не наши, и не очень порядочные. Не советую. Я, конечно, могу чего-то не знать. Но одни, точно не ходите. У меня есть служка, он здесь со второй чеченской, немолодой, не особенно выполняющий все заповеди, поэтому и послушник до сих пор. Проще, живёт при храме, идти ему некуда. Он был в плену почти семь лет, его мировоззрение поменялось кардинально, унижения и непосильный труд отразились на его физическом и психическом здоровье. Так вот он принимал участие в каких-то драках на выживание, пока был сильным и крепким. А его хозяева и иже с ними гребли лопатами деньги. Но было это не у нас, а где-то в горах, и давно. А сегодня я ничего такого не слышал. У борцов свой кодекс чести, они носятся с ним, как с писаной торбой. Потому и странно, что вас пригласили…
Этот разговор не давал покоя весь день, и перед походом на бойцовское противостояние я посетила отца Дмитрия ещё раз, призналась в своих намерениях найти хоть какую-нибудь зацепку в поисках Исаева и поговорила с послушником. Но священник не отпустил нас так просто, он довёз до места и остался ждать, обменявшись номерами телефонов. Даринка следовала за мной по пятам, она уже кое-что знала и проявляла рьяную готовность быть полезной и здесь.
Нет, или они меня, или я их… Эти кровавые бойни… Всё, не могу больше смотреть на это, а тем более, изображать придурушную фанатку. Мой бедный эмбриончик должен наслаждаться красотой и слушать классику, а что ему предлагает мамаша? Потерпи, мой малыш, остался последний рывок, поездка в горный аул, о котором рассказал бывший солдат.
Я валялась, замотавшись в одеяло, под телевизором, в расслабленном состоянии. Усталость подсобралась за последнее время, а через день прибудет шеф со своей свитой, и работа закипит с новой силой. Поэтому сегодня отдохну, а завтра отправлюсь в горы. Дарина с Чингизом, судя по всему, снюхались, она сразу помчалась к нему в гостиницу, поручив брату проводить меня. За входной дверью послышалась возня, а потом прозвенел звонок. Ну, кто там ещё? На пороге стоял мой монгольский друг, держа за шиворот Адама. За его спиной два амбала таким же образом «подвесили» ещё двоих. Я вылупила глаза и поздоровалась, вовремя…
— Мы не будем заходить, Лизок! — Весело сообщил монгол. — Поставь чайку, я сейчас вернусь и всё тебе доложу. Дверь закрой, Солоха!
А сам кто, чёрт? Тоже мне, нашёл вечер на хуторе близ Диканьки под Махачкалой. Кто так обзывается, тот сам так и называется! Почему-то стало смешно: я представила застрявшего в трубе Чингиза с хвостом …
— Только не перебивай, — с порога потребовал он. — Я так понимаю, ты не отступишься, попрёшь до конца. К сожалению, я не на своей земле, не всё могу. Хорошо, мои ребята отследили эту троицу, они намеривались похитить тебя. Это не шутки!
Грозно прогремевший мужской голос застрял у меня на входе в мозг, столкнувшись с помехой в виде глупого подхихикиванья с моей стороны… Так недалеко и до смирительной рубахи…
— Лиза, повторяю, это не смешно. Я должен был рассказать об этом позже, но ты не оставляешь мне выбор. Твои друзья раскопали уже много, а я здесь только потому, что моё бандитское прошлое и сегодняшнее существование между законом и криминалом не вызывает у здешних подозрений. Портишь картину ты! Кому известно о завтрашней поездке? Всех вспоминай!
— Адаму, Дарине, священнику Дмитрию и солдату, который и рассказал об этом ауле. Всё, даже ты не знал, ну от меня уж точно. А, кстати, откуда тебе известно?
— От Дарины. — Он даже немного смутился, ответив, не глядя на меня.
Да ради бога, Чингиз, мне-то что? Или что… Почему так надёжно и спокойно около этого человека, бандюгана и рэкетира? Его голос действовал на меня, как на кролика, гипнотически.
— В общем так! Мы едем вдвоём. Переодеваем тебя Дариной. Рост и вес у вас один и тот же, тёмные очки на таких поединках допускаются, а парик — не проблема. Мы завтра приедем, всё привезём, она останется здесь, а ты выйдешь уже дагестаночкой. Я весь горю в предвкушении этого зрелища. — Чёрные бархатные глаза очередной раз начали процесс охмурения Лизаньки. — Я очень хочу остаться с тобой, Лиза. Можно? Бог любит троицу. Подари мне ещё одну ночь, девочка-зефирка, только одну.
— Я беременна, Чингиз. Смешно, но ты узнал об этом первым. Мой пионер!
Мы помолчали, каждый о своём.
— Жаль, что не от меня. Моему сыну не помешала бы такая крутая и любящая мама. Ведь не от меня?
— Ну, ты же страшно половой гигант, твои партнёрши (я специально сделала ударение на этом паршивом слове) уже на следующий день понимают, что залетели, а ещё через день уже и рожают! — Я опять веселилась. — А чем тебе не угодила Гуля? Почему ты не признаёшь сына? Откровенность — за откровенность.
— Он не мой. Я не вру, брешет она. А для меня страшнее вранья нет ничего. Гюльчатай или Гульнара, не знаю как правильно, решила, что таким образом привяжет меня к себе. Не скрою, эта девушка очень нравилась мне, а в моей жизни таких симпатий немного. Но нет, ложь погасила все чувства враз. И помогаю я ей только потому, что речь идёт о живых людях, никому не сделавших ничего плохого. Даже в 90-е не трогали детей и стариков, выясняли отношения только между мужиками. Ладно, Лиз, я пойду. А ты постарайся хорошенько выспаться и ничего не бойся, в соседней квартире — мои люди, балконы ваши совмещены, слышимость великолепная, пукнуть беззвучно, и то не получится.
Гипноз возымел действие, Лизонька спала до утра, как в детстве, не просыпаясь и без сновидений.
Выехали рано, по легенде нужно было сделать ряд фотографий для рекламного проспекта. Всегда, когда я этим занималась, всплывало лицо Сони с голубыми озёрами и безысходностью в глазах. Я знала, что в её деле не было особенных подвижек, гнома в капюшоне так и не нашли. Чингиз всё время был начеку, опасаясь, что меня вычислят. Двое амбалов постоянно находились с нами, остальные — в машине сопровождения. «Бандитам и олигархам так положено по статусу»: — ехидничал алтайский босс.
К вечеру добрались. Пройдя процедуру досмотра, с обыском и аркой, оказались в пещере. В середине размещался ринг, окружённый решёткой. Клетка, одним словом. Зрители располагались кто где: за столиками, расставленными по периметру, некоторые просто стояли ближе к «полю боя». На выдолбленных в камне площадках с диванами восседали аксакалы с девицами, чуть