пехотинец.
“Прошу прощения, - сказал он. - Меня зовут Верт . . . Майор Андреас Верт.”
- Майор Герхард фон Меербах.- Он сжалился над братом-офицером. - Если ты не возражаешь, Верт, я скажу, что ты выглядишь так, как будто тебе не помешала бы хорошая еда. И выпить. Я планирую получить и то и другое, пока буду слушать, как фюрер благословляет нас своей мудростью. Могу я пригласить Вас присоединиться ко мне?”
- Хорошая еда . . . а это что такое?”
Герхард усмехнулся. - Странная старая традиция. Возможно, тебе это понравится.”
“Тогда как же я могу отказаться? Спасибо, фон Меербах. Чертовски любезно с твоей стороны.”
Питомник был тем пунктом, откуда из Сталинграда вывозили тяжелораненых. Неудивительно, что по дороге в офицерскую столовую они встретили армейского врача, который представился штабным врачом Клаусом Прюссом. Его звание было равнозначно званию капитана армии или Люфтваффе, что делало его младшим по военному званию. Но у врача всегда есть определенный статус, и Прюсс, казалось, нуждался в пище больше, чем Верт. Герхард присоединил его к нашей компании.
Дневная трапеза состояла из тушеного мяса неопределенного вида, по большей части жирного, костяного или хрящевого, а также пюре из репы и черного хлеба. Двое армейцев проглотили это неаппетитное блюдо так, словно это была самая изысканная кухня. Когда Герхард предложил им по бутылке настоящего немецкого пива, чтобы запить еду, они чуть не заплакали от благодарности.
- Боже мой, вы, ребята из Люфтваффе, неплохо зарабатываете, - заявил Верт, опустошив свою тарелку и опустошив бутылку.
“Это помогает следить за самолетами снабжения, - заметил Герхард.
“Это уж точно. Я должен снова посетить это заведение.”
- Месье всегда желанный гость.”
“Аааа . . . Верт вздохнул. “Не напоминай мне о Франции. Легкая борьба, солнечная погода, великолепная еда и приветливые женщины . . . Вот это были времена.”
Прежде чем кто-либо из них успел сказать еще хоть слово, из громкоговорителя раздались фанфары и голос объявил: “Ахтунг! Ахтунг! Фюрер вот-вот заговорит.”
Наступила тишина. Единственным звуком в комнате был голос Адольфа Гитлера.
Герхард не обращал на это никакого внимания, пока где-то на середине речи не услышал слова: “я хотел приехать на Волгу, в определенное место, в определенный город. Теперь он, как и все остальные люди в питомнике, на Сталинградском выступе и на всем огромном пространстве Восточного фронта, наклонился немного ближе к громкоговорителям, когда их фюрер продолжил небрежным, небрежным тоном: “Это случайно носит имя самого Сталина, но не думайте, что я пошел за ним из-за этого. В самом деле, он мог бы иметь совершенно другое название.
- Там был гигантский терминал, и я хотел воспользоваться им. И знаете, она у нас есть, осталось всего несколько очень маленьких местечек. Гитлер небрежно усмехнулся и добавил: "Я возьму их с несколькими небольшими ударными подразделениями. Я не хочу делать второй Верден!”
Контраст между шутливым тоном речи и горькой реальностью битвы за Сталинград был гротескным. Герхард взглянул на Верта, который поднял глаза к потолку и закусил губу, борясь с желанием крикнуть в ответ по радио.
Верт поймал взгляд Герхарда и покачал головой, не веря своим ушам. Затем он придвинулся ближе к Герхарду и прошептал: У него есть первая идея?”
Герхард оглянулся и сказал: "Скажи мне, из" да " или "нет", какой, по-твоему, был бы худшим ответом?”
•••
В конце речи Герхард повернулся к своим гостям. - Могу я предложить вам выпить, джентльмены?- спросил он.
Оба согласились. Герхард уже собирался спросить, что им нужно, когда увидел фигуру Берти Шрумпа, идущего к ним с бутылкой водки в одной руке и четырьмя стаканами, зажатыми в пальцах другой.
Герхард усмехнулся. - А, похоже, один из официантов предвидел наши нужды.”
“Похоже, вы хотели пить, - объяснил Шрумп, раздавая стаканы и наполняя их до краев водкой. - Отличная речь, как мне показалось, - сказал он. - Мне особенно понравилось упоминание об использовании, как это называется, "малых ударных подразделений". Я полагаю, вы все об этом знаете, а, герр майор?”
Наступило молчание, пока Верт обдумывал свой ответ. Политически уместным ответом было бы согласиться с тем, что фюрер, как всегда, прекрасно оценил стратегическую ситуацию и что победа, несомненно, последует. Однако вместо этого Верт ответил: “Как ни странно, пару дней назад я возглавлял такое ударное подразделение, совершая очередную атаку на этот проклятый завод "Красный Октябрь". Это была компактная группа, всего человек тридцать пять. Раньше это был полный инженерный батальон численностью в восемьсот человек, но если фюрер потребует меньшие подразделения, мы будем рады помочь.”
Отлично сработано, подумал Герхард. Трудно было бы кому-нибудь доказать, что в этих словах было что-то предательское. Но все они знали, что имел в виду Верт.
Он чувствовал себя обязанным ответить тем же. “Я хочу, чтобы вы знали, что мы, "летуны", как вы нас называете, тоже делаем свое дело. В каждой нашей эскадрилье было по дюжине самолетов. Теперь их самое большее шестеро, иногда всего двое или трое, и мы находим, что они гораздо проворнее. Разве ты не согласен, Шрумп?”
“А я знаю. Хотя я не буду чувствовать, что мы достигли своего максимального потенциала, пока каждый из нас не полетит на отдельные миссии, по одному самолету за раз.”
Прюсс покачал головой с таким печальным выражением лица, что на мгновение Герхард испугался, как бы он не возразил против тона, которым они разговаривали. Но затем доктор сказал: "мне очень жаль, и мне немного стыдно признаться, что послание фюрера не дошло до полевых госпиталей.
- Наши подразделения становятся все больше и больше. Все время прибывают новые люди. Нам приходится рыть пещеры в склонах оврагов, чтобы освободить место для вновь прибывших. Боюсь, что у наших лидеров сложилось бы очень плохое впечатление о нас.”
“Не беспокойтесь, - заверил его Шрумп. “Мы никому не скажем. Вот, выпей еще.”
“А каково там, на передовой?- Спросил Герхард у Верта. “Я, конечно, вижу его с воздуха, но ... . .”
- Вчера утром у нас было немного еды и глоток воды, пока еще было темно. Затем мы атаковали на рассвете. Мы находились в развалинах одного фабричного здания. Иваны находились в другом выдолбленном панцире метрах в тридцати от них.