоунз прекрасно передразнивает любой дефект речи, в том числе и Васин: «Стагхик…»

Святыня представляла собой голову Поля Маккартни с поджатыми губами и мерзким подбородком на фоне цвета кровяной колбасы. Я встречал Васю под ручку с бабой в очках, причем вблизи от двух наших вузов. У Маккартни, каким его изобразил Остапенко (сам похожий на Брайена Эпштейна, между прочим), была слащавая, хуже, чем в жизни, рожица древнеримского педераста или учительницы, которую поздравляют с 8 Марта. «Дорогая Эльвира Семенна» и прочее. Но в любом случае, это не бумага, а стекло. Одно из престижных витражных дел, за какие в Киеве дают премии тем, кто занимается этим всю жизнь. Возможно, из этих соображений родители позволили Глафире подвесить стеклянный квадрат над магнитофоном, с чьей помощью он обманывает дюжину простаков. Я тут согласен с Шульцем — это глухие шестьдесят рублей в неделю.

Простаки, случается, прозревают, и тогда от них бывает сложно избавиться. Болван, раскусивший подделку — что может быть неприятнее, особенно, если он успел внушить себе, что ему необходимы подлинники, которых у вас, разумеется, нет и не было. Возможно, в моменты домашних скандалов стеклянный лик грозились разбить. Возможно, Глафира принял эту халтуру от Картавого, просто чтобы не портить с ним отношения. Маккартни слушают ограниченные скряги, если и способные тратить деньги, то совсем на другие вещи. Чтобы было понятнее — речь идет о тех скрягах, кого здесь называют «жлобами». Приятно иногда задуматься, если тебя не опровергают.

В моих рассказах только и делают, что выпивают, слушают, как правило, не ту музыку, пытаются пересказывать старые фильмы, за кем-то подсматривают без азарта и пытаются друг друга обмануть ради малюточной выгоды. Возникает вопрос: когда же эти люди по-настоящему работают, любят, молятся, воспитывают детей? Для кого возведены эти соборы, заводские корпуса, магазины «интим»? Неужели цистерна катится из пункта А в пункт Б только для того, чтобы в нее свалился какой-то «Джон»? А синагога, с которой связаны надежды на духовное возрождение стольких людей, стоит на своем месте, только чтобы мимо неё проскакало прыжками к Дому Водников какое-то неправдоподобное существо? Где те, кого не устраивает придуманный автором глумливый калейдоскоп, спящие красавицы-красавцы, пробудившиеся для полноценной жизни, где они?!

Я откуда знаю?! Спросите в Киеве. Если вам это интересно. Между прочим, одних интересует одно, других — принципиально другое. Я пишу для тех, кого вообще ничего не волнует, кроме того, что давно известно. Иногда, согласитесь, хочется обновить привычные впечатления. Но некоторые вещи обновлению не подлежат.

Секс давно и окончательно перестал быть частью личной жизни, куда интересно было заглянуть и хрюкнуть. Теперь это форма общественной нагрузки. Как спорт или труд. Ни радости, ни здоровья, ни денег. Пошлая производственная тема. Раньше говорили — хули там смотреть, как люди работают? Мечта тех, кто рвется в город из бесперспективных сел. На погибель себе и городу. Есть Кишинев (для кого-то он столица), но есть еще и Бухарест. Это тоже надо понимать.

Ближе к осени Глафира смотался в красноярскую филармонию, на заработки, и чтоб подальше от военкомата. Правильно. Человек, начинающий жизнь с того, что жертвует два года молодости усатым мерзавцам в карнавальных мундирах — это законченный мазохист, разлагающий своим поведением всех остальных ребят. Мало того, что здесь защищать нечего и некого, сюда еще и нападать некому и незачем, Глафира временно покинул наш город, а честный Шульц… Труженику Шульцу оставалось по этому поводу только невнятно хохмить.

Особой распродажи по случаю Глафириного отъезда тоже не состоялось, кстати. Но мне он кое-что оставил, успел забежать. В минуты особого равнодушия к современности, я много раз с тоской вспоминал эту папочку с листами, какое-то интервью со «Слейд», которое так и не успел прочитать. Позарился на пятерик, не на чирик даже. Я люблю внимательно изучать несильно содержательные тексты. Вдруг оттуда вылезет… что-то. Чего раньше не замечал. А оно, незамеченное, за тобою следило. Утерянные картинки — это как чувиха, которой нет рядом, чтобы укусить за плечо. Остается только щелкать зубами пустой воздух.

Глафира вернулся с гастролей и сразу напомнил про должок. Полушутя — но дал понять, что не забыл. Мы легко договорились. Теперь я ему записывал музыку, которой он, честно признаться, не знал. Гастролируя по Северу, он успел отрастить приличные волосы. Но любимый его «Гранд Фанк» успел превратитьсяв тягостную самопародию, с трудом воспринимаемую даже самыми твердолобыми поклонниками. Как только в группе появился клавишник-кретин, она зазвучала иначе. И это, не считая первых седых волос, тоже напоминало, что жизнь не стоит на месте ни в США, ни в СССР, но и меняется она далеко не всегда в лучшую сторону. Папа… сука. Молодость отходит в прошлое, и с нею пятятся туда, где видно лишь то, о чем еще помнишь, и клиенты, и кумиры…