Поэтому сразу ответил, не дожидаясь продолжения:
— Я предпочитаю адекватных и сознательных. Но это не про тебя! — для пущей убедительности я снова посветил ей в глаза, заставив прикрыть их рукой. — В последний раз спрашиваю: ты кто такая?
— А иначе что, бравый мальчик? — удивилась девушка. — Побьёшь меня? Или убьёшь невинную девушку?
— Зачем? — удивился я.
— Ну ты спрашивал в последний раз! — напомнила девушка. — Дальше, значит, должна идти угроза. Или ты тупой и не знаешь об этом?
Да откуда вообще это непуганое существо? Я думал, таких дур в нашем новом жестоком мире уже не осталось. Впрочем, чего это я… Сам её группу привёл в Алтарное…
— Я знаю, что спросил в последний раз… — покачал головой я. — А угроза для тебя — это деревянная клетка, в которой ты сидишь. Если я пристрелю пленных, а мы уйдём, тебя никто не вытащит.
— Мой Димочка обещал, что если что-то случится — найдёт меня! — зло прищурив глаза, ответила девушка. — А он не последний человек в Алтарном! Знаешь такое, мразь?
— Знаю, — подтвердил я. — И точно тебе скажу: никто не будет тебя искать в ближайшие дни. Даже если обещал.
— Да что ты себе воображаешь? — вознегодовала пленница. — Думаешь, умнее всех?
— Думаю, как минимум, умнее тебя! — ответил я, заставив девушку возмущённо открывать и закрывать рот. — Во всяком случае, в этом вопросе.
— Ну чо, пленников в расход? — как бы между делом, осведомился Мелкий.
— Сначала ценности соберём, а потом — в расход! — решил я.
Конечно, угроза была совершенно пустая. Как минимум, девушку будут искать сообщники похитителей. А в том, что они у них есть, я почти не сомневался. Конечно, если искать начнут через три-четыре дня — девушке это не поможет. Может и помереть от голода. Как бы то ни было, полагаться в таком вопросе на везение — глупо. Так что придётся здесь засаду устраивать.
Но есть тут и другая проблема… Население Алтарного вплотную подбирается к покупке репликационных капсул. Ещё месяц-два, и они будут у всех. И кто поручится, что у девушки её уже сейчас нет?
И да, я её всё-таки узнал. Видел несколько раз, пока сопровождал группу Семёна. Тогда она была не такой мытой, а ещё не такой надменной и наглой. Просто красивая девушка. Пыль и грязь скрывали подробности.
Я, правда, совершенно не помнил её имени… Но это мелочи, которые можно игнорировать. Важнее другое… Если она не совершала никаких крупных открытий в последнее время, то и репликационной капсулы у неё быть не должно.
А значит, сейчас для неё самое время испугаться и начать говорить.
И я не ошибся: девушка выдержала минуту. Какое-то время она следила за тем, как мы с Мелким копаемся в вещах, а потом всё-таки подала голос:
— Эй!.. Эй, слышите меня? Меня Татьяной зовут!.. Я из Алтарного!.. Я в группе с учёными пришла!.. Я важный для города человек! Уверена, даже Семён бы за меня награду выдал!.. Эй!..
— Да никому ты, Татьяна, не нужна! — оторвавшись от вещей, ответил я. — Твои знания, может, и нужны. А вот ты — нет. Понимаешь?
— Я и есть мои знания! — обиженно возразила девушка.
— Как думаешь, сколько пальцев тебе надо сломать, чтобы ты начала рассказывать всё, что знаешь? — задумчиво спросил я.
— Ты ваще чот загнул! — заржал Мелкий. — Пары обломанных ноготков хватит!
— Думаете, я буду от боли перед кем-то лебезить? — возмутилась девушка.
— Ты, Татьяна, психологию не изучала? — поинтересовался я.
— Нет, я ботаник… — ответила та настороженно.
— Оно и видно! — кивнул я. — Так вот, чтоб ты знала: говорить ты начнёшь всё, что требуется. А если не хватит десяти пальцев, то после тридцати — с гарантией заговоришь…
— Ты вообще в курсе, что у человека двадцать пальцев⁈ — поинтересовалась «язва».
— А ты в курсе, что пальцы можно сращивать и снова ломать? — усмехнулся я.
Фокус с заведомо допущенной ошибкой — почти беспроигрышный. Все знают, что пальцев у человека двадцать. Все знают, что даже с учётом генетических отклонений, вроде шестого пальца, всё равно тридцати не наберётся. И даже полный тупица не станет говорить про тридцать пальцев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Услышав такое, оппонент по спору или пикировке, само собой, тут же бросается ловить «глупца» на ошибке. Он надеется засмущать и устыдить противника. Он уже празднует победу, но…
Именно в этой заведомой предопределённости победы и кроется коварство ситуации!.. Потому что когда, вместо смущения и оправданий, оппонент получает хорошо продуманную отповедь, то начинает чувствовать себя дураком.
И только у самых опытных и уверенных в себе спорщиков такая отповедь не вызовет смущения. Они ведь не предложат с глупым видом быть «осторожнее со словами», не посоветуют говорить яснее, не смутятся. Ведь всё это заведомо проигрышные ходы. Я знал людей, которые не велись на такой простой трюк, но все они были раза в два старше Татьяны. И раз в десять опытнее в спорах.
Всё-таки спорить с подготовленным оппонентом — это не то же самое, что неугодных ухажёров на три буквы слать. Что и доказала Татьяна, снова принявшись молча открывать рот, как выброшенная на берег рыба.
— Ладно… Таня, — я решил не додавливать «язву» и сменил тему: — Тебя как похитили-то?
— А тебе зачем это знать? — насупилась та.
— Давай договоримся! — предложил я. — Мой вопрос — твой ответ. Без споров! Без ёрничанья! Простые ответы по существу, ясно?
— Ясно… — хмуро ответила девушка. — Мы с Димочкой договорились о свидании. Он меня пригласил… Наверно, снова хотел в свою группу зазывать. Я не стала отказываться. У него положение в городе… Пока шла к назначенному месту встречи, меня схватили, сказали молчать, сунули в рот кляп, сунули в мешок и связали. Потом тащили долго…
— Когда мы видели мешок, ты уже говорила! — заметил я.
— Так я кляп выплюнула. Времени было много! — объяснила Таня. — Слушайте, я уверена, что Димочка меня уже…
— У Димочки есть фамилия, Тань? — спросил я, не выдержав этого приторного наименования.
— Есть, конечно… Но я не помню. Что-то птичье… Воробьёв, Снегирёв… Да какая разница! — возмутилась девушка.
— Не, ну логично, чо! — Мелкий неинтеллигентно хрюкнул, сдерживая громкий смех. — И правда, какая, на хрен, разница?
— Не понял! — признался я.
— Понимаешь, братан… Вот ты согласен с тем, что картошка — это плод картофеля? — спросил меня Мелкий.
— Плоды картофеля — ягоды! А клубни — это видоизменённые подземные побеги картофеля! — раздражённо вмешалась девушка из клетки.
А я всё ещё ничего не понимал, растерянно глядя на Мелкого.
— Видишь! — победно воскликнул тот, указав на девушку. — Вот как, сука, в ботанике что напутаешь — она загрызёт! А сама?
— А что сама? — удивилась та.
— Чо-чо… — передразнил её Мелкий. — Хрен через плечо!.. Кто, ять, синицу с воробьём перепутал?
— Синицу? А! Точно!Дима Синицын! — радостно заявила Таня, а потом сразу насупилась. — А чего ты сразу наезжаешь, слышь⁈
— Дима Синицын, — кивнул я и посмотрел на девушку, нахохлившуюся в своей клетке. — Тань, а что если я тебе сейчас докажу, что Дима Синицын причастен к твоему похищению?
Дневник Листова И. А.
Сто семьдесят седьмой день. Измена и грабёж.
— Вы! А ну, развязали меня быстро!
Наверно, я бы тоже так кричал, если бы пришёл в себя связанным.
Ну просто на всякий случай. Вдруг испугаются и развяжут? Попытка — как говорится, не пытка. А вот когда пытка начинается — тогда можно и по делу…
С противным хрустом палец мужика выгнулся неестественным образом, а по подземному залу прокатился пронзительный крик боли.
Когда замолкло последнее эхо, Мелкий взялся за второй палец, придавливая его топором. А я присел перед связанным мужиком на корточки.
— Ну привет, сраный неудачник! — улыбнулся я.
Правда, улыбку на моём лице, замотанном тряпками, пленник увидеть не мог.
Однако почувствовал. Улыбка всегда ощущается в голосе.
— Десять негритят отправились обедать. Один из них сломался, и их осталось девять! — решив применить психологическое давление, продекламировал я.