В предлагаемой читателю подборке совсем новые переводы, не успевшие войти в эту книгу.
Как следует обращаться к облакам
Унылые схоласты в светлых ризах,
Смиренны ваши бренные собранья,
А речи воскрешают блеск витийства
Старинного и проницают в души
Восторженною музыкой беззвучной.
Мыслителям подобны и пророкам
Вы, облака, клубящиеся важно,
И ваши благовременные гимны
В таинственном круговращенье года
К нам снова возвращаются. Согласно
Звучат напевы чуткие, сливаясь
В гармонии, не умершей доселе, —
Пока в своем кочевье одиноком
Плывете вы, и что-то в вас мерцает,
Помимо лунно-солнечного света.
Мальвы на дремлющих берегах
Признаюсь вам, Фернандо, в этот день
Мой праздный ум блуждал, как мотылек
Средь мальв, цветущих за каймой песка;
И никакие шумы волн, плескавших
В облепленные водорослями камни
У берега, в мой не входили слух.
Но вдруг тот монструозный мотылек
Со сложенными крыльями, дремавший
На фоне заленившегося моря,
Чуть внемля сонной болтовне воды
Лазорево-пурпурной, — встрепенулся
И устремился к красному цветку,
Осыпанному желтою пыльцой,
Как яркий флаг над маленьким кафе, —
И там порхал весь этот глупый день.
О небе как воздушной могиле
Что знаете вы, мудрецы, о людях,
Блуждающих в ночной могиле неба,
Безмолвных духах нашей древней драмы?
Ужели факелами освещают
Они свой путь в холодной мгле, надеясь
Найти то, что они так тщетно ищут?
Иль похоронный дым, что ежеденно
Столпом восходит в небу, указуя
Священный путь в ничто, лишь предвещает
Ту бесконечную, как бездна, ночь,
Когда блужданья духов прекратятся
И отсветы их факелов погаснут?
Окликните комедиантов грустных,
Пускай они с той дальней высоты,
Из льдистого Элизия, ответят.
Дворец младенцев
Неверующий шел дорогой ночи
Близ кованых ворот, где серафим
Блестел в разбрызганных лучах луны.
Лимонный свет играл на шпилях башен,
Пятнал молчащие громады стен.
Он шел и что-то про себя бубнил.
Прохожий в лунном свете шел один,
Но смутных окон ряд его смущал,
Мешая строю одиноких дум.
Там, в комнате, мерцал неяркий свет,
Вступали дети в освещенный круг,
Питомцы ночи и пернатых снов.
Но в темных, одиноких снах его
Кружились только стаи черных птиц,
Крича над ним, стеная и крича.
Прохожий в лунном свете шел один,
Неверье на душе лежало льдом.
Он глубже сдвинул шляпу на глаза.
Сонатина для Ганса Христиана
Если утка, которой
Вы крошите булочку вашу
В летнем пруду,
Показалась вам дочкой мамаши,
Отказавшейся от уродки
Легко и небрежно,
Или приемышем новой, бездетной
И любящей нежно, —
Что сказать о голубке, дрозде,
Или певчей какой-нибудь птахе,
Или этих деревьях,
Застигнутых ночью, лепечущих в страхе?
Или о ночи самой,
Зажигающей звезды несмелой рукою?
Знаешь ли, Ганс Христиан,
Эту ночь, что стоит пред тобою?
Двое в сиреневом сумраке
Лучше стража гостиницы расцеловать мне в усы,
Чем томиться касаньем этой вялой,
Влажной руки.
Молви в ухо мне голосом звездного неба и мглы,
Пусть слова будут смутны, как ночь,
И признанья темны.
Говори так, будто не я сейчас слышу тебя,
А сам непрестанно в мыслях с тобой говорю,
Подбирая слова, –
Как луна подбирает всплески и шорохи волн,
Чтобы из глухих и невнятных шипящих сложить
Серенаду любви.
Прошепчи мне по-детски, что совы уснули уже
И моргают во сне, если вдруг за Ки-Уэстом
Скатится звезда.
Прошепчи мне, что пальмы не тонут в густой синеве,
Но виднеются смутно, – что ночь наступила
И светит луна.
Объяснение луны
Луна — мать пафоса и состраданья.
Когда усталым вечером ноябрьским
Она скользит своим лучом по веткам,
Едва касаясь неподвижных веток,
Когда распятый бледный Иисус
Нам предстает так близко — и Мария,
Чуть тронутая инеем, таится
В пещерке из увядших палых листьев,
Когда меж туч сиянье золотое
На миг дарит иллюзию тепла
И сладостные сны приносит спящим, —
Луна — мать пафоса и состраданья.
Имя Русь
Рустам Рахматуллин (род. 1966) — эссеист, москвовед. “Новый мир” публиковал его опыты “метафизического градоведения” из книги “Две Москвы”, в 2008 году удостоенной премии “Большая книга”.
Ничего не сделав для преодоления политического распада 1991 года, мы закономерно столкнулись с опасностью военного разлада между частями былой страны. Украинский вопрос остается главным вопросом русской геополитики.
У нас есть чувство Украины. Но между чувствами и политическими решениями лежит дистанция мысли, которая не пройдена. За семнадцать лет, истекших после Беловежских соглашений, мы не поставили украинский вопрос в современной русской мысли, не говоря уже о том, чтобы ответить на него.
Консерватизм имперский и национальный
Консервативные 2000-е годы как будто располагают к постановке украинского вопроса. Но есть консерватизм имперский — и консерватизм национального государства. Годы предыдущего президентства, или, шире, девять лет от югославской войны до грузинской, были годами национально-государственного, а не имперского консерватизма. Предполагалось, что утраченное пространство империи само откликнется на импульс внутреннего сосредоточения Великороссии (Российской Федерации) и на привлекательные следствия этого процесса. Увы, который раз мы видим, что сосредоточение не заменяет работы во внешнем пространстве. Что для соседей действие нашей внутренней работы перевешивается имперскими, внешними действиями Запада.
Имя: Русь
Прежде всего, у нас как будто нет слов для описания ситуации. Даже первого, главного слова. Создается впечатление, что в идейном арсенале сторонников российско-украинского единства, живущих по обе стороны новейшей границы, нет ничего, кроме заклинания о братьях-славянах. Но это разрушительное, а не созидательное заклинание: выросшие братья обычно живут раздельно. Между тем первое и созидающее слово существует. Это слово — Русь.
Когда-то Русь была меньше России. Русь, как земля владетельных князей, кончалась в Муроме, Ельце и Курске, а Россия, земля царей, шагнула дальше. Но сегодня Русь больше России, поскольку часть Руси осталась вне России. Прежде общее, имя Россия стало именем части, синонимом Великороссии, а нового общего имени как будто не стало. Однако оно, повторим, есть: Русь. Это знает Церковь, глава которой носит титул Патриарха всея Руси. Вся Русь патриаршего титула — это сумма России, Украины и Белоруссии.
Белоруссия, или Беларусь, сохранила корень “Русь” в своем имени. Этот общий корень — первое, что заставляет Россию и Белоруссию держаться друг друга. Когда Россия и Белоруссия ищут и не находят имя и формулу своего союза, они ищут рукавицы за поясом. Имя союза — Русь. Формулой союза должно быть не вхождение Белоруссии в состав России, а вхождение России и Белоруссии в состав Руси. Это имя, и только оно, никого не обидит.