Читать интересную книгу Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин

«Хорошо выступила, Лорна», — подумала я. Только вот не слишком ли разболталась?

Мы помолчали.

— Так, значит… — Он повернулся и оперся спиной на перила. — Уезжаешь на Ямайку?

— Да. Но всего на неделю. А ты едешь в Малави.

— Но всего на месяц.

Мы смотрели друг на друга и молча улыбались. Наконец он сказал:

— Ты это серьезно — насчет обета воздержания?

Господи боже. Спокойствие, только спокойствие.

— Вполне серьезно.

— Хм-м… А поцелуи считаются?

— Ну, это зависит…

Прощайте, принципы. Прощайте, обеты. Наверное, надо было с самого начала честно себе признаться, что надолго меня не хватит.

— Зависит от чего?

Мы неотрывно смотрели друг на друга. Кажется, прошла целая вечность, а потом он нежно погладил меня по щеке, медленно-медленно наклонился и поцеловал в губы.

Матерь божья. Это фантастика. Терпеть не могу избитое выражение «таять от удовольствия», но я была готова растечься по полу, как мороженое в жару. Хорошо еще, было на что опереться, иначе я бы, наверное, не устояла на ногах. Я так ослабела, что приходилось усилием воли удерживать голову прямо. Иначе она болталась бы из стороны в сторону, а это, боюсь, не очень сексуально.

— М-м-м, — промычала я.

Он улыбнулся — и повторил.

После четырех неземных поцелуев я сказала, что должна пойти домой, потому что где одно, там и другое, а я не хочу никаких «глупостей».

В глазах у него плясала смешинка.

— Ты ужасно забавная.

Должно быть, у меня на лице появилось выражение тревоги, потому что он поспешно добавил:

— В хорошем смысле.

Я сказала, что хочу дать ему в поездку свое африканское ожерелье.

— Это было бы здорово, — сказал он без тени иронии.

Я попыталась развязать веревочку, но не смогла.

— Дай я, — предложил он.

Несколько мгновений я наслаждалась прикосновениями его рук и теплом его дыхания на своей шее. Он распутал узелок и протянул мне ожерелье. Я обмотала подвеску веревочкой, поцеловала ее (очень глупо, не знаю, зачем я это сделала) и вложила украшение в его ладонь.

— Пожалуйста, привези его обратно.

Он посмотрел на мой талисман и осторожно сжал в кулаке.

Шагая домой, вдыхая свежий утренний воздух, я вдруг поняла, что совсем забыла про Кэти. Набрала ее номер. Кэти сообщила, что отлично развлекается, и попросила не волноваться.

На заднем плане раздавалось нестройное хоровое пение.

— Скажите, вы постоянно предаетесь романтическим фантазиям? — спросила доктор Дж.

— Нет, — быстро ответила я.

Слишком быстро. Не надо быть психологом, чтобы заметить: я даже не задумалась. Мне показалось, что меня в чем-то обвиняют, и я рефлекторно выставила шипы. Доктор Дж. не раз объясняла мне, что это нормальная человеческая реакция, и все-таки я была недовольна собой — такой прокол после восьмидесяти часов терапии!

Я рассказывала ей про Дэвида, изо всех сил стараясь не слишком увлекаться. Только строгие факты, ничего лишнего.

— Я встретила потрясающего мужчину. Он врач, спасает людям жизнь, прямо как в американском сериале. Медсестры называют его «доктор Шарм». Ему тридцать четыре. Живет в фантастической квартире возле порта. Сейчас едет в Малави, где поможет тысячам местных жителей.

Но потом я все испортила.

— Мы целовались у него на балконе. Это был лучший поцелуй в моей жизни. Легкий ветерок мягко ерошил мне волосы, и я ощущала себя героиней голливудского фильма. У него самые нежные на свете губы, а на подбородке у меня теперь раздражение от его щетины. Это так здорово! И у него такие большие мужественные ладони. Точно как я люблю! Я думала, что упаду в обморок. Я отдала ему свое ожерелье и попросила привезти его мне обратно — совсем как Золушка, знаете. Правда. Я даже думаю, что именно он может оказаться моим суженым. Я никак не могу перестать о нем думать. Как в той песне Кайли — «не могу выбросить тебя из головы».

Меня так опьяняла любовь, что хотелось танцевать по кабинету.

А она сказала, что, возможно, у меня есть склонность с головой погружаться в одно романтическое увлечение за другим. Я запротестовала:

— Нет, нет, нет, это не про меня! Я знаю таких ветреников, которые без конца влюбляются. Они просто не могут жить без любви. Как заядлые курильщики, толком не загасив одну страсть, они тут же снова высекают искру с кем-то другим. Жалкое зрелище. Я, в отличие от них, самодостаточна и могу жить в полном одиночестве…

Я подсчитала, что в промежутке с семнадцати лет, когда я начала встречаться с Джонни, до нынешних тридцати пяти у меня не было постоянного мужчины в общей сложности восемь лет.

— Восемь лет — с Джонни, два года — с моим бывшим парнем. Кристиана, разумеется, не считаем, потому что это были неполноценные отношения. Значит, я была одна восемь лет из восемнадцати. Так что я не боюсь одиночества.

После привычной паузы психологиня произнесла:

— Прежде всего, по вашим собственным словам, у вас ушло шесть лет на то, чтобы забыть Джонни. Вы сказали, что регулярно с ним виделись и не проходило и дня, чтобы вы не вспоминали о нем. Это значит, что вы по-прежнему эмоционально зависели от него. Во-вторых, что касается Кристиана. Хотя ваша связь не была «полноценным» партнерством, вы принимали ее так близко к сердцу, что обратились к психотерапевту, когда отношения начали разваливаться. Существует разница между физическим одиночеством и эмоциональной самодостаточностью. Как вы считаете, вы были когда-нибудь эмоционально независимы?

Странно, но постепенно мы с доктором Дж. будто поменялись ролями: она часто отвечала мне молчанием, а в последнее время в молчание все чаще погружалась я.

Доктор Дж. не сказала: «Очевидно, вы никогда не были эмоционально независимы», но этого и не требовалось. Мне все было ясно — как если бы эти слова повисли в спертом воздухе кабинета.

Не знаю почему, но впервые за долгое время у меня защипало в глазах. Мне казалось, будто я отдаляюсь от самой себя и смотрю на себя со стороны. Очень неприятное ощущение. Я в очередной раз убедилась: я не тот человек, за которого себя принимала. Все, что я знала о себе, оказалось иллюзией. Через некоторое время доктор Дж. спросила, что я чувствую.

— Вообще-то я сбита с толку. И мне грустно. Я всегда с пренебрежением относилась к женщинам, которые, как мне казалось, настойчиво цепляются за мужчин. Я гордилась своей независимостью. И в то же время… Я сейчас вспоминаю, сколько раз я безответно влюблялась. Должно быть, в каждой крупной редакции Шотландии есть мужчина, к которому я в какой-то момент питала отчаянную неразделенную страсть. Я даже на некоторых политиков западала. Если всерьез задуматься, получается, что я вечно существую в состоянии влюбленности, витаю в облаках. Просто не верится. — Я помолчала, потом продолжила: — И еще я разочарована и раздражена, потому что — уверена, это вам тоже покажется дикостью, — у меня есть ощущение, будто вы разрушили мои фантазии о Дэвиде. А мне так нравилось мечтать о нем. Я представляла себе, как мы…

Я осеклась, но у меня создалось впечатление, что она без слов понимала, какие чувства меня обуревали. После вечера на балконе я предавалась романтическим грезам: как мы поженимся; как восхитительно он будет выглядеть в килте на свадьбе; куда мы поедем на медовый месяц и как будем бродить по пляжу на закате, держась за руки; какие очаровательные дети у нас родятся и как их будут звать — для девочки я бы выбрала имя Дейзи, Лола или Молли, а для мальчика — пожалуй, Джозеф или Патрик.

Я думала о том, как будет здорово, когда у Льюиса-короля появятся двоюродные братики и сестрички и он сможет с ними играть. Я прикидывала, не отправиться ли нам в Африку на год-другой. Он бы спасал умирающих детей, а я писала бы статьи, а может, просто хозяйничала дома и играла с местной ребятней. И конечно же, я раздумывала, стоит ли мне брать его фамилию. Лорна Мартин-Макензи или просто Лорна Макензи. Звучит неплохо.

И все это — после нескольких поцелуев на балконе. Боже мой.

В кабинете опять повисла тишина. Наконец я решила бросить вызов.

— Между прочим, все мои подруги делают то же самое. Для нас это предмет шуток. По-моему, тут нет ничего особенного. У всех бывают фантазии. Разве это проблема? Да сам Господь Бог — тоже фантазия. Дескать, если ты хороший, то попадешь в рай, а если плохой — то в ад. Это ведь тоже выдумка, причем очень мощная, которая помогает держать людей в узде. Моцарт однажды признался кому-то из друзей, что сочинил в уме сотню симфоний для собственного удовольствия, — бывают и такие фантазии. Мечты нужны всем.

Доктор Дж. произнесла:

— Ваших подруг здесь нет, сказать что-либо в свою защиту они не могут, значит, эту информацию я должна проигнорировать. Возможно, с вашей стороны это очередное предположение, обобщение, которое помогает вам почувствовать себя лучше.