Пьеро она все пыталась поймать за руку, но мальчишка ловко уворачивался и носился по улице зигзагом, подбирая камушки и палки, шлепал в кожаных башмачках по лужам и не обращал внимания на ворчание Беллины.
Она не могла взять в толк, зачем тащить неуправляемую ватагу малышни поглазеть на какой-то рисунок, но когда они по узкому переулку дошли до бокового входа в монастырь, оказалось, там уже собрались десятки людей, и тоже целыми семьями. Мужчины и женщины кивали, приветствуя Франческо, а два господина даже пропустили их в очереди вперед. Наконец они вошли через заднюю дверь и последовали за упитанным монахом, похожим на картофелину, дальше по длинному коридору. В этой части монастыря дозволено было находиться мирянам, она была отделена глухими стенами от уединенного, священного пространства, где жила и творила молитвы братия. Сюда, к черному ходу, крестьяне со всей округи приносили свежие овощи и зелень, и тут же монахи принимали алтарные облачения, доставлявшиеся из мастерских Франческо дель Джокондо.
«Здесь ли Стефано? – невольно подумала Беллина. – Быть может, сейчас он по другую сторону этой стены?» Давно забытая сумятица чувств – влечение, отвращение, страх – напомнила о себе с новой силой. Интересно, как отнесся Стефано к тому, что сервиты решили принять знаменитого художника в своем монастыре со строгим уставом? И к тому, что монахи выставили для горожан его набросок? Всего несколько лет назад Стефано собственноручно швырнул бы этот рисунок в большой костер Савонаролы на Пьяцца-делла-Синьория…
Спустя долгое время они дошли наконец до другой двери, за которой оказалась тускло освещенная галерея. Беллина крепко взяла Пьеро за руку, когда все семейство приблизилось к деревянному ограждению, не дававшему публике подойти слишком близко к картону мастера Леонардо. Перед ними к стене были приклеены множество листов бумаги с фрагментами рисунка, которые все вместе складывались в одну композицию. Беллине сказали, что это набросок замысла мастера Леонардо, его предварительный рисунок к запрестольному образу для монастыря.
Она поставила Камиллу на пол, чтобы, пробравшись между двумя высокими господами, получше рассмотреть эскиз. В рассеянном свете были различимы три фигуры: святая Анна в платье с крупными, тяжелыми складками; другая женщина – Мадонна, как поняла Беллина, – сидящая у Анны, своей матери, на коленях; и еще младенец Иисус, который здесь казался ровесником Мариэтты, что прикорнула у Лизы на плече. Иисус, выскальзывая из материнских рук, тянулся к ягненку, словно хотел его крепко обнять. Мадонна как будто бы пыталась остановить Сына, не дать схватить ягненка, а святая Анна слегка привставала со своего места, чтобы помешать дочери разлучить младенца Христа с малой животинкой.
Рисунок, как заметила Беллина, состоял из небрежных штрихов, нанесенных углем или, возможно, чернилами, однако она должна была признать, что никогда в жизни не видела ничего более прекрасного. Наставления брата Савонаролы тотчас вынырнули из глубин памяти: грешно поклоняться картинам. Но Беллина тотчас загнала их обратно. Невозможно было отрицать красоту и притягательную силу этого простого изображения на бумаге. И судя по лицам людей вокруг, не она одна испытывала подлинный восторг.
Беллина обернулась к Лизе – та смотрела на рисунок завороженно, так, словно Флоренция перестала для нее существовать.
– Что скажешь, polpetta? – шепнула Беллина.
– Чудо, – вымолвила Лиза, и впервые за долгое время служанка увидела искру жизни в глазах своей госпожи.
К ним подошел Франческо, обнял жену за плечи и нежно прижал к себе.
– Да, – тихо сказал он. – Весьма впечатляет. Я уже начал переговоры с сером Пьеро да Винчи, чтобы заказать мастеру Леонардо твой портрет.
Анна
Лок-Дьё, Франция
1940 год
Франческо дель Джокондо – имя человека, который заказал портрет Лизы, говорилось в искусствоведческих трудах, которые Анна читала в архиве Лувра. У Франческо, торговца шелком из Флоренции XV века, вероятно, были общие деловые интересы с отцом Леонардо да Винчи в монастыре Сантиссима-Аннунциата. Об обстоятельствах заказа почти ничего больше не было известно, и Анне оставалось гадать, как отнеслась Лиза к тому, что ее портрет будет писать сам мастер Леонардо.
– …Двадцать третий и двадцать четвертый. – Люси похлопала ладонью по последнему деревянному ящику. – Правильно?
Анна досадливо поморщилась.
– В первый раз мы в этом ряду насчитали двадцать один, – сказала она и постучала кончиком перьевой ручки по стопке инвентарных списков, уже истрепавшихся от долгого использования.
– Уф… – Люси, усевшись на ящик, откинула волосы со лба. – Придется еще раз пересчитать. В наших записях трудно разобраться из-за спешки, с которой мы сюда примчались.
– Даже определить точное количество ящиков трудно, – вздохнула Анна. – А что будет, когда мы начнем проверять, что в каждом из них?..
Они обе окинули взглядом нагромождение контейнеров, выстроенных неровными рядами, между которыми были оставлены кривые проходы. Из описей следовало, что сейчас здесь находится более трех тысяч произведений искусства. Множество ящиков уместилось под куполом строгого нефа в гигантской средневековой церкви аббатства Лок-Дьё; их длинные ряды терялись в темноте боковых приделов. Церковь теперь больше походила на склад, чем на храм. Огромное пространство под сводчатым потолком было скудно освещено электрическими лампочками, и горы ящиков бросали зыбкие тени, растекавшиеся пятнами тьмы в полумраке.
Люси сказала, что кураторам теперь предстоит с величайшими предосторожностями открыть каждый ящик, распаковать экспонаты один за другим, чтобы посмотреть, в каком они состоянии, а затем отправить полные инвентарные списки в Париж. Картины, скатанные в рулоны, нужно развернуть, иначе не избежать необратимого повреждения слоев краски. Они с Анной обе должны будут все сверить по составленным описям, чтобы ни один экспонат не потерялся и не оказался неучтенным. В одном ящике могло находиться множество предметов искусства; каждый из них был завернут в упаковочную бумагу и ткань, сохранявшие их от тряски при перевозке. Анна даже представить себе боялась, сколько времени потребуется на то, чтобы задокументировать все, что прибыло в Лок-Дьё на хранение.
– Распаковка займет несколько месяцев, – сказала Люси, словно прочитав ее мысли. – А потом надо будет все быстро запаковать на случай очередной срочной эвакуации.
Анна вздрогнула:
– Неужели есть вероятность, что нам и отсюда придется уехать?
– Надеюсь, нет, но сейчас невозможно предугадать, что будет дальше.
У Анны в голове не укладывались последние новости – они слышали по радио, что немецкие танки уже стоят на посыпанных гравием дорожках Шамбора. Сказочный замок был надежным убежищем – так Анне казалось раньше. Теперь же нацистская армия превратила спальни, где раньше ночевали музейные работники, в казармы, немецкие солдаты едят за столами в величественных залах и ходят в грязных сапогах по двойной спиральной лестнице Леонардо да Винчи. Если они так быстро завладели укрепленным замком, думала Анна, много