— Вот вы — не партийный человек?
— Что? — от неожиданности переспросил Телль.
— В партии состоите?
— Нет, — растерянно ответил Телль, не понимая, к чему вопрос.
— Это хорошо! — сказал сосед прежде, чем Телль машинально согласился. — Это честно! А то тенденция такая пошла или, как нынче принято говорить, "мода", — значок не носить партийный.
Телль уже было вздохнул с облегчением, но сосед, оказывается, еще не отпустил его.
— А что ж вы, если не секрет, в партию не вступили?
Пристальный взгляд соседа требовал ответа. Телль хмыкнул, чем удивил навязчивого собеседника.
— Меня не взяли. Сказали, что нет образования, — признался он.
— Серьезно? — еще больше удивился сосед.
— Серьезно.
Это Фине несколько раз предлагали вступить в Нацпартию. Впервые — сразу после того, как она, выпустившись из детского дома, пошла на завод, чтобы потом ее взяли на рабочий факультет института. Фина всегда отвечала, что не думала об этом, что не готова, что вступит позже. В конце концов, от нее отстали.
А вот Телль в юности даже хотел стать партийным. Ведь в партии, думал он, собрались лучшие люди, у которых есть возможность делать больше полезного, нужного для других, чем у простых граждан. Теллю хотелось быть полезным и нужным.
— Какая тебе партия, деревня! Ты же пишешь с детскими ошибками! А считать, поди, вообще не умеешь, — сказали Теллю в первичной парторганизации.
Потом он узнал, что состоявшим в Нацпартии несколько раз в год давали паек, для них в городе был специальный магазин. Члену партии со стажем можно было купить машину или получить участок земли за городом, а в отпуск — поехать на курорт. Даже сейчас у них остались привилегии. Они бесплатно выписывали партийную газету и могли отправиться за счет партии на ее съезд в столицу.
Одетая бабушка девочки Дарины прошла с сумками мимо Телля к выходу задолго до того, как надевший фуражку проводник объявил по вагону, что они подъезжают к конечной станции.
Поезд тихо полз мимо серой бетонной стены, за которой торчали, подпирая небо, зеленые башни элеватора. Потом с обеих сторон, заслонив собой все, потянулись бесконечными вереницами коричневые бункерные вагоны, круглые черные цистерны, грязно-белые рефрижераторы. Миновав их, состав оказался на перроне, а за черными прутьями забора стала видна площадь с памятником. Ее закрыл вокзал серого цвета, у которого были большие окна с широкой белоснежной каймой. Оставив вокзал далеко позади, поезд миновал лестницы пешеходного моста, прополз еще немного, качнулся назад и остановился.
Телль махнул рукой сыну.
— Рано вы, — сказал ему сосед. — Еще не все. Сразу видно — давно на поезде не ездили.
Из вагона никто не выходил. Глядя, как проводник ведет обратно бабушку девочки Дарины, Телль показал Ханнесу, чтобы тот оставался на месте.
— Транспортная полиция, — объявил проводник. — Приготовьте документы на проверку, билеты, разрешение на выезд из города, где зарегистрированы.
Телль понял, почему на больших станциях у вагонов стояли нацполы, и почему все так долго выходили. Взяв свой рюкзак, он пошел к сыну. Проводник заметил это, но ничего не сказал.
В тамбуре раздался топот, открылась дверь, и вошли несколько нацполов. Проверка была быстрой. Когда очередь дошла до Телля с Ханнесом, нацпол, просмотрев все, что они приготовили, спросил про цель поездки.
— Сыну море показать, — честно ответил Телль.
Ханнес смотрел то на отца, то на полицейского.
— Хм, — усмехнулся нацпол. — Без моря жить что ль нельзя? Были здесь уже?
— Нет.
— Где собираетесь жить здесь?
— В пансионате, — неожиданно для себя произнес это слово Телль.
Нацпол отдал ему документы.
— Обратного билета только нет, — заметил он.
— Мы самолетом, — сказав это, Телль увидел, как загорелись глаза сына.
Нацпол попросил у него еще раз билет.
— В вашем городе нет аэропорта.
— В соседнем есть. Мы до него долетим, а там поездом два часа, — объяснил Телль.
— Ладно, — бросил нацпол и пошел дальше.
Как только полицейские покинули вагон, проводник объявил, что можно выходить. Телль с сыном оказались в очереди за девочкой Дариной. Пока они шли к выходу, мама ей все время показывала на кого-то за окном.
— Вон дедушка, видишь? — говорила она, подсаживая дочь на сиденье.
Не успела девочка спуститься со ступенек вагона, как ее, подхватив на руки, закружил мужчина с усами. Бережно опустив внучку, он пожал руку отцу девочки, обнял ее маму и улыбнулся бабушке.
— Опоздали на полчаса, — сказал дедушка.
Ханнес смотрел, как они шли с перрона. Впереди — дедушка с внучкой, за ними пыталась поспеть бабушка, а следом, о чем-то разговаривая, неспешно шагали родители девочки.
— Да… — задумчиво произнес Ханнес. — Девочка наглая.
"Она маленькая еще", — написал ему отец.
— Маленькая и наглая, — уточнил Ханнес.
Телль встал перед ним, чтобы сын его хорошо видел.
— Тут девочка не при чем. Она просто маленькая. Плохих детей не бывает, пойми, сынок. Бывают плохие родители, плохие учителя, воспитатели. Какими они детей вырастят, такими дети и станут.
— Разве родители эту девочку не любят?
— Любят, — был уверен отец. — Просто воспитывают неправильно.
Ханнес улыбнулся.
— Вы с мамой — хорошие родители, — с сердцем сказал он и, пока Телль не успел ответить, выпалил: — Но девочка все равно наглая.
— Ты просто устал, — положил ему руку на плечо отец.
Станция заканчивалась небом. В конце соседней платформы лежало, накрытое старым одеялом, тело. Ханнес издали смотрел туда, не решаясь подойти.
— Мальчишка, чуть побольше тебя, — услышал Телль сзади.
Возле них остановился обходчик.
— Полез на вагон, ну его током… — развел он руками. — Нашел где играть.
Телль взглянул на сына. Тот понял, что случилось.
— Зачем играть на вагонах, если есть море? — спросил Ханнес, когда они с отцом вышли с вокзала.
— Наверное, море уже надоело. Всю жизнь ведь на море. Оно никуда не денется от них.
— Кстати, где оно? Мы его так и не увидели, — недоумевающе огляделся Ханнес.
Телль потрепал его по голове.
— Найдем!
Но для начала им надо было найти, где остановиться.
Море
Цены в гостинице оказались слишком высокими. Растерянно поглядев на них, Телль вышел на улицу, когда его тихо окликнула мывшая в гостиничном холле полы женщина. Озираясь по сторонам, она взяла Телля под руку и предложила комнату в своем доме.
— Это в начале косы, где лиман. До моря — спуститься вниз.
Просила она почти втрое меньше, чем в гостинице, обещая, к тому же, еду — за небольшую доплату.
Телль взглянул на сына. Тот ждал ответа от него. Телль согласился.
— Только я часам к трем освобожусь, — кивнула уборщица на гостиницу. — Хотите в парке меня подождите, хотите — к дому идите.
Телль попросил уборщицу нарисовать в тетради Ханнеса, как добраться до ее дома.
— С рюкзаками за спиной не сильно расхаживайте. Особенно по набережной. Сейчас не сезон, многие сидят без заработка, — предупредила та. — Ступайте, мне работать надо.
Проводив ее глазами, Телль посмотрел на нарисованную схему, потом на сына.
— Ждем или пойдем?
— Мы в поезде сидели. И тут ждать еще. Пойдем! — решительно предложил Ханнес.
Широкие улицы с засохшими до весны клумбами пересекались с узкими, где едва могли бы разминуться встретившиеся машины. Телль по прохожим старался угадать, по какой стороне им нужно идти с сыном. Но он быстро понял, что такого, как у них в городе, здесь нет. Люди спокойно шли навстречу друг другу, проходили мимо или останавливались, разговаривали. Правда, их было очень мало, а на некоторых улочках — вообще никого.
Еще Телля удивили дома. Небольшие, не выше четырех этажей, и каждый не похож на другой. Единственное, угловые дома были со шпилями и башнями: круглыми, квадратными, высокими, низкими, с часами, колоннами или без всего этого. К ним вплотную, стена к стене, стояли дома либо такой же этажности, либо пониже, некоторые — с арками. Стены домов были либо бледно-зеленого, либо бледно-желтого, либо грязно-белого цвета. Ну, или совсем без штукатурки, если из красного кирпича.