— Что?
— Да, отец, — подтвердила Анастасия, — мне не нужно ваше согласие, я люблю Ричарда. И если вы воспротивитесь, мы обвенчаемся тайно!
— Вот как? — в приступе гнева взревел Александр Юрьевич. — Немедленно иди в свою комнату! А вы, маркиз, убирайтесь вон!
В кабинете застыла звенящая тишина. Прошло две секунды, никто не проронил ни слова. Затем Ричард поклонился и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Анастасия вышла через другую дверь и громко хлопнула ею.
Князь остался наедине с собственной яростью, в порыве которой сел за стол и написал короткое письмо герцогу Глостеру:
«Sir,
If you don’t make your son return back to England I shall arrest him. It will be a wonderful pageant: an English Lord in the Siberian prison.
Your enemy,
prince A.Y. Demidov».[79]
Александр Юрьевич знал, чем может закончиться опасная игра с сыном герцога Глостера. Но позволить обесчестить свою дочь князь не мог.
Этому необходимо положить конец.
Глава 18
Приглашение на бал
Нужна действительно хорошая женщина для действительно глупого поступка.
Оскар Уайльд
Неделя прошла с тех пор, как Анастасия в последний раз виделась с Ричардом. Было 17 декабря. В этот день ей исполнялось семнадцать лет.
Но что бы ни подарили ей отец, гувернантка, тетя, дядя, бабушка и все остальные — никто не мог дать ей того единственного, чего она теперь действительно хотела, чего она желала всею трепетною своею душою. Никто не мог подарить ей счастье вместе с любимым, с Ричардом. Никто, даже madame Lepic, не поддерживал ее решения бежать и обвенчаться с ним тайно. Отец, услышав о таковом намерении дочери, немедленно посадил ее под замок, и если бы он не сделал этого и не принял все меры для охраны Анастасии от собственного безрассудства, то она уже была бы маркизой Редсворд и уже направлялась бы в сторону Туманного Альбиона.
Но по воле князя Демидова Анастасия безвылазно находилась дома и проводила дни за чтением романов сэра Уолтера Скотта, которое периодически прерывалось безутешными рыданиями, и общением с кузиной Марией, которая теперь каждый день навещала ее.
Так и сегодня Мария приехала в дом Демидовых в три часа пополудни, как и всегда. Она долго успокаивала кузину в ее безутешном горе, выслушивала ее упреки, говорила ей слова утешения, которые она одна могла подобрать, и, когда наконец Анастасии стало проще, сказала:
— Ma cherè, je veux faire quelque chose pour tu.[80]
— В таком случае я хочу, чтобы ты помогла мне увидеться с Ричардом, — по-русски произнесла Анастасия. После этой сцены в кабинете отца она перестала изъясняться на французском и считала это глупым, бессмысленным фарсом.
Мария это поняла и отвечала ей по-русски:
— Но ты же знаешь, что дядя…
— Marie, но сегодня же бал-маскарад! Все будут в масках, его никто не узнает!
— Но у него нет приглашения!
— Я сама подписываю приглашения на свой день рождения, — напомнила Анастасия. — Сейчас ты поедешь к Суздальским и вручишь приглашение Ричарду.
— Да, но… — Мария вспомнила о Петре Андреевиче. Она каждый день о нем вспоминала. — Но князь наверняка сам будет встречать гостей.
— Но не сможет же он весь вечер только и делать, что их встречать. Тем более это мой праздник. Полонез открывает бал в девять часов. Пускай он приедет в одиннадцать, когда гостей будет слишком много, чтобы отец смог заметить появление Ричарда.
Как ей ни претил этот план, Мария не могла отказать сестре в этой невинной просьбе. Анастасия любила, и любовь ее была взаимна. Мария всегда мечтала об этом, но увы… ее любовь была безответна. И потому как могла она отказать, ведь это означало совершить преступление против Любви.
Она немедленно вышла из дома, села в карету и приказала кучеру:
— На Конногвардейский бульвар.
— Куда именно, барышня?
— В дом Андрея Петровича Суздальского, — сказала Мария. С тех пор как Петр Андреевич сказал, что он не любит ее, она впервые произнесла эту фамилию. Княжна почувствовала, как к горлу подступил ком, однако сдержала себя.
Карета подъехала к крыльцу.
Мария поднялась на одну ступень и остановилась. Неужели сейчас она перешагнет порог этого загадочного дома, дома, в котором она так давно не бывала, дома, который, она когда-то была уверена, станет однажды ее собственным домом, дома, в котором жил Петр Андреевич Суздальский?
«Однако теперь не время думать о своих чувствах», — сказала себе Мария. Она взяла себя в руки, поднялась на крыльцо и постучала в дверь молотком. Ей тут же открыл дворецкий Валентин, все тот же Валентин, которого она помнила в детстве. Он почти совсем не изменился, разве что появились морщины да выцвели несколько волосков на бровях.
— Сударыня, — приветствовал ее дворецкий.
— Доложи Петру Андреевичу, что к нему приехала княжна Ланевская.
— Мария Михайловна! — воскликнул Валентин, признав в молодой стройной красивой девушке веселую девочку, когда-то игравшую в этом доме в прятки. — Петр Андреевич с его сиятельством Андреем Петровичем в библиотеке.
И он повел Марию по просторным и мрачным коридорам, которые вели к храму старого князя — его заветной библиотеке. Валентин постучал, затем степенно вошел и доложил:
— Ваше сиятельство, княжна Мария Михайловна Ланевская к князю Петру Андреевичу.
Мария застыла на пороге. Все это время она каждый день думала о Петре Андреевиче, мечтала о встрече с ним, представляла, как увидит его и бросится в жаркие его объятия. И вот теперь, когда она была всего в шаге от того, чтобы увидеть человека, которого она любила всю свою жизнь, она не могла найти в себе силы сделать этот последний шаг.
«Как же это можно, — думала она, — чтобы я, после того как он отверг меня, сама, без приглашения пришла к нему в дом?»
Мария вспомнила, зачем она пришла, и ей стало стыдно за то, что она думала о себе, а не о своей кузине Анастасии. Княжна взяла себя в руки и медленно, грациозно вплыла в библиотеку.
Отец и сын играли в шахматы. Старый князь сидел к ней лицом, а Петр Андреевич встал и поклонился, когда Мария вошла.
— Здравствуй, Маша, — ласково сказал старый князь, вставая со своего кресла. — Я вас оставлю.
— Нет, нет, Андрей Петрович, в этом нет необходимости, — запротестовала Мария. Ей было страшно и неловко оставаться с Петром Андреевичем наедине. — Я не о себе пришла говорить.
— Тем более, papа, — заметил Петр Андреевич, — что мы не закончили партию.
— Закончили, — возразил старый князь, двигая ферзя на центр поля. — Садись, Машенька. Валентин, распорядись принести чаю.
Дворецкий закрыл за собой дверь, Мария села в кресло, старый князь сел напротив, а Петр Андреевич остался стоять и принялся туго набивать свою любимую трубку. Андрей Петрович посмотрел на сына, упрекая его в неучтивости, и молодой князь трубку отложил и налил себе бокал портвейна.
— Как вы знаете, Андрей Петрович, сегодня моей кузине Анастасии исполняется семнадцать лет, — начала княжна, — и Александр Юрьевич устраивает в ее честь бал-маскарад в своем доме.
— Да, мы с Петром Андреевичем получили туда приглашения, — кивнул Суздальский, — однако это было еще до того, как я впал в немилость.
— И тем не менее, — сказала Мария, — Анастасия была бы рада видеть на балу вас… и вас, Петр Андреевич. А также вашего гостя маркиза Ричарда Редсворда.
— Видишь ли, Машенька, — произнес старый князь с той отеческой лаской, которой никогда не было в его голосе, когда он общался с сыном, — после столь неудачного сватовства маркиза Александр Юрьевич вряд ли захочет принять его в своем доме.
— Но это же будет бал-маскарад, — повторила Мария слова Анастасии, — его никто не узнает.
— Как ты наивна, дитя мое, — улыбнулся Андрей Петрович. — Разумеется, его узнают. И случится скандал.
— Я бы не хотела скандала, и тем более мне бы не хотелось втягивать в него вас, — сказала Мария, — однако я приехала, чтобы просить вас от лица своей дорогой кузины. Анастасия готова пойти на все ради того, чтобы увидеть маркиза хотя бы на краткий миг.
Суздальский скептически усмехнулся. Ему хотелось сказать несколько слов о глупостях, которые роятся в головках влюбленных барышень, но так как это была Мария и так как он был отцом Петра Андреевича, который здесь же присутствовал, он промолчал.
— Передайте Анастасии, — подал голос Петр Андреевич, — что мы приедем на бал вместе с Ричардом.
— Покорнейше вас благодарю, — сдержанно произнесла княжна и посмотрела ему в глаза, в эти родные, любимые глаза, глаза человека, который едва не стал ее мужем. Как она любила эти глаза!
— Это меньшее, что я мог бы сделать для вас, Marie, — ласково сказал Петр Андреевич. — Вы всегда можете просить меня…