Я, как загипнотизированная, смотрела сквозь темный портал на камни, блестевшие под утренним солнцем, словно множество костей. Я обнаружила справа тропу и медленно пошла по ней. Это было очень ухоженное кладбище, с аккуратно подстриженной травой, кустами и цветами. Я быстро нашла сектор Катлеров и увидела надгробья моих предков – могилы людей, которые должны были быть моими прадедом и прабабушкой, тетями и дядями, кузенами. На могиле моего деда возвышался большой памятник, а сразу за ним был еще один, очень маленький камень.
Охваченная любопытством, я подошла к этому маленькому надгробию и остановилась как вкопанная, когда прочитала то, что было на нем написано. Не веря своим глазам, я заморгала. Я правильно прочитала, или это утренний свет так подшутил надо мной? Как такое могло быть? Почему это могло быть? Это не имело смысла. Это просто не могло иметь никакого смысла!
Медленно я опустилась на колени у крохотного памятника и провела пальцами по выбитым буквам, перечитывая несколько слов:
ЕВГЕНИЯ ГРЕЙС КАТЛЕР
МЛАДЕНЕЦ
УШЛА, НО НЕ ЗАБЫТА
Все внутри меня сжалось еще сильнее, когда я глядела на даты, которые соответствовали датам моего собственного рождения и исчезновения. Этот факт было невозможно отрицать. Эта могила была моей.
Земля под моими ногами словно загорелась. Мурашки побежали у меня по спине. Я быстро встала, пошатываясь, отведя глаза от очевидного доказательства моего несуществования. У меня не было ни малейшего сомнения в том, кто создал эту могилу: бабушка Катлер. Она определенно была бы счастлива, если бы мое маленькое тельце действительно покоилось в ней. Но почему? Почему она так стремилась, чтобы я была похоронена и забыта?
Каким-то образом я должна противостоять этой ненавидящей старой женщине и показать ей, что я не низкое существо, на которое можно плевать и издеваться. Я не мертва. Я была жива, и никто не сможет отвергнуть факт моего существования.
Вернувшись в отель, в свою комнату, я вынула из корзинки разорванную мамину фотографию. Она была разорвана прямо по ее чудесной улыбке. Я чувствовала себя так, словно моя бабушка разорвала мое сердце. Я спрятала разорванную фотографию под свое белье в ящик. Я попытаюсь склеить ее, но она уже никогда не станет прежней.
Я переоделась в мою форму и направилась прямо на кухню. К тому времени, когда я туда пришла, в ней уже было полно официантов, горничных, рабочих, посыльных и портье. Все разговоры сразу смолкли, и все лица обернулись в мою сторону. Я почувствовала себя так же, как чувствовала раньше, когда приходила в новый класс. Я поняла, что большинство из них уже знали, кто я.
Миссис Бостон окликнула меня, и я присоединилась к ней и другим горничным. Я видела, что они возмущены тем, что я заняла место того, кто действительно нуждался в этой работе. Тем не менее, она познакомила меня с каждой и указала на Сисси. Я села рядом с ней.
Это была чернокожая девушка на пять лет старше меня, хотя она не выглядела старше и на один день. Я была выше ее на дюйм, а то и больше. У нее были коротко обрезанные волосы, словно кто-то надел ей на голову горшок, и потом подстриг все, что вылезало вокруг.
– Тут все болтают о тебе, – сказала она. – Люди всегда знали о пропавшей малышке Катлер, только все думали, что ты умерла. Миссис Катлер даже поставила памятник на семейном кладбище.
– Я знаю, – сказала я. – Я видела его.
– Да?
– Но почему они сделали это?
– Я слышала, что миссис Катлер сделала это через несколько лет после того, как пришла к заключению, что ты не будешь найдена живой. Я была тогда еще маленькой, но моя бабушка рассказывала мне и всей семье, что миссис Катлер считает день, когда ты была похищена, все равно что день твоей смерти.
– Никто не говорил мне об этом, – сказала я. – Я наткнулась на него случайно, когда просто бродила по кладбищу и попала на наш семейный участок.
– Я полагаю, что теперь они его выкопают, – сказала Сисси.
– Нет, если моя бабушка захочет все оставить.
– Что это значит?
– Ничего.
Я все еще дрожала от вида маленького камня с моим именем. Хотя это было имя, которое я не принимала, для меня это не имело разницы. Я была рада приступить к работе и переключить мысли на другие вещи.
После завтрака вместе с другими горничными мы пошли в кабинет мистера Стенли. Он отдал распоряжения, указывал на новые комнаты, которые должны быть приготовлены, комнаты, которые должны быть убраны, потому что гости из них уезжают. Сисси и я должны были заняться этим в восточном крыле. У нас было пятнадцать комнат. Они располагались по обоим сторонам коридора. Перед самым ланчем пришел мой отец, чтобы забрать меня.
– Твоя мать готова встретиться с тобой, Евгения, – сказал он.
– Я говорила вам… мое имя Дон, – возразила я. Теперь, после того, как я видела могильный камень, другое имя казалось тем более неприемлемым.
– Ты не думаешь, дорогая, что Евгения звучит более примечательно? – спросил он меня. – Ты была названа в честь одной из сестер моей матери. Она была совсем юной девушкой, когда умерла.
– Я знаю, но я не росла с этим именем и оно мне не нравится.
– Может быть, еще понравится, если ты захочешь, – предположил он.
– Я не захочу. – Но он или не услышал, или сделал вид, что не слышит.
Мы свернули в старую часть отеля и направились к лестнице. Мой пульс бился все сильнее и сильнее с каждым шагом вперед.
Наверху все было обклеено обоями со светло-голубым узором в горошек, коридор был устлан мягким кремовым ковром. Большое окно в его конце делало его ярким и воздушным.
– Это комната Филипа, – показал мой отец, когда мы подошли к двери с правой стороны, – дверь рядом – это Клэр Сю. Наша спальня дальше слева. Апартаменты твоей бабушки находятся за углом.
Мы остановились возле закрытой двери в его и мамину спальню, папа сделал глубокий вздох, закрыв и открыв глаза, словно на груди его лежал тяжелый груз.
– Я должен объяснить кое-что тебе, – начал он. – Твоя мама очень чувствительная женщина. Доктора говорят, что у нее слабые нервы, так что мы стараемся удержать ее от всякого напряжения и давления. Она происходит из прекрасной старой аристократической семьи с Юга, и ее всю жизнь оберегали. Вот почему я так люблю ее. Для меня она, как… произведение искусства, прекрасный фарфор, хрупкий, изумительный, исключительный, – сказал он. – Она такой человек, которого надо беречь и лелеять. Как бы то ни было, ты можешь представить, что все это означало для нее. Она немного боится тебя, – добавил он.
– Боится меня? Почему?
– Ну… вырастить наших двух детей было для нее нелегким делом. И неожиданно оказаться лицом к лицу с давно утерянным ребенком, который жил совершенно другой жизнью… Это пугает ее. Все, о чем я прошу тебя, это быть терпеливой… Ну, хорошо, – он сделал еще один глубокий вздох и взялся за дверную ручку, – войдем…