Родька, пытаясь вытереть о своё плечо кровь и слёзы, текущие по щекам.
– Теша это Стеша или кто – то другой? – спросил Степан, распутывая верёвку, которой он был привязан.
– Да. – покивал Родька.
– Ладно, разберёмся. А ты не знаешь, куда делись остальные?
– Остальные… – равнодушно повторил Родька, ещё не пришедший в себя после пережитого шока.
– Да, остальные. Здесь были женщины, Софья Николаевна и ваши соседки. Ты их не видел?
– Были? Софья Николаевна были? – услышав знакомое имя, он заметно оживился.
– Да, были и пропали. Куда они могли деться?
В ответ Родька покачал головой и попросил:
– Теша. Пойдём Теша.
– Думаю, он никого не видел. Скорее всего, их держали в разных местах. – сказал Михаил, вынимая из кармана сотовый телефон, – Блин, связи нет. Веди его к Стеше, а я попробую залезть на дерево и дозвониться в отдел, чтобы прислали опергруппу.
Увидев Стешу, лежавшую на земле, Родька бросился вперёд, и, упав перед нею на колени, стал гладить по лицу, приговаривая.
– Теша, живая… Теша, где больно?
– Всё хорошо, – ответила Стеша, держась за горло и кашляя, – Родечка, всё хорошо.Ты весь в крови…Тебя кто – то бил?
– Бил. Братка бил… – Родька снова заплакал при мысли, что неожиданно нашедшийся брат так же неожиданно потерян.
Брат нашел его вчерашним утром в саду, где он обычно занимался музыкой. Увлечённый игрой, Родька не заметил, откуда он появился. Услышав слова – «Здравствуй, брат! Наконец – то я тебя нашел!» – он поверил ему сразу, даже не подумав спросить, откуда он явился и как его нашел. Поверил даже не из – за того, что брат был очень на него похож, а потому, что ещё не знал, что, кроме любви и доброты, на свете существует ложь, зависть, жадность, ненависть и ещё великое множество разных вещей, с которыми ему придется столкнуться, живя среди людей. .
Брат попросил его поиграть. Родька играл так, как не играл ни разу в жизни. Ему очень хотелось, чтобы брат оценил его успехи и похвалил за старание, как делали все, кто его слушал. А тот всё время поглядывал в сторону дома, словно кого – то ждал. Услышав свист, он рассказал в двух словах, что был украден цыганами, когда был совсем маленьким и очень хочет увидеть место, где похоронена их мать.
О существовании цыган Родька знал с раннего детства. Матушка запрещала ему уходить далеко в лес, боясь, что он заблудится, и стращала его не волками и медведями, которыми обычно пугают других детей, а цыганами. Пугать ребенка зверьём, среди которого он вырос, было бессмысленно, а в цыган он поверил.
Переполненный счастьем, Родька сразу же согласился с просьбой брата. В лес ему хотелось уже давно. Несмотря на нынешние условия жизни, не шедшие ни в какое сравнение с теми, в которых он жил до этого, его до слёз тянуло туда, к могиле матери, в их тёмную покосившуюся сторожку, к закопчённому очагу потому, что там была его маленькая родина. Ещё он скучал по оставленной им Машке, которая выросла в его постели, и, наверное, тоже по нему тоскует.
Охваченный радостью, он не замечал угрюмой настороженности брата, его тревожных оглядок, и суетливой торопливости, с которой его тащили к машине он и приехавшие за ними друзья. И он поехал с ними, забыв, что и Стеша, и Софья Николаевна постоянно ему твердили, чтобы он никуда не уходил один, без предупреждения.
Придя к развалинам, брат сразу же изменился. Он забыл о том, зачем сюда пришел и потребовал показать им место, где спрятан клад. Родька повёл его к могиле матери, думая, что он обрадуется. За это его избили и стали требовать, чтобы он показал где спрятаны цацки. Когда он ответил, что не понимает, чего от него хотят, стали ругаться, чем окончательно ввели его в ступор. Они до темноты таскали его по развалинам, требуя показать то цацки, то клад, то золото. Знай он, что это такое и где оно лежит, отдал бы брату всё не задумываясь, лишь бы он стал хоть чуточку к нему добрее.
Ночевали они в сторожке. Трое друзей спали на топчанах. Родька коротал ночь на полу, привязанный к столбу, подпиравшему потолок, и размышлял о том, что он делает не так. Даже после всего, что с ним произошло, он не испытывал обиды. Волчата, выраставшие на его глазах, тоже иногда дрались, но всё равно продолжали оставаться одной семьёй, стаей. И Родька тоже думал, раз родной брат поднял на него руку, значит, так было нужно, значит он действительно в чём – то виноват.
Наутро всё началось сначала. Его снова мучили, таская на верёвке по развалинам, заглядывали во все закоулки, зачем – то копали и били. Били больно, жестоко до тех пор, пока один из них вдруг не воскликнул:
– Атас, сюда кто – то идет! Длинный, тащи придурка в лес, а мы с Синицей пока побудем тут. Да заткни ему рот, чтоб не заорал.
Родька шел за Длинным, постоянно оглядываясь. Он очень беспокоился за брата, который не подозревал, что где – то рядом бродит волчья стая, которая представляет собой смертельную опасность. Если бы его рот не был заткнут грязной тряпкой, он рассказал бы Длинному об этой опасности, спасти от которой может только он.
Оглянувшись в очередной раз, он вдруг увидел Стешу, выходившую из – за угла. Родька обрадовался и резко остановился, подумав, что сейчас она придёт и во всём разберётся, объяснит братке то, чего не смог объяснить он, и всё будет хорошо. Но она исчезла так же внезапно, как и появилась, словно кто – то силой втащил её вовнутрь развалин. Длинный попытался тянуть его за собой, а он рвался обратно. Никакая сила не могла бы сдвинуть его с места, когда дело касалось Стеши. Поняв, что одному ему с этим крепышом не справиться, Длинный сбил его с ног и накрепко привязал к сосне.
Через некоторое время брат и его друг наконец – то явились и сказали, что надо уходить через болота, подальше в лес. И Родька впервые ослушался, стал упираться, и трясти головой, надеясь, что тряпка выскочит из его рта и он расскажет, что где – то там Стеша, за которой надо вернуться и взять её с собой. За это его снова стали бить. Он и теперь простил бы брата, к которому уже успел прирасти всем сердцем, и всё бы забыл, если бы не одна фраза, полная презрения и ненависти: – «Ты чё, придурок, и в самом деле поверил, что ты мне родной брат? Да я бы повесился, имея такого родственника, как ты». Она ранила