нее воздействовать. Назад по коридору, мимо пленников Боудикки, включая Энджи без рук. Обратно в вестибюль, где стояли люди в кевларе, призванные убедиться, что только обладатели соответствующих капиталов могли получить доступ к новому ценному товару.
Он снова оказался на темном тротуаре. Вокруг шумел ночной Нью-Йорк: гудки машин, сирены, крики. По кварталу гулял ветер. Позже он раздует пламя пожара до небес.
Диклан долго стоял посреди тротуара, дрожа от холода. Совсем недавно он был окружен живительными магнитами, которые могли бы сделать жизнь Мэтью бесконечно проще, предотвратить их ссору, остановить его…
(Он мертв.)
И «Сын человеческий»… Диклан не сомневался, что, будь у него этот шедевр, он смог бы разбудить Ронана. А если он разбудит Ронана, тогда… тогда…
(Он мертв, он мертв, он мертв.)
Он вдруг почувствовал, что существует некая версия его самого, которая, наверное, никогда не сдвинется с этого тротуара. Она будет стоять здесь вечно, пока его сердце не перестанет биться, сколько бы времени это ни заняло.
Но вместо этого он расправил плечи. Глубоко вздохнул. Он чувствовал себя опустошенным.
Он написал Джордан: «ты была историей, которую я выбрал».
Затем Диклан вернулся в отель.
– Что тебе нужно? – спросил один из охранников.
– Я кое-что забыл, – ответил Диклан и достал свой телефон. – Вы не подскажете, что это значит?
Когда мужчина склонился, чтобы посмотреть на экран, Диклан выхватил из его кобуры пистолет и выстрелил во второго охранника.
Первый отшатнулся, потянувшись за пропавшим пистолетом, Диклан подстрелил и его тоже. Затем снял с его пояса нож и подобрал пистолет второго охранника.
Как только он распахнул противопожарные двери, ведущие в коридор, пленники повернули головы в его сторону.
Не проронив ни слова, Диклан двинулся по коридору, на ходу срезая ножом стяжки с запястий несчастных.
Лифт открылся. Над лотом 531 стоял охранник.
Диклан застрелил и этого. Подобрал его пистолет и вытащил лот 531 в коридор.
Он повернулся к пленникам.
– Бегите, – сказал он. – Почему вы все еще сидите? Они мертвы. Забирайте ее. Убирайтесь отсюда.
Из дверей неподалеку повалили люди в форме. Раздались выстрелы. Отстреливаясь, он забежал в лифт.
Десятый этаж. Он направлялся на десятый этаж.
Вверх.
Руки и обувь Диклана были забрызганы кровью. Чужой. Он слышал крики на этажах, мимо которых проезжала кабина.
Двери лифта открылись. Седьмой этаж, не десятый. Опять охрана. Он открыл огонь, одновременно нажимая кнопку лифта.
Вверх.
На девятом этаже двери снова открылись. Еще больше охранников. Они приближались, не оставляя времени закрыть двери.
Диклан ударил ножом того, что оказался ближе, застрелил следующего и выскочил из лифта, откатываясь к стене. Ему вслед посыпались выстрелы.
Ему встречалось все больше стрелков, пока он продвигался по коридору к лестнице, а затем поднимался наверх, выше и выше. Оставляя позади груду трупов. Иногда двери комнат, мимо которых он проходил, на мгновение приоткрывались, но завидев стрельбу, их снова захлопывали. Вверх по лестнице, вверх.
Десятый этаж.
Его окружили живительные магниты и охрана, а у него закончились патроны.
«Сын Человеческий» смотрел на него из-за яблока.
(Мертвы, все мертвы.)
Диклан достал из кармана серебряную фляжку и отвинтил крышку. Как только в него полетели пули, из горлышка фляги вырвались существа. Дым и одновременно гончие, темные и грозные, заклубились над ковром. Твари залаяли, из пастей хлынул свет, яркий как солнце, подпитывающий их изнутри.
Они умирали с голоду.
Псы набросились на охранников, пожирая летящие пули. Они не осторожничали.
Это были солнечные песики Ронана, присненные защищать его братьев, но способные разорвать и их, как только закончатся злодеи. Все, что они знали – это убивать.
Диклан нащупал незапертую дверь и едва успел проскользнуть внутрь, как за его спиной раздались крики. Дверь оказалась чуланом. Стоя в темноте, он жадно хватал ртом воздух. Звук его дыхания и стук сердца почему-то казались громче отвратительных звуков, доносившихся из-за двери.
Когда наконец все стихло, Диклан для верности отсчитал шестьдесят секунд.
Затем снова открутил крышку фляги и рискнул вернуться в комнату.
Все пространство было усеяно телами; среди них, тяжело дыша, кружили по-прежнему голодные псы. Из открытых пастей тварей вырывалось адское пламя; на их призрачных мордах не виднелось ни пятнышка крови, хотя судя по коврам, ситуация должна быть обратной.
– Пора, – сказал Диклан, – заканчивать.
Услышав голос, стая бросилась к нему, оскалив огненные пасти, голодные и ненасытные. На секунду Диклан подумал: вот и все.
Но солнечные псы закружились вихрем и аккуратно, словно видео в режиме перемотки, вернулись во фляжку.
Диклан плотно завинтил крышку.
В накрывшей комнату мертвой тишине он, перешагивая через трупы, направился к «Сыну Человеческому». Пытаясь представить, как везет полотно в машине, возвращаясь в Массачусетс. Представляя, как принесет его Ронану, который навсегда застрял в ловушке в том темном коридоре. Думая о том, что скоро снова увидит Джордан.
Но все это осталось скрытым за тем, что он видел перед собой.
– Нет, – сказала Барбара Шатт. – Вы уже достаточно натворили, молодой человек.
Женщина появилась из лифта. Ее лицо тоже было забрызгано кровью. Чужой.
– Дело уже сделано, – сказал Диклан.
В ответ Барбара Шатт приподняла брови и посмотрела мимо него. Возможно, она блефовала, но Диклан, проследив за ее взглядом, обернулся.
Позади него стояла фигура с пистолетом в руках. Он успел лишь заметить, что это его мать – Мор О-Коррах.
И она в него выстрелила.
28
– Как думаешь, что Лесу от нас надо? – спросил Ниалл. Он сказал «Лес», потому что Мор называла существо из их снов так же. Однако знал, что в действительности они имели дело не с лесом. Это слово просто обозначало место, где обитало существо, и отображало, насколько огромным оно было. Корни в одном мире, ветви в другом. Хотя оставалось неясным, где находились они, в ветвях или в корнях. Ниалл предположил, что на стороне, где ближе солнце, но не исключено, что под землей.
Обычно сны о лесе навевали именно такие мысли. Ниаллу это было не по душе. Он чувствовал, как его мозг закипает от этих мыслей, готовый сломаться под тяжестью осознания масштабов бытия. Его разум не был создан для таких открытий.
– Не знаю, правильный ли это вопрос, – ответила Мор. – Скорее, просто что ему надо?
– В чем разница?
– Почему он здесь? Зачем разговаривает с нами, вместо того чтобы заниматься своими делами там, откуда он явился?
Ниалл спросил:
– Думаешь, он демон?
Мор бросила на него тяжелый взгляд. Она по-прежнему считала глупым его увлечение религией, ведь они оба умели приносить вещи из снов. Но он