Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появление наше, что греха таить, вызвало среди публики известный интерес – на такой, пожалуй, могла бы рассчитывать забредшая в московский ресторан экзотически одетая эфиопская или шриланкийская пара; внимание, отчасти даже лестное – по крайней мере до того момента, когда официант, получив заказ принести нам то же, что едят за соседним, и вот за тем, и за тем столиками, – таки принес нам это.
– Финикс ин тайгер скин, – торжественно провозгласил джентльмен в розовой ливрее, явно одобряя столь изысканный выбор: Феникс в тигровой шкуре.
В детстве у меня жила такса; в середине восьмидесятых ее кормили отборными сахарными косточками, в девяностых – «чаппи» и «педигрипалом»; был, однако, момент в конце восьмидесятых, когда в силу политических причин не было ничего – и приходилось покупать ей куриные лапы; такса выла от ужаса, но глодала их – а что поделаешь, голод не тетка. Именно их, к нашему ужасу, и принес официант – щедрую, штук по двадцать на нос, порцию замороженных куриных лап: сизо-желтых, морщинистых, пупырчатых, с когтями, как у галапагосских игуан.
Наша реакция вызвала у окружающих дополнительный прилив интереса; так оживляется русский человек, когда видит, что какой-нибудь итальянец или араб мается, глядя на предложенную ему рюмку водки; все, кто мог видеть нас с соседних столов, заерзали и даже привстали – не дай бог пропустить тот момент, когда мы наконец вонзим зубы в этот восхитительный гибрид костей, хрящей и жил.
– Сам макай, – шипит мне в ответ моя спутница.
– Не хочу!
Перед иностранцами неудобно!
С тех пор это самое «макай» и «Китай» намертво зарифмовались у меня в голове; психотравма, полученная за тем ужином, сформировала мое восприятие этой страны. Кто-то ездит туда за архитектурой, кто-то за ландшафтами, кто-то за древностями, кто-то – за миром будущего. Для меня эта страна – кипящий котел, со дна которого, как из шляпы фокусника, постоянно всплывает нечто абсолютно непредсказуемое.
Китай похож на кабинет врача, в который можно войти прямо с улицы, без записи. Я видел там такие – по крайней мере, кабинеты стоматолога: на обычной хай-стрит и между лавок с хозтоварами и сувенирами – витрина, где дантист на глазах у изумленной публики выдирает у пациента зубы. Разумеется, почувствовать удовольствие от контакта с уличной бормашиной или вкуса вареной куриной лапы в первый же день пребывания в Китае сложно; лучше сначала «набрать высоту» и хотя бы мельком ознакомиться с более привычными китайскими аттракционами: уходящая за горизонт Великая стена (которая, возможно, и работала в качестве защиты от монгольских полчищ, однако в настоящее время пала под натиском торговцев сувенирами, безжалостно набрасывающихся на всех, кто попадает в их поле зрения); трехуровневая панорама гонконгской гавани Виктория: девственные зеленые холмы вдалеке, затем линия небоскребов и – залитый солнцем залив, по которому снуют деревянные суденышки с цветными, как крылья у леговских драконов, парусами. Сюрреалистический пейзаж в Кайпинге: рисовые поля и среди них – построенные в начале XX века сказочные башни-крепости диалоу, фантазия чокнутого архитектора. «Обязательная программа» состоит из нескольких десятков пунктов; всем этим монастырям Тысячи Будд, садам Скромного чиновника, мостам Бессмертных и Каменным лесам можно посвятить годы; тем не менее в какой-то момент осознаешь, что Китай – понятие не географическое и даже не экономическое, а психическое. Древности, ландшафты и прочие «достопримечательности» можно увидеть где угодно – а вот ощутить, что ты на Луне, в мире, где все наоборот, – такого больше нигде не обнаруживается. Тысячелетняя языковая и географическая изоляция создали эндемичную нацию инопланетян.
В первый приезд я лелеял мысль о том, что коммуникация на языке аборигенов теоретически возможна. Помню, как я искал улицу по бумажке с адресом: Шанхай, такой-то район, улица Донг Пинг Лу. Я вцепился в какого-то китайца – сто процентов местного, вышел за газетой:
– Стрит Донг Пинг Лу, плиз?
Он прищурился, будто не вполне понял.
Чего ж тут непонятного? Донг Пинг Лу! Где-то рядом?
Ни бэ ни мэ ни кукареку.
Плюнул и нашел другого – который выглядел еще лучше: как служащий справочного бюро. И? Тот же результат.
А, догадался я, наверное, проблема в произношении, интонации, надо говорить по-другому.
– Донг Пинг Лууу?
Это сработало – но при попытке дойти, следуя полученным подсказкам, я столкнулся с отсутствием чего-то похожего на пункт назначения.
– Дооонг? Пииинг! Лу? Днпнлууууууууууу?!?!?!?!
Каждая новая жертва с пониманием, иногда с оттенком озабоченности, кивала, куда-то показывала – ровно в противоположную относительно своего предшественника сторону. (Что, впрочем, неудивительно: китайцы одержимы равновесием, балансом, гармонией.) Где оно – Донг Пинг Лу? Там же, по-видимому, где Эльдорадо, Беловодье и Шамбала.
Бывали, между прочим, и более драматичные моменты.
Стою перед окошечком кассы вокзала и, высунув язык от волнения и вытирая холодный пот со лба, срисовываю с путеводителя иероглиф – название города, куда мне нужно. Тот, который я нарисовал заблаговременно, пока стоял в часовой очереди, никакого эффекта на кассиршу не произвел. Страшно, и не на шутку: если я неправильно скопирую хотя бы одну чертову палочку, один чертов изгибчик – то получу билет куда-то туда, откуда, возможно, не вернусь уже никогда; так, наверное, чувствовал себя персонаж Джорджа Клуни в «Гравитации», когда уплывал в открытый космос. Очередь за мной волнуется, но вежливо: первый раз кто-то дотрагивается до моей спины минут через пять. Оборачиваюсь и вижу, что количество людей таково, что если уложить их голова к голове, то можно заполнить расстояние до Луны.
Диалектика путешествия по Китаю состоит в том, что, с одной стороны, здесь столько всего интересного, что и в гостиницу-то возвращаться не хочется; с другой – вечером, в номере, испытываешь дикое счастье просто от того, что рядом с тобой – пусть всего лишь на одном квадратном метре – никого больше нет. Эта чисто физиологическая усталость от количества людей говорит о том, что вокруг нас существует некая аура приватности – и вот в Китае ей приходится туго. Целый день ты видишь, слышишь, ощущаешь не просто людей, а именно толпу, снующую, бегущую, курящую; причем это не просто толпа – это китайская толпа, в которой ощущается креативная энергия и, я бы сказал, политическая сила. Можно сколько угодно иронизировать над способностью этих людей скопировать в деталях любой, самый сложно устроенный предмет – от сумки Louis Vuitton до космического корабля «Союз»; однако нельзя не чувствовать, что это очень деятельные люди, которые добились всего, чего хотели, и на достигнутом, похоже, останавливаться не собираются; они знают, как изменить мир, – и таки изменят его.
Чтобы осознать, что в Китае действительно много людей, попробуйте сделать где-нибудь на улице – не обязательно буквально на улице, можно в Гималаях или в пустыне Гоби – селфи. Если вы обнаружите в кадре двух-трех посторонних – просто не обращайте внимания; это нечто вроде естественных помех, практически идеальный вариант. Обычно, если фотографироваться на фоне какой-то достопримечательности, в кадр проникают человек десять. Разумеется, и это не предел. Однажды я сделал фотографию в горах близ Чжанцзяцзе – эти места еще называют Пандорой, за поразительное сходство с планетой, на которой происходит действие фильма «Аватар». Заросшие экзотическими растениями и окутанные туманом скалы причудливых форм позолочены закатным багрянцем, я сам, проделавший многочасовой путь на вершину и, кажется, заслуживший право сделать «триумфальную» фотографию, на которой – фоном – другой пик, еще более дикий, девственный, неприступный… минуточку, как же так? Пик кишит туристами! Можно было бы сказать – «китайскими туристами», но в Китае это тавтология – здесь, безусловно, есть иностранные туристы, но их почти никогда не видно – потому что по сравнению с местными количество приезжих из-за границы все равно так ничтожно, что близко к статистической погрешности.
Сложнее всего – заканчивая с этой темой – сделать селфи в аэроэкспрессе, который носится между аэропортом Пудонг и Шанхаем. Потребность запечатлеть кого-либо в таком странном, казалось бы, месте возникает в связи с тем, что это самый быстрый поезд в мире (о том, что он за считаные секунды приезжает на станцию, где нужно потратить час на то, чтоб выцыганить у автомата билет в метро, проспекты благоразумно умалчивают); катится он не по рельсам, а по магнитной подушке – со скоростью около 430 километров в час, то есть намного быстрее, чем болиды «Формулы-1» по прямой. Никто из тех, кому повезло попасть на борт, не сидит – все стоят в проходе, полагая задачей номер один сфотографироваться на фоне табло, где показывают скорость. Цифры постоянно скачут – но все хотят увидеть именно 430, поэтому в соответствующий момент резко выбрасывают руки со смартфонами вверх. Уйти из этого коридорчика без синяка под глазом мало кому удается, равно как и разглядеть потом себя в толпе на этих, с позволения сказать, фотографиях. Поезд называется «Маглев» (от «магнетик левитейшн»), и это самый простой способ сгонять в будущее. Поразительно, как дешево обходится это удовольствие.
- Черный снег на белом поле - Юрий Воробьевский - Публицистика
- Коммандос Штази. Подготовка оперативных групп Министерства государственной безопасности ГДР к террору и саботажу против Западной Германии - Томас Ауэрбах - Публицистика
- Разрушители мозга (О российской лженауке). - Олег Арин - Публицистика
- «Искусство и сама жизнь»: Избранные письма - Винсент Ван Гог - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Террор. Кому и зачем он нужен - Николай Викторович Стариков - Исторические приключения / Политика / Публицистика