Читать интересную книгу Злые куклы - Елена Юрская

— Папа, я не могу больше жить с вами! — истерично вскрикнула Ляля. — Вы меня мучаете! Так нельзя.

— Ну ладно, ну чего ты… Просто я в его годы…

— Полком командовал, — хихикнула мама. — Твоя партийная кличка, часом, не Гайдар?

— В партии давно нет кличек, — сухо обронил Виктор Федорович.

— Угу, только ордена и медали. Оставь девочку в покое. Пусть живет с кем хочет.

— Нет, позволь, это ты начала. Она же плакала, я же вижу. Это ты ее довела, а на меня сваливаешь.

— Конечно, я всю жизнь на тебя что-то сваливаю. Ты меня еще обвини в том, что я плохая мать. Зато ты вот идеальный отец, кобель первостатейный!

— Я? — возмутился Глебов.

— Папа, — безнадежно прошептала Ляля и махнула рукой. Обычный день, обычный скандал. Плюс консервированные крабы, икра и свежая толстая «Докторская» колбаса.

Родители разом замолчали и переглянулись. Чайник, подаренный Глебову на юбилей, отчаянно запыхтел и выплюнул на плиту свисток. Стало тихо. Так тихо, что слышно было, как в коридоре задребезжал телефон и сонный голос Кирилла, снявшего трубку, ответил воркующе и томно. Утро, надо жить. Ляля тронула свой живот и заткнула уши. Она не хотела ничего слышать. Не слушать! С утра пораньше Кириллу мог позвонить кто угодно — секретарь из деканата: «Ты же не хочешь, чтобы я остался неучем?», врач из военкомата: «Ты же не хочешь, чтобы меня забрали в армию?», тренер, наконец: «Должно же быть у меня что-то, кроме твоей придурковатой семьи».

Слышали бы его родители. Придурковатая семья! Это говорит он, сын какой-то нищей тетки, всю жизнь передвигавшей книги и мусорные баки. Ужас. Но Ляля блаженно и тупо улыбалась. Она была рада и ему, и своей жизни, и тому, что рядом с Кириллом она «опростилась», стала похожа на всех замотанных и влюбленных жен Союза. Папе Глебову трудно было понять ее желание «слиться с бодрой массой служащих». Мама?.. Мама была или пьяной, или вот как сегодня — проницательной. Ну и что.

У мужа Кирилла были теплые руки, губы большой ласковой лошади и гибкое упругое тело, которое он постоянно совершенствовал, потому что ничего другого делать не умел. Впрочем, умел. Ляля сладко зажмурилась и снова тихо-тихо улыбнулась. Рядом с Кириллом у нее была жизнь, наполненная настоящим чувством, наполненная страданиями и победами. Афина, Жанна, Даша — все они болтались на ее, на их орбите. И зарились, и облизывались, и завидовали. Они все метили на ее место, на место рядом с Кириллом.

— Ты с кем там? — выкрикнула Ляля, чтобы предупредить гнев отца.

— С мамой, — мгновенно отозвался Кирилл и положил трубку на рычаг. — Кормить будут?

— Дармоед, — прошипел Глебов и закрылся в ванной. Мама, увидав за окном знакомую машину, блаженно вытянула ноги и расслабилась.

— Неплохо посидели, — вдруг подмигнул ей Кирилл. И в душу Ляли закралось нехорошее смутное подозрение. Она посмотрела на мать и увидела миловидную незнакомую худощавую женщину. Которой от силы можно было дать тридцать лет. Конечно, старость. Но тридцать, а не сорок пять. И это при ее нездоровом образе жизни, пропитой печени, желтых зубах… Тридцать, не больше. Неужели? Кирилл поиграл мускулами и тронул тещу за руку:

— Вы сегодня во сколько с работы?

— Не знаю, — устало, нарочито сухо сказала она. — Не знаю, милый.

«Милый». Она говорила так водителю, официанту, парикмахеру, зубному врачу, она говорила так даже сапожнику. Милый. Но сейчас в этом слове было другое. Что-то нехорошее, что-то опасное. Ляля нахмурила брови и почувствовала, что ее снова вот-вот стошнит.

— Мама? — Ляля резко отодвинула Кирилла и загородила мать собой. — Мама? — зачем-то еще раз произнесла она.

Ляле было тошно. До одури тошно. Такие мерзкие, ужасные мысли. Такая гадость! Ей почудился отвратительный запах. Вялый запах опасности и отчетливый, кислый, перебродивший — греха.

— Так значит, он меня не любит? — Ляля подошла к матери вплотную и чужим, механическим движением тронула ее длинные, бритые лезвием «Нева» ноги. — А папе сказать? Папа, — отчаянно прошептала Ляля. — Что же это…

— Ну ты, мать, даешь! — Кирилл вальяжно потянулся и расправил плечи. — Когда муж такой красавец, оно, конечно… всякие глупости в голову лезут. Но чтобы такие… — Он ущипнул Лялю за грудь и по-хозяйски похлопал по спине. — Ну, ты даешь. Что за извращенные фантазии? — И он снова, уже в третий раз за утро подмигнул матери.

Та не шевелилась. Напротив, она прикрыла глаза и, выказывая благородное презрение, играла скулами бледного худого лица. Оба они явно переигрывали. Вернее, играли разные партии. С разной степенью убедительности. Все это было фальшиво — так ощущала Ляля. Вчера Кирилл с матерью допоздна сидели на кухне. Ночью, когда Ляля пробегала мимо кухни в туалет, они там смеялись. Шептались и смеялись. Тогда это почему-то ее порадовало. А теперь вот вышло так, что… Что ни в сказке сказать, ни пером описать. И что нужно делать? Что вообще делают в такой ситуации? Решают, с кем оставаться? Бегут жаловаться в местком? Подают на развод? И в графе «причина» пишут: «нутром чую, что-то здесь не так».

— Мама, — снова тихо сказала Ляля.

— Уймись, — выдавила из себя та, не открывая глаз.

— Уймись. Правда, сейчас папаша из туалета выйдут и наведут тебе ясность, — строго сказал Кирилл.

Он уже имел опыт столкновения с папашей Глебовым. Пару месяцев назад, когда все узналось, когда Ляля точно поняла, что она теперь называется красивым словом «гравида», Кирилл со счастья запил, потом пришел домой с дорогим запахом духов и без носков. Папаша Глебов встретил его на лестничной площадке и приложил отеческую руку к челюсти. Товарный вид Кирилла был изрядно испорчен, но мир в семье — восстановлен. Версия стычки с местными хулиганами была принята Лялей как единственно правильная.

— Уймись, — теперь уже почти прошипел Кирилл. — Нам что, с тещей по стаканчику выпить нельзя?

— Но этого не может быть, — проскулила Ляля, обнимая маму за ноги. — Ну пожалуйста, ну скажи, что я дура, — запричитала она. — Скажи, что мне показалось. Иначе мне придется, мне придется… Мне придется кого-то из вас убить…

Кирилл вздрогнул и замер. Глебов спустил в туалете воду и, шумно дернув замочек, вбежал на кухню.

— Что тут опять происходит? — Брезгливо поморщившись, он обошел Кирилла и осторожно поставил Лялю в вертикальное положение. — Почему она опять плачет? — Грозный вопрос относился к зятю. Тот махнул рукой и убежал на свою территорию. Под замок «спальни молодых». Препятствие условное, но все лучше, чем вот так, в открытом бою…

— Они… тут… пили… — всхлипнула Ляля, обнимая отца за шею. — Вчера…

— Дрянь, — констатировал Глебов, осторожно, медленно сглатывая комок, вдруг поднявшийся к самому горлу. — Дрянь — оба. Ничего, дочь. Ничего. Не волнуйся. Я ее в ЛТП упеку.

— Тебе нельзя, — мрачно отозвалась мама. — Тебе нельзя иметь жену с плохими моральными показателями. Алкоголик — не друг партийцу.

— Выйди вон. — Глебов отстранил от себя дочь и слегка подтолкнул ее к двери. — Лучше — на улицу. Когда ты вернешься, здесь будет город-сад. Даю слово. Ну…

«Боже, какая я дура», — вдруг опомнилась, словно проснулась, Ляля. Она же его дразнит. Его, папашу Глебова. Специально. Ищет возможности, поводы, случаи. Кирилл — просто удочка, на которую обязательно должен был клюнуть отец. Мама просто привлекает к себе внимание. Ей плохо. Точно, точно. Она не может смириться с ролью бабушки. Она думает, что ее теперь все забудут и бросят. Бедная мама.

Ляля накинула плащ прямо на ночную рубашку и спустилась вниз по лестнице. В скромное жилище свекрови, которое воняло скипидаром, хлоркой и дегтем.

— Марья Павловна, это я! — Ляля толкнула обычно не запертую дверь и наткнулась на Афину. — Ты? — Лялечка подобрала животик и удивилась, откуда вдруг взялись силы на такую клокочущую злобу. Пять минут назад она тряпкой-промокашкой покидала родительский дом, и вдруг… — Ты? К бабушке Маше? — Полные губы искривились в усмешке.

— Я, — спокойно сказала Афина. — И что?

— А ничего, пошла вон. — Ляля посторонилась и пропустила Афину к двери.

— Даже так? — Старая подруга совсем не обиделась, она будто зажглась изнури и бросила бикфордов шнур прямо к ногам Ляли. — Ну что же, не хотела тебя расстраивать, но… Видишь ли, Кирилл мне по-прежнему дорог… И я не могла не отреагировать на изменения в его поведении. Многие нюансы…

— Не пойму, ты теперь спишь с филологом или с партайгеноссе? — ухмыльнулась Ляля.

— Это мое личное дело. — Афина легко вздохнула и добавила: — А вот Кирилл связался с Жанной. А Жанна — с кружком новой молодежи, которая желает, чтобы все жили по какому-то там закону. И как тебе это? Ты поняла меня, детка? Твой Кирилл снова спит с Жанной.

— Ой, девочки. — Из спальни вынырнула напряженная Марья Павловна, которая, разумеется, подслушивала, но до поры не желала становиться участником тяжелого разговора. — Ой, девочки, ну что же вы стоите-то в дверях. Афиночка, посиди еще. — Вдруг голос из сладкого, приторного, стал скрипучим и строгим. — Раз уж ты, Ляля, знаешь, то давайте вместе разберемся, что нам делать. Как спасать мальчика.