вот, дождались!»
Когда мост догорел, стали думать, как дальше жить. И пошли к Людмиле. Поговорив с Рынциной, администрация Сосновца предложила нанять человека, который за небольшую плату будет дежурить на берегу и перевозить людей на другую сторону. Но желающих постоянно дежурить на речке не нашлось. Перевозить людей на своем катере начала Людмила — бесплатно. Перевозила всех, у кого не было своей лодки. Возила даже ночью к поезду. «Не бросать же людей! — говорит она. — Обидно только стало, когда кое-кто из жителей мне предъявил, что я отобрала “всех клиентов”. Оказывается, нашлись те, кто перевозил на ту сторону за 250 рублей. Это ж как так можно, пользоваться общей бедой в своих целях!» Но был и приятный момент: впервые за долгие годы люди объединились, и Людмила увидела село таким, каким оно было когда-то.
«Мы договорились с администрацией, что до того как нам построят новый мост, сделают через Шую временную переправу. На станцию для нее привезли доски, и вся наша сторона, даже бабушки, таскали их к месту будущей переправы. Люди объединились, так было приятно! А заодно мне удалось заказать доски на мостки — у нас же дорог вообще нет, только грязь. Много лет я просила нам сделать деревянные «тротуары», но всегда получала отписки. А тут сгоревший мост помог — все как-то зашевелилось. Вместе с досками для переправы привезли и доски для мостков — сложили возле моего дома, я ночами не спала, караулила. У нас же тут досок не достать — привезти не на чем. Рабочие, которые строили переправу, жили у меня дома. Бесплатно, конечно. И я их заодно попросила поправить столб, на котором висит пожарный колокол, и приделать к нему веревку, которой сто лет как нет. Сделали. Вы даже не представляете, как это все для нас много значит. Годами — ничего, пустота, отписки, а тут что-то сдвинулось!»
Новый мост жителям Шуерецкого обещали построить до сентября, потому что в конце августа поднимется вода, и временную переправу придется снимать. Не успеют с мостом — люди опять останутся на разных берегах.
Рынцина держит все на контроле. При мне звонит в Сосновец и спрашивает, как дела с мостом. Трубка отвечает, что уже на этой неделе в село привезут железные конструкции для моста. «Когда Коля умер, я полгода ни о чем другом думать не могла и не звонила им. А когда мост сгорел, пришлось. Думали, наверное, что я умерла и больше не буду надоедать. Как бы не так! Надо еще со светом решить — у нас все опоры прогнили, поменяли пока только частично. Ветер дует — у нас свет отключается. Со связью что-то сделать — телефоны то работают, то нет. Куча проблем, куча».
РАБЫ БОЖЬИ В ЛОДКЕ
Со смертью мужа для Людмилы закончилось и море. Единственный, кто способен справиться с выходом из узкой речки, — сын Михаил. Но он живет в городе и часто приезжать не может. В прошлом году сын вывез Людмилу в море один раз — недалеко. О том, чтобы идти на Жужмуй, речи не шло: слишком долго, слишком опасно. Людмила решилась продать большую лодку, на которой они с Николаем ходили к маяку. Чего она стоит без дела и гниет, лодке нужна вода и забота. Покупатель уже нашелся. Людмила рассказывает о продаже со слезами — больно.
Этим летом в море Людмила еще не была. И даже не знает, горит ли еще маяк. Мы попросили Михаила свозить нас вместе с ней на Жужмуй. Сын приехал из города, но погода выйти в море не позволяла. А Людмила не позволяла нам рисковать. Мы ждали целую неделю, и, наконец, небо прояснилось, море улеглось — решили идти. Не на Жужмуй, поближе — на Кузова. Гряда островов невероятной красоты находится в тридцати километрах от Жужмуя. В ясную погоду остров видно, и можно разглядеть огонек маяка, если он есть.
На выходе из Шуи на берегу стоит поморский крест — отсюда рыбаки начинали путь, здесь до сих пор читают молитву. «Рабы божьи на воде в лодке, вода — под лодкой», — шепчет Людмила и крестится. До Кузовов на моторе два часа ходу. В устье вода спокойная, а в море поднимается ветер, становится холодно. Высаживаемся на безлюдный каменистый берег. Рыжие водоросли фукуса, ягель, морошка, скалы и маленькая рыбацкая хижина. Такие хижины есть на многих островах — рыбаки строят их для рыбаков. Здесь можно переждать непогоду, переночевать и согреться у печки. В хижине ничего нет, кроме нар, печи и дров. У мореплавателей правило: взял дрова, перед уходом принеси новые, для следующих путников. Еще внутри можно найти консервы, соль и спички. Людмила вспоминает, как они с Николаем неделю жили на острове в такой избушке, пережидая шторм. «Вышли с Жужмуя и не дошли до земли. Укрылись на острове. Коля ловил рыбу, птиц — тем питались. Помню, как обрадовалась, когда нашла в избе спички! Ничего больше и желать не хотелось!»
Рыбалка не удалась, но море сжалилось и послало треску. Огромной рыбины хватило на уху, которую мы приготовили на костре. К вечеру беспокойная морская вода превратилась в зеркало. Неподалеку от борта вынырнул морской котик, шумно выдохнул в усы, посмотрел с интересом и скрылся в воде. Скоро появился снова, а потом еще один. «Вась-Вась, как дела?» — спросила у котиков Людмила. Мимо лодки чинно проплыла медуза с фиолетовыми прожилками. Низко над водой пронеслась чайка.
«Как же мне не хватает моря! — вздыхает Рынцина. А потом тихо говорит: — А вон там — Жужмуй». Остров, когда-то бывший домом, а теперь ставший недоступным, виднеется вдалеке синей полоской. Людмила разглядывает его в бинокль, выискивая свет маяка. «Наверное, не включили еще, слишком светло». Когда темнеет, Рынцина снова берет бинокль. Долго смотрит в море, а потом говорит: «Нет, не горит маяк». «Может, разобрали уже на металл», — отвечает Миша.
На обратном пути Людмила смотрит на Жужмуй до тех пор, пока он не скрывается за другими островами. Черноту вокруг оживляет только рыжая полоска закатного света. Сидеть холодно. Вдруг замечаю, что Людмила греет мне ноги: соединила на дне лодки свои стопы с моими и шевелит ногами. Не сразу понимаю, что мы дошли до села: вокруг мрак, светятся только редкие окна. Задумчивое лицо Людмилы белеет на фоне темной воды, и я думаю, что, может, не стоит переживать из-за того, что маяк в Белом море больше не горит. Он погас на