Читать интересную книгу Утешительная партия игры в петанк - Анна Гавальда

И тут же, рядом — другая область, другие карьеры, другие породы… Сланец, плитняк, песчаник, лава, местами даже гранит. Камень, кладка, отделка, кровли — все другое. Здесь на смену островерхим крышам пришли высокие стены с водосточными трубами. Там — холодные зимы и дома жмутся друг к другу. А тут вот наличники и перемычки не так аккуратны, да и тона более…

Когда, как не сейчас, Шарлю вспомнить замечательную работу Жана-Филиппа Ланкло,[129] ну да ладно. Его же просили все это прекратить… Оставил при себе весь этот «лишний багаж», знакомства, ассоциации, референции, ехал все медленнее. Кривясь от боли, крутил головой, глядя по сторонам, цеплял колесом обочину, выруливал, задевал бордюры, и в крошечных деревеньках, которые проезжал, привлекал к себе всеобщее внимание.

Скоро ужин. В такое время прищипывают герань, а стулья и скамейки выносят на улицу, еще залитую солнечным светом. Вслед ему качали головами и обсуждали до следующего события.

И только собаки даже ухом не вели. Им, собакам, что блохи, что парижане…

Шарль был далек от природы. Рощи, изгороди, леса, равнины, луга, пастбища, косогоры, просеки, опушки, аллеи — он знал эти слова, но вряд ли сумел бы их разместить на топографической карте… Он никогда ничего не строил вдали от городов и не помнил ни одной книги, которая могла бы ему помочь, ведь, к примеру, тот же Ланкло и его ученики тоже «ограничивались» только жилой застройкой.

Так или иначе, деревня означала для него только одно: место, где можно почитать. Зимой у камина, весной, прислонившись к дереву, летом — в его тени. Хотя на природе он все же бывал… У бабушки с дедушкой, в детстве, вместе с Алексисом — то была великая эпоха мсье Каню, и позднее с Лоранс, которая таскала его в гости к своим друзьям, в их… загородные резиденции…

Да уж, такие выходные для него мало отличались от рабочих дней, его все время тормошили, спрашивали его мнение, просили совет, расчет, указание, какую часть стены снести. И он стискивал зубы, оглядывая чудовищные окна, недопустимые дверные проемы, нелепые бассейны, запертые винные погреба да и самих этих так называемых сельчан, расфуфыренных, в кашемире под цвет аккуратно испачканных сапог.

Отвечал туманно, мол, трудно сказать, надо подумать, он плохо знает район, и, успешно разочаровав всю честную кампанию, удалялся с книжкой в руке, находил какой-нибудь укромный уголок и устраивал себе сиесту.

Укромный уголок! Вот он его и отыскал! Ни рекламных щитов, ни указателей, поселки-призраки, дорога травой поросла, повсюду резвятся кролики.

Как, интересно, в эту дыру занесло нашего Майлза Дэвиса?[130]

И где же он в конце-то концов живет?

Ежедневник Шарля оказался никудышным навигатором. Где эта чертова D73? И почему он еще до сих пор не проехал это село, название которого он больше не мог разобрать?

Анук, Анук…

Куда ты опять меня ведешь?

Видишь ли ты меня оттуда? С пустыми бензобаком и желудком, в полной растерянности перед развилкой: либо «дрова через восемь километров», либо давно погасшие «костры св. Иоанна».

И куда бы ты поехала на моем месте?

Конечно, прямо! Разве нет?

Знаю я тебя…

В следующем поселке опустил стекло. Он потерялся. То ли Марси, то ли Манри? Или, быть может, Маржери? Не знаете такое место? Нет, не знаем.

AD73?

А, это другое дело. Это вон та дорога, при выезде из города сразу налево, переедете речку и после лесопилки направо…

— Верно, мсье из Уаза ищет Ле Марзерэ? — спросила какая-то женщина.

Тут, нужно признаться, Шарль почувствовал себя в полном одиночестве. Как это…

Глупо улыбаясь, подсобрался с мыслями и принялся разбираться, что к чему.

Прежде всего, Уаза. Видимо, номерные знаки машины, он не заметил, когда ее брал, ну допустим. Но как пишется это самое Марзере? Е или Э на конце? В ежедневнике на странице за 9 августа точно есть М и Е, в остальном он был не уверен. Попробовал перечитать, но нет, почерк ужасный, зато на листке отчетливо видны пропечатанные имена святых. А уж святые в этот день — смех да и только.[131]

Ладно, сосредоточились, довольно долго спорили и, наконец, решили. Пожалуй, все-таки Е.

Ну и вопросы у этих уазчан…

— А… Это далеко?

— Ну… километров двадцать…

За эти двадцать километров руль стал скользким, грудная клетка ныла все сильнее. Двадцать долгих километров, которые убедили его: свое лицо он потерял окончательно.

Наконец, вдалеке показалась колокольня Марзере, и он остановился на обочине.

Подволакивая ногу, вылез из машины, пописал в кусты, глубоко вдохнул, пронзила боль, выдохнул, расстегнул рубашку, взялся за уголки ворота и потряс ее, чтоб хоть немного просохла. Вытер лоб рукавом. Болело тело, особенно там, где ссадины соприкасались с тканью. Еще раз вздохнул, Господи, как же от него пахло, застегнул рубашку, надел пиджак и выдохнул в последний раз.

В животе забурчало. Даже обрадовался, но из принципа осадил себя. Черт, не время сейчас! Что тебе? Стейк? Кретин, да он же в тебя не влезет. Ты же скукожился, как шагреневая кожа…

Да уж… Выдумал тоже… Хороший большой стейк вместе с Алексисом… Чтобы доставить ей удовольствие… Ешьте, ешьте, парни, остальное — потом.

Единственная проблема (еще одна?! явный перебор…) — его подташнивало… Решил покурить. Чтобы не тошнило.

Сел на теплый капот, покурил всласть, увеличив свои шансы заработать импотенцию и окутав дымом тучу насекомых. Вспоминал, с каким трудом в свое время бросил… Был тогда весьма циничен, говорил, что бросать курить — единственное развлечение, оставшееся в жизни для зажравшихся европейцев. Единственное.

Циником больше не был.

Чувствовал себя старым, зависимым от других, думал о смерти.

На всякий случай проверил мобильный. Нет. Он больше не принимал.

2

Подъехав к мэрии, открыл в ежедневнике 10 августа, Алексис жил в Кло-дез-Орм (в Квартале Вязов), какое-то время поискал сам, потом снова обратился за помощью на радиостанцию «Местные кумушки».

— Ооо… Это дальше… Это там, где новые дома, за кооперативом…

Так вот, что означали эти «новые дома» — район индивидуальной застройки. Хорошенькое начато… Все, как любил Алексис… Уродские домишки, штукатурный намет, раздвижные ставни, типовые почтовые ящики, безвкусные фонари.

Самое ужасное, что вся эта дрянь еще и стоила денег…

О'кей, короче, где тут дом номер 8?

Туи, претенциозная ограда с коваными воротами в псевдосредневековом стиле — типичный ширпотреб. Не хватало только львят посадить на столбы… Шарль разгладил карманы пиджака и дернул за веревочку.

Дверь не открылась, но в окне показалась белокурая головка.

Чьи-то руки убрали ее.

Ладно…

Снова нажал на этот чертов звонок. — Кто там? — послышался женский голос. Не может быть! Домофон? Здесь? В этой пустыне? Посреди природного заповедника? Вчетвертом доме на этом убогом клочке земли, где их всего-то было не больше дюжины? Но… Что же это такое?

— Кто вы? — переспросил… аппарат.

Шарль ответил «пошел к черту», но выразился по-другому:

— Шарль. Дру… — бывший друг Алексиса.

Молчание.

Легко представлял себе переполох в добропорядочном семействе: «Ты уверена?», «Ты хорошо расслышала?» и тому подобное. Расправил плечи, принял величественный вид, поджидая, когда калитка (автоматическая?) распахнется и забрызгает грязью Моисея собственной персоной.

Неудача.

— Его нет дома.

Хорошо… Терпение и ожидание могут сделать больше, чем сила и гнев.[132] Но он был на пределе, так что встанем-ка на его сторону и пустим в ход тяжелую артиллерию:

— Вы Корина, да? — как можно любезнее заговорил он. — Так много о вас слышал… Меня зовут Баланда… Шарль Баланда…

Дверь (ценная порода дерева, модель от «Шеверни» или «Шамбор», серийное производство, двойное остекление в переплет под свинец, уплотнитель по периметру дверной коробки) распахнулась, лицо хозяйки выглядело…гм… не столь кокетливо.

Она протянула ему руку, вернее, выставила ее вперед, резко, едва не оттолкнув его. Он попытался улыбнуться, чтобы задобрить ее, и тут же понял, почему, собственно, она так напряжена: из-за его физиономии. Его собственной физиономии.

И потом, все же… Он, конечно, успел забыть, но… Порванные брюки и пиджак, рубашка в пятнах крови и Бетадина…

— Здравствуйте… Извините… Это… В общем… Я просто упал сегодня утром… Я вас не сильно отвлекаю?

— …

— Я помешал?

— Нет, нет. Он придет с минуты на минуту… Ну-ка марш в дом! — обернулась она к мальчугану.