Однако Йен должен был признать, что вся эта роскошь каким-то образом подчеркивает пустоту его жизни. Дом приспособлен для больших приемов, но вряд ли здесь бывает кто-то, кроме слуг.
В детстве, когда отец был еще жив. Йен наивно полагал, что все живут так, как он и его лучший друг Роберт: в особняках с высокими позолоченными потолками, мраморными греческими бюстами и огороженными забором садами украшенными скульптурами.
Но с тех пор он значительно поумнел, слава Богу, и давно понял, какими привилегиями наделил его Господь. Поэтому серьезно относился к обязанностям, налагаемым этими привилегиями.
Он вместе с Джорджианой поднялся на третий этаж. Там располагалась небольшая галерея, выходившая окнами в сад.
В передней части, разделенной надвое, находились просторные хозяйские апартаменты. Покои хозяйки сейчас были пусты.
В каждой половине было по огромной спальне, гостиной, гигантскому чулану и гардеробной.
Апартаменты, разумеется, соединялись между собой, чтобы супруги могли без помех навещать друг друга. Была и еще одна гостиная, где собирались члены семьи.
Йен проводил туда Джорджи, вспоминая, как сидевшая здесь когда-то мать обучала шитью его сестру Мору. А сам он, совсем еще мальчишка, лежал на животе, дергая за усы всеобщего любимца кота и пытаясь запомнить латинские изречения философов-стоиков. И заодно краем уха прислушивался к словам матери, передававшей сплетни о последних похождениях пресловутой герцогини Хоксклифф. Первой Джорджианы.
Мать вряд ли одобрила бы этот брак…
Йен саркастически усмехнулся. Мать всегда верила в крепость светских браков по расчету. Неудивительно, что сделала все, чтобы он женился на Кэтрин. Взяв руки Джорджианы, Йен отступил в свою спальню и увлек ее за собой.
Джорджи задалась вопросом, уж не суждено ли ей отныне вечно ходить с алыми от стыда щеками. Лицо пылало при мысли о том, что ждет впереди.
Казалось странным, что она так легко позволила себя соблазнить. Впрочем, она безоглядно ему доверяла. В его присутствии она всегда чувствовала себя в полной безопасности. И неудивительно: он несколько раз спасал ей жизнь! Кроме того, ее тянуло к Йену. Не покидало сознание того, что она принадлежит ему.
Сердце часто билось от предвкушения, и, услышав щелчок замка, она смущенно улыбнулась.
— Заходи, — пригласил он, показывая на спальню. — Будь как дома.
Отвернувшись, он поставил канделябр на маленький столик.
Джорджи оглядывала погруженную в полумрак комнату.
Кремовые стены, темные персидские ковры на дубовых полах и сводчатый, разрисованный медальонами потолок.
Слева в камине горел огонь. Вокруг были расставлены кресла и диваны черного дерева с позолотой в римском стиле.
А вот справа, в тени, возвышалась гигантская кровать Йена. При виде ее Джорджи молча сглотнула.
Под предусмотрительно откинутым покрывалом шоколадного атласа виднелись простыни из кремового хлопка. У изголовья горой навалены подушки с бахромой. Все вместе казалось восхитительно манящим и одновременно пугающим.
Тем временем Йен снял черный фрак и повесил его на дверную ручку чулана.
Сердце Джорджи сжалось.
Она принялась медленно стягивать перчатки. В конце концов, этот человек скоро станет ее мужем.
Мысль об этом пьянила, кружила голову, и радостный смех вскипал на ее губах.
Йен, оставшись в белой рубашке и сером жилете в тонкую полоску, приблизился к ней.
— Над чем ты смеешься? — стал допытываться он бархатистым шепотом, гладя ее руки.
— Прости, не могу поверить, что все это происходит на самом деле!
— Слишком неожиданно?
— Нет. — Она подступила к нему и откинула голову. — Я счастлива.
Йен обнял ее за талию и улыбнулся.
— Я тоже, — признался он, целуя ее.
Будь у нее хоть какие-то сомнения, наверняка они исчезли бы, когда их губы соприкоснулись.
Он неожиданно подхватил ее и понес к огню.
— Йен… — пробормотала она, продолжая смеяться.
— Что, дорогая?
— Ты не туда идешь, — запротестовала Джорджи, обнимая его в девическом восторге.
— Мм?
— Кровать в другом направлении, — прошептала она ему на ухо.
— Так нетерпелива… — пожурил он, пожирая ее глазами.
— Так у тебя есть план?
— Как всегда.
Подойдя к камину, он поставил се на пол.
— Теперь ты не замерзнешь, когда я тебя раздену.
Джорджи ойкнула от неожиданности, но быстро пришла в себя.
— Или… когда я раздену тебя, — заявила она, потянувшись к безупречно завязанному галстуку.
Оннагнул голову, чтобы снова поцеловать ее, такой нежный и уверенный в себе, что она едва заметила, как он, обнимая ее, одновременно расстегивает пуговицы платья на спине.
— Ты ведь не боишься, правда?
— Нет.
— Вот и хорошо. Я буду очень осторожен.
Сообразив, чем заняты за ее спиной его проворные пальцы, она решила отплатить той же монетой и потянулась к пуговицам его жилета. Но оказалась далеко не такой ловкой. Он закончил свою работу раньше и теперь с любовью смотрел на Джорджи.
Наконец она стащила жилет с его широких плеч. В ответ он потянул вниз ее лиф, и она задрожала от восторга. Как трудно было уговорить его поцеловать ее в молитвенной пещере! Но теперь он решился. И его ничто не остановит!
Однако он продолжал действовать все так же неспешно, боясь спугнуть ее слишком бурным натиском. Едва прикасаясь губами, целовал ее щеки, мочки ушей, шею и плечи, ублажая и успокаивая ее любовными играми. Тело Джорджи мучительно пульсировало.
Он сжал ее лицо теплыми, восхитительно умелыми руками и снова принялся целовать, медленно, крепко, одновременно вынимая из волос черепаховые гребни. Вскоре тяжелые волны волос обрушились ей на грудь и плечи.
О, этот мужчина знает, что делает!
Йен тем временем снял с нее платье с отточенной ловкостью, восхитившей бы горничную любой леди.
Огонь отбрасывал длинные тени на любовников, обменивавшихся поцелуями и продолжавших раздевать друг друга. Чувства Джорджи были так обострены, что она заметила прикосновение легчайшего ветерка, когда Йен расшнуровал ее корсет.
Он медленно протянул руку, провел по ее животу и стал теребить затвердевший сосок.
Джорджи вздохнула. Она тоже хотела увидеть его без одежды. Расстегнув пуговицу у треугольного выреза сорочки, она развела полы, и вид открывшейся, словно вылепленной скульптором, мужской груди заставил ее застонать.
— Твоя очередь, — прошептала она, жадно проводя пальцами по гладкой коже.
Йен усилием воли вернулся к действительности, расстегнул серебряные запонки, отбросил рубашку на пол и хотел подойти ближе, чтобы избавить Джорджи от нижних юбок. Но та остановила его, удерживая на расстоянии вытянутой руки, чтобы лишний раз полюбоваться им. В ее взгляде светилось благоговение.