Судя по явному оживлению среди сородичей не, он один сейчас страдал острой необходимостью перебить вкус отравленной крови на губах.
— Пожалуй, я сам с ней поговорю, — Кенджи загорелся мертвым предвкушением.
Мэйер вскрикнула и напряглась, поднимая вверх лицо и слепо шаря перед собой. На бледной коже под носом можно было легко разглядеть струйку крови. Главный опустил на смертную свою силу.
— Он ее убьет, — тихо шепнул Люн Ин так, что его мог расслышать только Йоан.
— Знаю, — одними губами произнес друг.
— Ты убивала вампиров? — Кенджи был спокоен как удав.
Девушка замотала головой, давясь слезами и болью. Что-то шло не так потому что в следующий миг главный нахмурился и подошел чуть ближе к смертной.
— Говори.
— Н-н-нет, — голос сорвался на крик.
— Кто тебе помогал? — старший первородный вытянул руку в ее сторону, на лице отразилась странная смесь непонимания и ужаса.
Она что, слабо реагировала на его силу? Люн облизал вмиг пересохшие губы. Творилось что-то интересное и из ряда вон выходящее. Китаец не любил чужие страдания, даже будучи бессмертным и лишенным некоторых чувств, он все еще презирал всякое насилие ради насилия.
Мэйер все же упала на пол и начала извиваться на холодном мраморе, переходя с крика в громкий плачь и обратно. И все же, она стоически отрицала свое причастие к убийствам. Стрэнд напрягся, когда белки широко распахнутых глаз девушки окрасились багровым, как от обширного кровоизлияния. Люн еле успел схватить его за локоть. За мгновение уловив, как друг уже тянется к своей тьме. Не сейчас. Да и мертвая кровь не даст воспользоваться силой.
Признаться, Ин до чертиков боялся того небытия, куда мог отправлять всех его друг. И боялся он не черного нечто, за пределы которого не выбирались даже фотоны, а того, что могло в этом самом мраке обитать. Никто не знал, и никто не хотел с этим сталкиваться.
— Он…он! — Соне, наконец, удалось связно что-то выкрикнуть. — Он!
— Кто? — Кенджи шагнул еще ближе к смертной.
— Он у него! — взвизгнула Мэйер, хватаясь за голову.
На светлой коже запястий из-под рукавов ее водолазки начало что-то проступать. Странные кроваво-красные символы заструились к ее пальцам. Побежали по шее вверх к лицу, а тело выгнулось дугой.
— Кенджи, сзади! — вспрыгнул с места Йоан, но было уже поздно.
Нечто светлое, сияющее сверкнуло в руках Элроя, который, пока все отвлеклись на страдания смертной и ее кровь, оказался прямо за спиной главного. Медноволосый воткнул широкий, испещренный множеством символов клинок прямо тому в спину. Кенджи вскрикнул, его глаза раскрылись в ужасе. Кожа на его лице мгновенно натянулась, стала истончаться так, будто из него высасывали все соки. Тело старейшего вампира ссохлось в считанные мгновения, глаза, ставшие на фоне обтянутого кожей черепа, казались большими, они лихорадочно крутились в разные стороны.
Голова Люна взорвалась страшной болью, кровь прилила к вискам, начала гулко пульсировать в венах. Казалось, что она сейчас взорвется, как стиснутая между пальцев виноградина. Его обильно затошнило кровью, он едва мог держаться в сознании, чтобы наблюдать страшную картину собственными глазами.
Последнее, что успел совершить Кенджи — всколыхнуть мощную волну собственной силы. Многие первородные отключились, падая на пол, как безвольные куклы. Кармилла что-то крикнула и достала не пойми откуда свою излюбленный двуручный меч и теперь пыталась устоять на ногах, размазывая по лицу кровавые слезы.
— Убить Элроя! — хрипло крикнула она, но мало кто ее поддержал.
Мэйер уже стояла на коленях абсолютно точно повторяя позу Кенджи, протирая руки к первородным. Она агонизировала, что-то кричала, но многим было уже плевать.
— Люн! — Стрэнд схватил его за лицо и несколько раз похлопал по щекам.
— Йоан? — собственный голос казался слабым и далеким.
Он закашлялся, давясь багровой жидкостью. Ин не понимал какого хрена Стрэнд все еще способен стоять. Из его глаз, как и у Кармиллы текли кровавые слезы.
— Беги, мальчик, — голос друга был тверд, — как можно скорее. Сейчас!
И все поглотила непроглядная тьма. А потом явились они и ночной кошмар ожил.
Глава 14
Мир вокруг остановился. Перестал существовать, исчез в вакууме небытия. Жар, боль, вгрызающиеся в сознание десятки чужих пальцев, кипящая кровь и полная слепота. Все это исчезло, словно по волшебству. Кто-то очень сильный и умный просто дернул рубильник и меня не стало. Прекрасное, тихое неведение. Темнота, в которой не было ничего, даже меня. Вся личность расщепилась на сотни атомов и разлетелась в никуда. Все, что было — спокойствие.
Жизнь остановилась. И не было ни радости, ни горя, ни боли, ни страсти.
Я — ничто.
Ничто отдыхало. Наконец, за большой период времени ничего не могло потревожить или задеть. Эта безопасность манила и заставляла оставаться в том состоянии расщепления.
Но, память, эмоциональный опыт и стремления — редко когда оставляют нас, даже на той, другой стороне. Из черноты выплыла картина того, как кто-то очень важный для меня уходит, оставляя одну в квартирке на углу Вьюфорт и Брантсфилд плейс, снятой буквально за полчаса на Airbnb. Этот кто-то понимал, что за нами могут следить, но все равно оставил. В ушах эхом отдавался голос, глубокий и бархатный: «Ты, не умрешь, а станешь сильнее. Двигайся и борись до самого конца». Странно, а стоит ли бороться, если это причиняет боль и разочарование?
Они ворвались внутрь. Стремительные и смертоносные. За окнами был вечер. Я стреляла, но против таких как они — бесполезно. Мы переполошили всех соседей. Пожилые жильцы дома, наверное, после обратились к медикам за помощью. Кто-то ударил меня в живот. Больно, но не страшно. Чей-то щелчок и я отключилась. А после…что же было после?
Боль? Меня держали, рот слипся, кровь застыла в жилах. Мне хотелось умереть.
Так это произошло? Нет, погодите. Я не могла вот так просто все оставить. Это было бы верхом свинства. Мне было важно что-то сказать, но кто-то сильно древний запретил мне этой делать.
Да, я вспомнила лицо Йоана. Такое спокойное, сосредоточенное и красивое. Я ослепла на какое-то время, а потом почувствовала клинок. Эта штука мучила меня, привязывала к себе и стирала личность. Почему-то он так влиял не только на меня, но и на того, кто держал его в руках. Я ощущала триумф вовсе не Элроя. Это был триумф чего-то настолько древнего и могущественного, что какой-то там первородный не мог сдержать его суть, не мог противиться его жажде крови. Танец Смерти сам выбирал жертву, сам вел руку, в которой лежал. Он впитал в себя столько высшей крови, что сам стал личностью. А я по какой-то причине была его марионеткой.
И я стремилась к нему ничуть не меньше, чем Элрой и Йоан. Я хотела его. Пальцы зудели от желания схватить его обжигающе холодный металл и выпустить то, что давно рвалось наружу. А вот это уже было страшно.
И тогда, когда я сконцентрировалась на памяти и ощущениях, то поняла, что до сих пор лежу ничком на ледяном полу. Все мышцы болят и стонут, словно после восхождения на Эверест. Я так измотана и выжата, что не было ни капли уверенности, что я смогу когда-либо встать. Потом послышались звуки. Кто-то кричал…нет, голосов было много. Чье-то рычание, странные шелестящие звуки, чавканье и бог его знает, что еще. Все складывалось в одну большую и ужасную симфонию битвы. Той битвы, из какой никто не уйдет живым. Ни смертный, ни вампир. Множественный рев, который точно не мог принадлежать существам из этого мира, периодически заглушал все вокруг.
Мое лицо правой стороной лежало в какой-то вязкой луже.
«Пей», — шепнул ласковый голос в голове.
«Но, что это?» — мысли были такими же тягучими, как лужа на полу.
«Ты знаешь. Тебе станет легче»
— Нет, — странной жидкости было так много, что воздух, вырвавшийся из приоткрытого рта вместе с ответом, булькнул субстанцией.