— Иначе она будет нервничать, — добавляя мягче. — То, что ты когда-то был профессиональным гонщиком, а в твоей машине сотня подушек безопасности — ничего не значит.
Я провожу ладонью по рукаву его рубашки.
— Мы поставим будильник на шесть. А? Ты будешь в Москве уже в одиннадцать.
— Хорошо, — Влад кивает. — Нужно парням из охраны сообщить.
— А где они будут ночевать?
— Что-нибудь придумают.
— В машине? Это как-то бесчеловечно, тем более в доме есть место…
— Лена, притормози, — он строго смотрит на меня, а на губах играет легкая улыбка. — Они на работе. И мы, кажется, бережем нервы твоей мамы, а не спины моих охранников.
Влад выходит во двор, зажав сотовый в ладони. А я иду помогать маме, которая отвела нам место в моей комнате.
— Давай я, — я ловлю ее ладони и забираю пододеяльник. — Ох, ты достала кремовый комплект! Я думала, он навсегда останется в упаковке.
Моя мама из тех людей, что не пользуются слишком красивыми вещами. Она хранит их для стоящего события.
— Хороший, — отзывается мама.
— Да, приятный такой.
— Да я не о белье! — мама шумно выдыхает. — Влад хороший.
Я улыбаюсь ей самой счастливой улыбкой, на какую только способна.
— Только грозный и серьезный. Я даже успела испугаться, никогда не думала, что ты приведешь в семью такого мужчину.
— Я не специально, — подшучиваю.
— Ты поменялась, Лена, — добавляет мама серьезно. — Стало спокойнее и взрослее. Выглядишь, как человек, у которого всё есть для счастья.
— Сытой?
Я припоминаю любимое мамино слово. Она частенько называла счастливых людей сытыми, говорила, что именно умиротворенность и благосклонность говорит о хорошей жизни. А слишком активные, нервные люди чувствуют, что счастье проходит мимо, вот и суетятся.
— Да, сытой, — мама кивает с улыбкой и кладет ладонь на мое плечо. — Я рада за вас. На первый взгляд вы хорошо подходите друг другу, и он смотрит на тебя с нежностью.
Мама не развивает тему. Слышатся мужские шаги, и мы понимаем, что Влад вернулся в дом с папой. Вскоре он заходит в спальню, а мама оставляет нас наедине.
— Моя комната, — говорю Бестужеву, когда он начинает с интересом оглядываться по сторонам.
— Я вижу медали.
— Да, я не стала их убирать. Хотя хотелось спрятать подальше, чтобы не напоминали. Знаешь, это подтачивает… Мне иногда казалось, что ничего интересного в моей жизни уже не будет. Что я упустила главную возможность.
Влад проводит широкой ладонью по моим медалькам. Если честно, я один раз сорвала их со стены и закинула в дальний ящик со злостью. Но мама вернула их на место и сказала, что у меня получится добиться успеха еще раз. Не в спортивной сфере, так в другой. И вообще медали дают не за скорость, а за характер. А он у меня остался, и никакая травма колена не может этого изменить.
— Ты ни разу не жаловалась, — Влад переводит внимание на мое колено.
— Всё прошло, на погоду только иногда реагирует.
— Надо показаться моему врачу. На всякий случай.
Я закусываю нижнюю губу и лукаво смотрю на него, чувствуя, как сердце затапливает благодарность.
— Что? — спрашивает Влад.
— Ничего.
Я возвращаюсь к кровати и продолжаю стелить постель. Мои мысли крутятся вокруг Бестужева, который раздевается у стула.
— Только не смей приставать ко мне, Бестужев. Родительская спальня очень близко.
— Обнимать-то можно? — он усмехается.
И тут же подхватывает меня на руки и бросает на кровать. Я едва не выкрикиваю что-нибудь поэмоциональнее. Но вместо этого закутываюсь в одеяло, чтобы его наглые губы остались ни с чем. Только куда там! Влад зажимает меня тисками и вдавливает каменным телом в матрас.
— Не шуми, — он произносит мою фразу и смотрит так, словно это я творю непотребные вещи. — Родительская спальня очень близко.
— Мне нечем дышать.
Он наклоняется ближе и выдыхает на мои губы. А потом заполняет мой рот своим языком, так жарко и неистово, что я забываю все протесты. Хотя упрямо скребу ноготками по его спине, терзая майку.
— Нам вставать в шесть, — я хватаюсь за трезвый довод, как за спасательную шлюпку, и запрещаю себе откликаться на ласки Влада. — Офис, Москва, много важных дел. Ты помнишь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Помню.
Я ловлю его подбородок ладонью.
— Значит надо спать, — добавляю строже. — И да, обнимать можно.
Влад все же встает с кровати, чтобы погасить свет. Я скидываю лишнюю одежду, и вскоре оказываюсь в его горячих руках. Он обнимает так, словно я могу исчезнуть. Впрочем, он почти всегда так. Только вселенская усталость может расцепить его хватку, я успела привыкнуть за месяц и уже не понимаю, как раньше засыпала без мужских рук.
Я проваливаюсь в сон, чувствуя, как наплывают его уверенный выдохи. Ночь минует экспрессом, и противная трель будильника застает врасплох. Мы тихонько собираемся, но мама все равно выходит нас проводить. Она дает нам термос с кофе в дорогу, на что Влад взирает с непониманием.
— Это чтобы не останавливаться у кафе, — сообщаю ему на ухо, издеваясь. — Из термоса вкуснее кстати. Ты ездил куда-нибудь с семьей, когда был подростком?
— Летал.
— Это не то, — я качаю головой. — А пикники? Походы?
— Мама не любила природу.
Ясно.
Я ничего не произношу вслух. Я прощаюсь с мамой, прошу поцеловать папу, когда он проснется, и иду за Владом. Он тоже целует мою маму на прощание и садится за руль.
— Приезжайте еще.
— Конечно, мамуль. Но сначала вы к нам, приглашения не потеряли?
— Скажешь еще!
— Значит жду, — я снова целую ее. — Свадьба уже совсем скоро, так время пролетело!
— Иди уже, он ждет.
Мама подталкивает меня к Владу. Я машу ей и запрыгиваю в салон. На глаза отчего-то просятся слезы, так что приходится отвернуться, чтобы не расплакаться.
— У тебя чудесные родители, — произносит Влад задумчиво.
Я понимаю, что он вспоминает собственную семью. Тайны, пороки, тонны лжи, которые жили в их доме. Мне действительно повезло, в моей семье не было ничего подобного.
— А где ребята? — спрашиваю, смотря в зеркала заднего вида. — Я не вижу охрану.
— Сейчас нагонят. Надо на трассу повернуть.
Мы поворачиваем на трассу минут через десять. Я снова смотрю в зеркала и через некоторое время замечаю машину. Только другую.
— Влад? — зову его и чувствую, как к горлу подкатывает дрожь. — Она так быстро приближается…
Бестужев разгоняется, но перекресток не дает ему развить хорошую скорость. Проходит всего секунда или две, как я слышу его выкрик “Держись!”, после которого следует сильнейший удар сзади. Нашу машину закручивает, снося в кювет. Мы подпрыгиваем, когда колеса вгрызаются в землю, и получаем еще один удар! Перед глазами мельтешит, а ремень безопасности до боли полосует грудную клетку. Я кричу что-то бессвязное, понимая, что автомобиль не может остановиться и заваливается на бок. Грохот и скрежет, от которого холодеет всё внутри. И страшные мысли как вспышки.
Боже, мы разобьемся…
Мы…
Я машинально зажмуриваюсь, а, когда открываю глаза, едва могу сделать вдох. Меня держит только ремень. Я заваливаюсь в сторону водительского кресла, потому что машина встала на бок. Я смотрю на Влада и тут же дергаюсь к нему! На его щеке кровь, а весь его пиджак усыпан осколками как драгоценными камнями. Он не шевелится и не реагирует, даже когда мне удается дотянуться до него.
— Владик, — зову, пытаясь сжать его ладонь. — Ты слышишь меня?
Удар пришелся на его сторону. Я судорожно оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти телефон или понять, как достать его из машины. Он зажат рулем и лежит на двери, которая ударилась плашмя о землю.
— Быстро! Сейчас его гвардия подскочит!
— Доставай девку, хватит нервы трепать.
Незнакомые голоса становятся ближе. Я слышу поспешные шаги и снова трогаю Влада. Мне становится по-настоящему страшно, я никогда не чувствовала себя настолько беспомощной.
Что же делать?! Как выбраться…