облаками небо, тяжело нависавшее над тучным лугом, который тянулся до самого леса. Вдалеке дочь Люси, Фредерика, играла на опушке с двумя другими девочками, тоже дочерями работников Лувра, привезенными сюда. Их смеха на таком расстоянии не было слышно, но лица у детей были радостные. Откуда-то вдруг рядом с ними появился Коррадо, они вчетвером затеяли игру в салки, и он нарочно позволил детям победить. Девчонки запрыгали вокруг него, схватили за руки, куда-то потащили по лугу. Анна невольно заулыбалась.
– Я же говорила, что он к тебе вернется. – Люси подошла к ней. Они вместе смотрели на Коррадо и детей.
Анна невольно покраснела. Неужели так очевидно, что ей нравится этот обаятельный итальянский шофер? Девушка тяжело переживала предательство Эмиля, каждая мысль о нем отзывалась болью в сердце, но прошло немного времени, и она почувствовала, что готова опять довериться другому человеку.
– Вот вы где! – Из-за угла церкви показался Андре, муж Люси, и направился к ним. – Боюсь, у меня плохие новости.
У Анны засосало под ложечкой. Опять плохие новости из Парижа?
– Что случилось? – спросила Люси, когда Андре приблизился.
Он закурил сигарету, вставленную в длинный мундштук из эбенового дерева.
– Муссолини объявил Франции войну. И это грозит бедой не только нам самим, но и всему, за что мы отвечаем, – он указал на деревянные ящики с экспонатами за открытыми церковными дверями.
– Что?! – Люси оторопело воззрилась на мужа.
– Если итальянцы пойдут в наступление на север и окажутся здесь, они захотят вернуть себе свои картины. – Андре тяжело вздохнул. – И мы потеряем самые значимые работы из когда-либо принадлежавших Лувру.
– «Джоконда»… – едва слышно проговорила Люси.
Анне следовало бы тоже разволноваться из-за портрета, который лежал в герметичном контейнере, спрятанном в церкви, и до сих пор был в безопасности, а теперь внезапно, если верить новостям, оказался под угрозой, но вместо этого она посмотрела в сторону леса. Коррадо сидел на лужайке и энергично жестикулировал – видимо, рассказывал какую-то увлекательную историю собравшимся вокруг него детишкам, которые восхищенно внимали.
Андре проследил за ее взглядом – Коррадо в этот момент махал руками, словно изображал уморительного гигантского гуся, и дети вокруг него покатывались со смеху.
– Бедолага… – проговорил Андре. – Он только что стал нашим врагом.
* * *
Анна хохотала, и ее смех летел за ними искрящимся, звенящим, пузырящимся облачком.
– Подожди меня, Марсель! Стой! – кричала она.
Но брат был слишком шустрым. Соломенные волосы плясали, падая на глаза, когда он, то и дело оборачиваясь через плечо, мчался по тротуару, расталкивая зазевавшихся прохожих.
– Кто последним добежит до угла, тот кулебяка! – горланил Марсель на бегу.
Анна смеялась, задыхалась, пыталась бежать быстрее, следуя извилистой траектории брата. Вдруг она услышала, как в кулаке звякнули монеты, и вспомнила, что Кики отправила ее в магазин. Марсель опять превратил поход за покупками в веселое приключение. Он все превращал в приключение.
– Ты кулебяка! Кулебяка! – заорал Марсель, остановившись на углу, на самом краю тротуара. Он не видел приближавшийся грузовик. И уже ступил одной ногой на проезжую часть.
У Анны сердце ухнуло в пятки.
– Марсель, стой! Я сейчас! – Она рванула вперед, вытянув руки, чтобы схватить его.
И вот уже ее пальцы должны были коснуться его куртки, но прошли сквозь ткань, как сквозь облако дыма. Анна резко остановилась, глядя, как брат растворяется в воздухе у нее на глазах, рассеивается, исчезает.
– Марсель! – закричала Анна, но мальчик уже исчез, она одна стояла на тротуаре.
Что-то загрохотало у нее над головой, она резко обернулась – и увидела пикирующий с громоподобным звуком самолет…
Анна резко села на койке, ловя ртом воздух. Одеяло скрутилось в узел на ногах. За открытым окном гремели отголоски грома, она услышала шум внезапного летного ливня, и влетевший из сада ветер освежил разгоряченную кожу. Анна откинула с потного лба прилипшие пряди волос, стараясь унять сердцебиение. Сон был таким реалистичным… Она откинулась обратно на подушку, натянула на себя одеяло, сделала несколько глубоких вдохов. В небе над Лок-Дьё не было бомбардировщиков. В похожем на большую пещеру дортуаре аббатства было безопасно.
Вдруг наверху раздался громкий скрип половиц. Анна широко открытыми глазами уставилась в потолок, прислушиваясь. Воображение разыгралось или она действительно слышит шаги? Сердце опять заколотилось, удары гулко отдавались в ушах, и девушка снова села, жалея, что соседки по дортуару решили оставить окно открытым на ночь, чтобы дышать свежим воздухом. Она свесила ноги с кровати, нащупала в темноте фонарик, встала и вышла в коридор на цыпочках.
Тотчас неприятно защекотало затылок – Анна ощутила чье-то присутствие. Кто-то затаился в темноте. Она крепче сжала рукоятку фонарика и лихорадочно зашарила лучом по сторонам. А в следующий миг чужая ладонь зажала ей рот, не дав крику вырваться наружу. Анна дернулась, выронив фонарик – тот упал с громким стуком. Она извернулась и вцепилась в сильную руку, по-прежнему зажимавшую ей рот. Девушка уже начала задыхаться, ей казалось, что кто-то хочет ее убить.
– Тс-с-с! Тихо, Анна, – шепнули ей знакомым голосом. – Все хорошо, не кричи, а то всех разбудишь. Это я.
«Коррадо!» Анна выдохнула с облегчением, перестала вырываться, и он отпустил ее, отступив на шаг. Тусклый лунный свет упал на лицо молодого итальянца. Привычной улыбки на его губах не было, глаза скрывались в глубокой тени, симпатичное лицо казалось осунувшимся и бледным.
– Что случилось? – испуганно шепнула Анна.
– Я слышал разговор месье Шоммера с другими кураторами. Музей увольняет всех сотрудников-итальянцев. Нам тут больше не рады, – сказал Коррадо.
– Что? – Анна не сразу поняла, что он имеет в виду.
– Я не собираюсь ждать, когда меня выставят вон. Уже ходят слухи о военнопленных. Я забираю свой грузовик. Уеду прямо сейчас. Пока еще можно.
Анна схватила его за руку:
– Они же ничего тебе не сделают! Ведь ты… ты один из нас! – Но она уже сама не верила в то, что говорит.
Неожиданно он коснулся ее щек теплыми ладонями, и для Анны все в мире вдруг исчезло, кроме его темных огромных глаз; ее внимание, дыхание, сердцебиение, зрение сосредоточились на этих глазах. И в следующее мгновение она обвила руками его шею. В их поцелуе остановилось время, и Анна не чувствовала ничего, кроме вкуса его губ и нежного, но уверенного прикосновения рук. И поцелуй этот был драгоценнее тысячи произведений искусства.
Когда Коррадо отступил на шаг, Анна наконец сделала вдох. А потом, так же стремительно и бесшумно, как только что появился, итальянец исчез в темноте.
БЕЛЛИНА
Флоренция, Италия1502 год
Беллина наблюдала, как Дольче пересекает площадь, подпирая бедром