Читать интересную книгу Маяк - Филлис Джеймс

Дэлглиш не сказал доктору Шпайделю, что никакой записки на теле Оливера не нашли. Он только спросил:

— А вы написали в записке, что просите сохранить в тайне договоренность об этой встрече?

Шпайделю удалось изобразить ироническую улыбку, тотчас же прерванную новым приступом кашля, на этот раз менее продолжительным. Он сказал:

— Я не стал добавлять «сожгите эту записку или проглотите ее по прочтении». Я не прибегал к драматическим ухищрениям мальчишек школьного возраста. Я просто написал, что хочу обсудить с ним проблему личного характера, важную для нас обоих.

— Вы можете вспомнить, какие точно слова вы написали? — спросил Дэлглиш.

— Разумеется. Я написал записку вчера, перед тем как молодая женщина — Милли, правильно? — явилась с провизией, которую я заказал. Это меньше чем двадцать четыре часа назад. Я использовал лист простой белой бумаги, надписав сверху свое имя и номер телефона моего коттеджа, а также указал время и дату. Я написал, что сожалею о том, что приходится нарушить его уединение, но что есть дело, представляющее большую важность для меня, а также интерес для него, и я хотел бы обсудить это дело с ним наедине. Не сможет ли он оказать мне любезность и встретиться со мной на маяке завтра утром, в восемь часов? Если это покажется ему неудобным, я был бы признателен, если бы он позвонил мне в коттедж «Буревестник», чтобы мы могли договориться о другом времени.

— Вы указали время, написав «восемь часов» словами или цифрами?

— Словами. Когда я обнаружил, что маяк заперт, мне пришло в голову, что молодая женщина могла забыть передать записку, но меня это не особенно тревожило. Мистер Оливер и я — мы оба здесь, на острове. Он вряд ли смог бы избежать встречи со мной.

Последняя фраза, произнесенная довольно небрежно, все же прозвучала неожиданно и, как показалось Дэлглишу, довольно многозначительно. Все молчали. Дэлглиш спросил:

— Конверт был запечатан?

— Нет, он не был запечатан, но клапан был заправлен внутрь. Обычно я не запечатываю конверт, если послание должно быть передано из рук в руки. А у вас разве это не в обычае? Конечно, записку могли прочитать, но мне и в голову не приходило, что кто-то может это сделать. Конфиденциальным было дело, которое мне надо было обсудить, а вовсе не тот факт, что мы собираемся встретиться.

— А что потом? — Дэлглиш задавал вопросы таким мягким тоном, словно расспрашивал легкоранимого ребенка.

— Потом я решил посмотреть, может быть, мистер Оливер дома. Когда я прибыл на остров, я узнал у экономки, где он остановился. Я пошел к его коттеджу, но потом передумал. Я не очень хорошо себя чувствовал и решил, что, вероятно, правильнее будет отложить встречу, которая могла оказаться очень неприятной, до тех пор, пока не почувствую себя лучше. Срочности ведь никакой не было. Как я уже сказал, он вряд ли мог избежать встречи. Однако я решил вернуться к себе в коттедж по той дороге, что идет мимо маяка, и проверить еще раз. На этот раз дверь была приотворена. Я толкнул ее, она открылась, и я поднялся на первые два пролета, окликая Оливера. Ответа не было.

— Вы не поднимались на верхнюю площадку маяка?

— В этом не было особого смысла, а я устал. Меня стал беспокоить кашель. Я понял, что прошел слишком большое расстояние.

«Так, — подумал Дэлглиш. — Теперь — главный вопрос». Он тщательно обдумывал слова, какие собирался произнести. Бесполезно спрашивать Шпайделя, не заметил ли он каких-либо изменений на первом этаже, ведь это было его первое посещение маяка. И хотя существовал риск, что его вопрос может оказаться наводящим, следовало спросить Шпайделя об этом прямо.

— Вы заметили мотки альпинистских веревок, висевшие на стене прямо против входа?

— Да, я их заметил, — сказал Шпайдель… — Под ними стоял деревянный сундук. Я заключил, что в нем хранят другое скалолазное снаряжение.

— А вы обратили внимание, сколько там висело веревок?

— Там их висело пять, — ответил Шпайдель. — На самом дальнем от двери крючке веревки не было.

— Вы в этом уверены, доктор Шпайдель?

— Абсолютно уверен. Я обычно замечаю такие детали. К тому же я немного занимался скалолазанием в юности, и мне было интересно увидеть, что здесь, на острове, есть такие возможности. После этого я закрыл дверь и пошел обратно к себе в коттедж, через лесок и кустарники: этот путь, разумеется, значительно легче, не приходится карабкаться вниз, на нижнее плато.

— Так что вы не обошли вокруг маяка?

Кашель доктора Шпайделя и явно высокая температура не лишили его сообразительности. Он ответил с некоторой резкостью:

— Если бы я это сделал, коммандер, я полагаю, что смог бы заметить висящее тело, несмотря на утренний туман. Я не обошел вокруг маяка, я не смотрел наверх, и я его не видел.

Дэлглиш спокойно задал следующий вопрос:

— Что за дело вы хотели обсудить наедине с мистером Оливером? Я сожалею, что мой вопрос может показаться вмешательством в ваши личные дела, но уверен — вы понимаете, что мне необходимо это знать.

И снова воцарилось молчание. Потом Шпайдель сказал:

— Это — чисто семейное дело. Оно никак не может иметь отношение к его смерти, коммандер, могу вас заверить в этом.

Любому другому подозреваемому — а Шпайдель, разумеется, был подозреваемым, как каждый на этом острове, — Дэлглиш непременно указал бы на неумолимые требования, предъявляемые расследованием убийства. Однако Шпайдель не нуждался в напоминаниях, Дэлглиш ждал, пока тот отирал пот со лба и, казалось, собирался с силами. Взглянув на Мэйкрофта, Дэлглиш сказал:

— Если вы чувствуете, что вам трудно продолжать разговор, мы можем поговорить позже. Впечатление такое, что у вас высокая температура. Вы ведь знаете — на острове есть врач. Пожалуй, вам стоит повидать доктора Стейвли.

Он не добавил, что особой срочности в продолжении опроса нет. Разумеется, опрос надо было закончить срочно, тем более если доктор Шпайдель мог оказаться в изоляторе медпункта. С другой стороны, помимо того, что Дэлглиш не желал волновать больного человека, продолжение разговора могло стать опасным, если Шпайдель был серьезно нездоров.

Однако в голосе Шпайделя прозвучала раздраженная нотка.

— Со мной все в порядке. Это просто кашель и небольшая температура. Я бы предпочел, чтобы мы продолжили. Но сначала — один вопрос, если позволите. Правильно ли я понимаю, что этот опрос сейчас превращается в расследование убийства?

— Такая возможность существует всегда, — ответил Дэлглиш. — Но пока я не получу заключения патологоанатома, я расследую это дело как смерть при подозрительных обстоятельствах.

— Тогда мне лучше ответить на ваш вопрос. Можно мне выпить воды?

Мэйкрофт двинулся было к графину с водой, стоявшему на боковом столике, когда раздался стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошла миссис Планкетт, катившая небольшой столик на колесах. На нем стояли три чашки, чайник, молочник и сахарница.

— Спасибо, — сказал Мэйкрофт. — Думаю, нам понадобится еще свежая вода. И как можно холоднее, пожалуйста.

Пока они ждали воду, Мэйкрофт разливал чай. Шпайдель отрицательно покачал головой. Дэлглиш последовал его примеру. Ждать пришлось недолго. Миссис Планкетт вернулась с кувшином и стаканом.

— Вода очень холодная, — сказала она. — Налить вам?

Доктор Шпайдель поднялся с кресла, и она протянула ему стакан. Они коротко кивнули друг другу, затем она поставила кувшин на столик и сказала:

— Вы не слишком хорошо выглядите, доктор. Я думаю, сейчас самым лучшим местом для вас была бы постель.

Доктор Шпайдель снова опустился в кресло, жадно выпил воду и сказал:

— Так уже лучше. Мой рассказ не займет много времени. — Он подождал, пока миссис Планкетт выйдет из кабинета, потом поставил стакан и продолжал: — Как я уже упоминая, это семейная проблема такого характера, что я надеялся сохранить все это в тайне. Мой отец погиб на этом острове при обстоятельствах, которые моя семья никогда до конца так и не выяснила. Причина в том, что брак моих родителей начал разваливаться еще до моего рождения. Моя мать была родом из знатной прусской фамилии, и ее брак с моим отцом считался мезальянсом. Во время войны отец служил в оккупационных войсках, расквартированных на острове Гернси — одном из Нормандских островов. Это само по себе не вызывало чувства гордости у родителей моей матери: они предпочли бы для своего зятя более знаменитый полк, более значительную роль. По слухам, мой отец вместе с двумя товарищами-офицерами отправился сюда на экскурсию, как только стало известно, что жители острова Кум эвакуированы. Мне не было известно, почему это случилось и совершили ли они экскурсию сюда с разрешения своего начальства. Я подозревал, что такого разрешения не было. Никто из троих не вернулся. После расследования, в ходе которого обнаружилась эта эскапада, было сделано заключение, что они без вести пропали в море. Семейство благодарило судьбу, что с этим браком покончено без бесчестья и без развода, который они считали недопустимым, но в результате весьма удобной гибели на военной службе, пусть даже и без громкой славы, традиционной для этой семьи.