Я кашлянул. Ну вот опять Даня — в каждой бочке затычке.
— Янус, я согласен взяться за это, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Правда, при одном дополнительном условии.
— К сожалению, я не имею полномочий изменить ни единого слова... — начал было возражать гонец, но я перебил его:
— Деньги верните!
Глаза гонца удивленно округлились и забегали из стороны в сторону, будто ему в нос брызнули дихлофосом. Тараканьи усы зашевелились в такт.
— Деньги? Какие деньги?.. — проговорил он.
— Которые потерялись у меня из кармана, пока я входил и выходил из вашего представительства.
Таракан в синем плаще озадаченно моргнул и на лице отобразилось такое театральное удивление, что я невольно вспомнил старые детские фильмы. Ну, годов этак тридцатых — мой дед почему-то считал, что эти сказки куда полезней «всяких Диснеев». И вот подходит такой дяденька лет сорока со стрижкой под горшок с придурковатой улыбкой к тетеньке не первой свежести и зовет ее: «Аленушка»! И тетенька с хищно-радостным оскалом оборачивается на его зов, выпучивает глаза и восторженно кричит: «Иванушка!»
Даже в детстве мне почему-то казалось, что эта дамочка явно чего-то не договаривает. Зверюги в «Колобке» хотя бы честно предупреждали хлебобулочного проходимца, что планируют его съесть. А эти тетеньки — нет.
Так вот сейчас на лице представителя гильдии торговцев было написано искреннее непонимания примерно того же качества.
— Ну что вы! — с переигранным укором заявил он. — Разве может наша организация нести ответственность за утерянные на пороге деньги? Да и потом... — его глазки хитро сузились. — здесь ведь еще нужно быть уверенным, что вы не обронили их до того, как оказались на этом самом пороге. Места там неспокойные, а мы не можем нести ответственность за вашу частную неосторожность.
Я очень сожалею о вашей утрате... — на полном серьезе продолжал он с таким траурным видом, точно говорил о покойнике. — Но в этом вопросе мы вам помочь ничем не сможем.
Я вздохнул.
Да уж, эти хитрые задницы своего не упустят. А мне позарез нужна была доска!
— Ладно... — проговорил я.
Нужно было реагировать сразу. Но Эрик настоятельно рекомендовал мне не возвращаться и не ссориться на ровном месте, потому что любой, даже самый пузатый обладатель пенсне в этой гильдии умеет пользоваться демиургикой не хуже продвинутого воина и при том всегда носит в голенищах сапог как минимум по одному клинку.
— Ладно, шут с ними, с деньгами. Я согласен, — повторил я.
Магистр хмыкнул.
— Ну, дело твое. Раз решил — делай. Я возражать не буду, — сказал Янус. — Дайте кто-нибудь перо и чернила?
Я сам притащил ему письменные принадлежности, и мы оба по очереди расписались в договоре.
Гонец взглянул в подписанную бумажку, удовлетворенно кивнул и торжественно вытащил из-за пазухи конверт.
— Строго конфиденциально, — заявил он и, раскланявшись, удалился.
Я вернулся за свой стол и вскрыл конверт.
Азра, сидевший напротив, продолжил невозмутимо есть. Эрик тоже попытался сделать равнодушное лицо, но любопытство взяло верх.
— Что там?.. — тихо спросил он.
— Пока что — куча заверений в том, как сильно мне будет плохо, если я нарушу условия сделки, — ответил я, пробегая глазами строчку за строчкой.
Наконец, я добрался до сути.
Гильдия хотела, чтобы в старом городе я нашел два каких-то книжных ларца и передал их «не распечатанными».
И тогда я тихо спросил:
— Слушайте, а что такое — «книжный ларец»?..
— Защищенное начертаниями хранилище для бумаг, — ответил мне Азра.
У Эрика от интереса аж глаза заблестели.
— Книжный ларец? А что, если они ищут легендарные запечатанные конструкты древних?..
— Ты же сам говорил мне, что это все байки и на самом деле таких книг не бывает, — заметил я.
— Но иначе зачем им эти книги, да еще обязательно «не распечатанные»?.. — спросил Эрик.
— Может, там какие-то фамильные документы? — пожал плечами Азра. — Или частная переписка, компрометирующая происхождение какого-нибудь князя, к примеру.
Эрик вздохнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну да...
А я в свою очередь подумал, что хорошо быть подкованным во всех областях магом — захотел — усилил себе руки. Захотел — превратился в медведя. Или защитное начертание наложил. И уже никакая пронырливая тварь не вытащит просто так твое золото из кармана.
С этими мыслями я и ушел в свою комнату отсыпаться перед завтрашним днем. С утра пораньше я собирался поехать в святилище Арахны на переговоры, так что следовало хорошенько отдохнуть.
Но раздевшись, все никак не мог улечься в постель. Все сидел за столом со свечой и смотрел на черноту за окном. И думал...
— О чем же так крепко задумался мой земляк? — подал вдруг голос Лёха, блеснув угольками глаз.
— О том, как много всего я еще не знаю. И не умею, — с грустью отозвался я.
— О, друг мой, сия вселенская печаль извечна и неисчерпаема, к сожалению. Поэтому не забивай себе голову всякой ересью и не предавайся унынию, ибо оно есть смертный грех! — пафосно заключил Лёха. — Даже великий древний философ когда-то сказал, что он ничего не знает, поскольку познание есть бесконечный процесс...
— Я не про бесконечный процесс сейчас думаю, а про демиургику, про чудеса трансформации...
Лёха авторитетно фыркнул.
— Тоже мне чудеса! Вот сказать мертвому «Встань, и иди!» — вот это я понимаю, это чудо.
— А по-моему, это скорее зомби-апокалипсис, — съязвил я.
— Много ты понимаешь, — проворчал некромант. — Ибо воистину прекрасен тот обжигающий всплеск энергии, когда неподвижное мертвое тело вдруг становится...
— Таким же мертвым, но подвижным? — уже заулыбался я.
— Да нет же... Хотя ты все равно не поймешь, — обиделся Лёха.
— И что, тебе никогда не хотелось постичь что-то особенное? Например, попасть в таинственную школу в сердце горы...
— Я что, сумасшедший, что ли? — фыркнул череп. — Что я там забыл? Я же не из этих... Которые во глубине сибирских руд.
— Я вообще-то про школу начертаний, или как там ее правильно называют.
Череп зашелся ехидным, неприятным смешком.
— Даня, ты же русский человек! Ну какая к лешему школа начертаний в сердце горы? Взял оглоблю, взял дышло, гвоздик вбил — хреня вышла! Слишком уж тут демонизируют всякие... магические меньшинства. Типа они элитарные такие. А на деле да нихрена они не элитарные, так же жрут и срут, и той же жопой. Сам попробуй!
— Попробовать что? — опасливо переспросил я.
— Хреню сделать. Ума много не надо, только магии чуток, удальства казацкого и э-ээх!
— Да ладно. Хочешь сказать, я могу попробовать создать начертание?
— А чего телиться-то? — ответил Лёха. — Не будешь пробовать — так ничему и не научишься. Я когда-то все пробовал, до чего дотягивался. Ясное дело, что с первого раза ничего особенного не получится, даже если вдруг получится. А получается у одного из сотни, чтоб ты знал. Но попытаться-то стоит! Я вот никогда и нигде этому не учился. Все сам. Но у меня к этом делу талант был — уже через полгода активных попыток я сделал внятное и весьма устойчивое начертание, которого хватило почти на три месяца. Так что не робей, пробуй!
Я сначала приподнял брови, потом нахмурился.
— А если вдруг что-то пойдет не так?..
— Неудачное начертание, Даня, это тебе не конструкт, понимаешь. Оно не взорвется, и полшколы не разнесет. Просто ленточка красная блеснет в воздухе, а ты потом два часа отдышаться не можешь, как от долгого бега. Всего делов-то...
— Ну... Тогда ладно. Давай объясняй, как чего делать, — я с готовностью потер руки, собираясь примерить на себя совершенно новую и непонятную для себя роль. — Как там все это дело пишется?
— Проще, чем ты думаешь. Самому ничего выдумывать не надо, только смотреть внимательно. Вот чего бы ты хотел зачаровать?
Я взглянул на свои штаны, валявшиеся на краю постели.
— Карманы свои! Чтобы больше никакая гнида в них не шарилась.