хуже, увезти за границу и продать в рабство; но если она напишет, то ей придется забыть о своих планах на будущее, ей остается одна дорога — вернуться домой, где ее выдадут замуж за противного ей человека. Так что выбирать приходится между плохим и совсем плохим.
Но только у смерти нет надежды, а жизнь всегда дает надежду на лучшее, поэтому к утру Надя решила, что она напишет необходимое признание, а там видно будет.
Гарибов приехал часов в восемь утра, увидев письмо, он прочитал его и стал вдруг приветливым:
— Ну, вот видишь девушка, это так просто, зато и нам хорошо, и тебе спокойнее.
— Вы когда меня отпустите? — спросила Надя.
— Честное слово, как только ребята окажутся на свободе, — сказал Гарибов и, сложив лист с признанием Нади, сунул его в карман. Затем спохватился. — Ты, наверно, кушать хочешь?
Надя промолчала, хотя она и хотела кушать, но ей не хотелось показывать этому неприятному человеку свою слабость.
— Погоди, в обед я привезу тебе вкусную еду, — сказал Гарибов и ушел.
После его ухода Надя легла на кровать и думала: мысли ей приходили безрадостные — ей не верилось, что Гарибов отпустит её. Через час ей надоело лежать, и она встала и подошла к окну.
Окно было высоко, и сквозь него она видела только верхушки деревьев и какой-то забор. Это Надю заинтересовало, и она подтащила под окно кровать и встала на нее.
Теперь она видела все — за окном был забор, сквозь его щели виднелся лес.
«Хорошо бы добраться до леса», — подумала Надя, видя темные заросли кустарника. Затем она осмотрела окно: на окне решетки не было, но оно действительно было очень узкое.
«Хотя, — прикинула Надя, — если бы не было рамы…»
Надя попробовала рукой выдавить раму, но рама крепко была прибита к бетону толстыми гвоздями.
«Руками ее не выдавить», — убедилась Надя и беспомощно оглянулась, и ее взгляд упал на кровать. Это была обычная металлическая кровать. Почти такая же, как и у Нади дома. Однако дужка на спинке той кровати снималась, и Надя держала внутри этой изогнутой трубки свои тайные записки.
Надя, стоя на кровати, наклонилась и попыталась снять дужку — к ее радости, она снялась легко. Дальше она, действуя дужкой как рычагом, легко сломала раму.
Когда проем оказался свободен от кусков металла и стекла, она полезла на волю. Проем все же был уже, чем нужно, но Надя невероятным усилием сжала тело, подняла руки вверх и змеей полезла в отверстие: голова и плечи прошли, и Надя обрадовалась было и тут же плотно застряла, точно пробка в бутылке — ни вперед, ни назад, — ведь она совсем не подумала о том, что у женщин бедра шире плеч. Надя дернулась несколько раз, затихла было, но подумала о том, что будет, когда Гарибов увидит её застрявшей в окне.
Испуг пошел ей на пользу: ее хрупкое тело еще больше сжалось, почувствовав это, Надя выдохнула воздух из груди, уперлась руками о бетонную стену, отчаянно рванулась и вывалилась из окна, точно черепаха из панциря, при этом ободрала кожу на бедрах до крови.
Но Наде не почувствовала боли, ей было не до этого, перед ней встала новая преграда — деревянный забор, который хотя и был весь в щелях, однако был настолько высок, что Надя не могла, даже встав на цыпочки, дотянуться до его верхушки.
Она подпрыгнула несколько раз, нахватала в ладони массу занос и с огорчением убедилась, что перелезть забор не в ее силах.
Надя взглянула в щель и увидела, что спасительный лес был близок, всего каких-то три десятка шагов — три секунды бега. Но этот лес был недосягаем, легче, наверно, астронавтам было долететь до Луны.
В отчаянии Надя села на землю под забором и, обливаясь потоками слез, начала зубами вытаскивать из ладоней занозы.
Однако, когда она совсем упала духом, она вспомнила про свое орудие, которым она сломала раму, но дужка осталась внутри на полу, чтобы ее достать, надо было лезть назад в подвал. В подвал Надя не согласилась бы вернуться, даже если бы ее жизни тут угрожала опасность, поэтому Надя отвергла эту идею с ходу и решила пройти вдоль забора.
Однако вскоре она убедилась, что крепкий высокий забор из досок ограждает дом с трех сторон, а спереди кирпичный забор с острозубой металлической решеткой поверху, таким образом выйти с наружу можно только через калитку. Обнаружив это, Надя не стала терять времени, открыла калитку и быстро вышла на улицу, и тут нос к носу столкнулась с Гарибовым, в руке которого была большая сумка. За его спиной стояла машина.
— И куда это ты собралась? — зло спросил Гарибов, после секундного замешательства — он был удивлен, увидев Надю.
Надя не стала пускаться в объяснения, она оттолкнула Гарибова и метнулась по улице. Через секунду что-то тяжелое ударило ее по голове, потом по телу, и на ее глаза опустилась черная пелена.
Глава 29
Воронков пришел вечером и начал шутя выговаривать Наде:
— Ты, что же, Надежда, плохо себя ведешь? Сейчас зашел к врачу, а он мне говорит, что ты не ешь ничего, ни с кем не общаешься. А я ведь тебе уже делал замечание по этому поводу.
— Мне ничего не хочется, — грустно промямлила Надя.
Она была рада приходу Воронкова.
Она уже знала, что произошло. Воронков с самого начала заподозрил Гарибова в том, что он похитил и где-то удерживает Надю. Ну, а когда Гурбанов принес признание Нади, все стало на места — дальше всё было делом техники: служба наружного наблюдения проследила за Гурбановым, и когда он начал стрелять в Надю из пистолета, его взяли.
К счастью ранение оказалось неопасным — пистолет был нештатным и стрелял резиновыми пулями: одна пуля только по касательной задела голову девушки и лишь надрезала кожу, вызвав обильное кровотечение и сотрясение мозга; вторая попала в спину, и третья в руку, оставив огромные синяки. В связи с полученными травмами Надю уложили опять в больницу — на этот раз почти на две недели.
Но всему приходит конец: ранка на голове зажила, повязку сняли, синяки сошли, и завтра Надю должны были выписать. Однако она не имела представления, куда ей теперь идти и что делать. На голове на месте ранки виднелась проплешина. Поэтому она и находилась в подавленном состоянии.
— Ну, ты это брось, Надежда! — погрозил пальцем Воронков. — Я к ней с хорошими новостями,