училась на Высших государственных курсах при Ленинградском институте истории искусств, ходила в экспедиции, собирая фольклор, писала детские сказки. О своих сокурсниках и преподавателях могла говорить бесконечно. Соня из-за неудачного брака с Сухотиным чувствовала себя постаревшей, смирившейся, и поначалу обиделась на подругу. Но потом вдруг ощутила мощный заряд энергии, исходивший от письма Ирины, не признающей никаких депрессий. И так остро захотелось ей веселой, беззаботной студенческой жизни, что вознамерилась она «посвятить себя служению литературе, поэтому выбрала Институт живого слова, который подходил ей как нельзя лучше». Цитирую по книге Л.Ф. Подсвировой «Софья Толстая-Есенина»: «Институт находился на Большой Никитской, напротив здания Московской консерватории. Это учебное заведение было задумано еще в 1917 году для подготовки профессиональных актеров-декламаторов. Организованное В.К. Сережниковым, автором нового метода «многоголосой декламации», оно и получило соответствующее название – Институт живого слова. На его базе в 1918 году А.В. Луначарский открыл при театральном отделе Наркомпроса новый, с расширенной программой, Государственный институт живого слова. Были определены и его задачи: подготовка мастеров и инструкторов живого слова во всех областях применения. Успешная работа трех отделений – публичной речи, литературно-творческого и декламационного – подготовили почву для создания при институте экспериментального театра, в котором блистали многие будущие знаменитости: актеры, чтецы, поэты, писатели.
Большая Никитская, дом 14/2, стр.1
Софья Андреевна поступила на факультет словесности, где обучение велось на высоком уровне. В разное время здесь преподавали философ И.А. Ильин, актер Московского художественного театра А.А. Стахович, литературовед В.Л. Львов – Рогачевский, театровед, директор Императорских театров князь С.М. Волконский.
Для поступления в институт от абитуриентов требовалось знание истории русской литературы XIX века, зарубежной литературы, мировой истории искусств и хотя бы одного языка. Естественно, в институт поступали молодые люди, подготовленные гимназиями и училищами или «вычищенные» по классовому признаку из других высших учебных заведений. Но много было и способной пролетарской молодежи, стремившейся получить хорошее образование. Соня оказалась в интересной среде, в мире юности, смелых дерзаний и надежд. (Ее курс был одним из последних, в 1925 году институт закрыли)».
Занятия в институте, оживленная атмосфера студенчества, посещение лекций, литературных вечеров, театров, новые знакомства совершенно изменили жизнь Сони, обогатили ее, вернули девушке ее возраст. Соня поступила учиться под фамилией мужа – Сухотина. Не все сокурсники знали, что она внучка Толстого. Она усиленно занималась предметами, изучаемыми в институте: английским языком, историей русского языка, народной словесностью, политэкономией. О политэкономии она писала в письме Шкапской: «Знаю, что правильно, но не принимаю…» (Шкапская часто бывала в Москве, хоть и жила в Питере).
Поскольку институт закрывали, Соня оканчивала его ускоренным курсом. Диплом писала по повести модного писателя Бориса Пильняка «Голодный год».
4 марта 1925 года в Померанцевом переулке (дом 3) у Сони состоялась «ночь поэтесс». Участвовали: Мария Шкапская – еще одна подруга Сони по Коктебелю, ставшая ей очень близкой и необходимой на тот период; Евгения Николаева; Инна Тиц; Анастасия Петрово-Соловово; Аделина Адалис (протеже В. Брюсова); Нина Шенгели (Манухина). Присутствовали и мужчины: Иван Приблудный, Борис Пильняк и поклонник Адалис – Сергеев И.В.
Большой мрачный дом в тихом московском переулке близ Остоженки. Полумрак. Волнуется молодая хозяйка.
Изысканный стол, накрытый заботливой прислугой, сверкает серебром и хрусталем. У Сони, с благословения наперсницы Шкапской, с этого дня начинается бурный роман с Пильняком. Мария Михайловна Шкапская знала Пильняка еще до революции. Он жил в Петербурге с поэтессой Надеждой Павлович. В 1925 году он был женат на актрисе Малого театра Ольге Сергеевне Щербиновской. Это Шкапская привела его в дом Сони. В своем заветном дневнике Соня добросовестно запишет: «6 марта. Начало романа с Борисом Пильняком».
Борис Пильняк
А 9 марта в дневнике Сони впервые упомянут Сергей Есенин. С тех пор начинаются встречи и с ним.
Из дневника Софьи Андреевны Толстой: «9 марта 1925 года. В Моссовет. Переписка. Шенгели. Ночью Мария Михайловна (Шкапская).
На обороте листа: Первая встреча с Есениным. Мария Михайловна. Пильняк. 2-е Есениных. Галя (Бениславская). Всеволод Иванов. Богумильский. Ключарев. Ионов. Казин.
10 марта. К Белому. На «Блоху» с Марией Михайловной. К Есенину».
(Спектакль «Блоха» по пьесе Лескова-Замятина шел во 2-м МХТ).
Из дневника очевидно, что инициатива второй встречи с Есениным 10 марта после спектакля принадлежала Шкапской и Толстой. И с 18 марта встречи Сони с Есениным ежедневны, до отъезда Есенина на Кавказ 27 марта. Перед отъездом он позвонил проститься.
Софья Толстая
9 марта для приема гостей в квартире Галины Бениславской имелось два повода: именины Галины и новые стихи Есенина, написанные на Кавказе, о которых говорила вся Москва. Есенин был оживлен и любезен. Соне, увидевшей поэта вблизи впервые, казалось, что он читает только для нее. Он действительно часто поглядывал на нее с интересом, а когда гости ушли, объявил Гале и сестре Кате с улыбкой: «Надо поволочиться. Пильняк за ней ухаживает, а я отобью».
10 марта Соня пришла в гости к Бениславской только в компании Марии Михайловны, после предварительного звонка. Гостей не ждали. Предполагался тихий семейный вечер втроем: Есенин, Галя и сестра его Катя. Но гостям были рады. С этого дня оба романа Сони развиваются параллельно.
Померанцев переулок, дом 3
Пильняк задет. Он был избалован женским вниманием. Шкапская тоже не сразу поверила, что Соня может предпочесть Есенина. 18 марта она пишет Софье, имея в виду Пильняка: «Милая моя и дорогая, нежно помню Вас и всю милую Москву и никому ни звуком не обмолвилась о Вас, чтобы как-то не повредить, хочется обоих вас охранить от дурного глаза.
Пишите мне, дорогая, нежная, любимая<…> И очень вы с ним как-то хорошо слились в моем сердце. <…>» А тем временем Пильняк ревновал, видя зарождающийся интерес между Есениным и Толстой: Соня успела за предыдущие несколько дней пообещать Пильняку верность. Забавно читать переписку Шкапской и Толстой. 27 марта, придя в себя от сообщения Сони об ухаживаниях Есенина, Мария Михайловна пишет: «Милая девочка моя, все хорошо и все так по-русски – ведь о нас же все эти Идиоты и Преступления и наказания, – и не только ужас в них, но и сладость, но и размах, – жизнь наша такая короткая, как не насладиться ею жадно, с размахом, – может быть, правда, немножко и с отчаяньем. Я точно вижу Вас с Сергеем в этой утренней