Зимой снега выпало очень много, дорожки были как туннели в снегу. По весне, чтобы не началась эпидемия, все от мала до велика, кто мог хоть как-то двигаться, выходили на уборку территории, убирали трупы и нечистоты.
К голоду понемногу привыкаешь, но все равно все время хотелось есть. Первой зимой еще оставался какой-то урожай – у нас были приусадебные участки, картошка, но зима была настолько суровой, что вся картошка замерзла. Ели мерзлую картошку, еще в колхозе давали какое-то зерно, помню, мы ходили к соседу молоть это зерно на жернове. Домашнее хозяйство в основном вели мы с братом. Он был постарше и до 1944 года работал в колхозе, а потом был призван в армию.
И брат, и папа выжили в войну. Папа строил аэродромы – Комендантский, Ржевский, Янинский, потом его отправили на запад, а затем еще и на войну с Японией. Дядя служил на Ладоге при авиационной части шофером: летчики помогали машинам пройти по Ладоге, не пускали фашистов. Дядя привозил на машине раненых солдат в город и отвозил обратно подлечившихся.
Мы никогда не ныли! Все были уверены, что мы выстоим, и разговора не было о том, что немцы могут войти в город.
Доценко Анна Михайловна
15-летние девочки выполняли норму на 150–180%!
Когда началась война, мне было 15 лет. А близкое знакомство с ней началось на десятый день блокады Ленинграда. Во время артобстрела снаряд попал в наш дом, была разрушена наша квартира и погибла бабушка.
К счастью, меня не было дома, я ходила в магазин. А когда возвратилась, то увидела маму, которая вырывалась из рук соседки и кричала, что там осталась дочь. Рядом с мамой на носилках лежала бабушка. Нам дали комнату в этом же доме.
Я училась в школе в 8-м классе. С первых дней блокады в домах были созданы группы самозащиты. Мы дежурили на чердаках, тушили зажигательные бомбы, учились оказывать первую помощь раненым. Несмотря на тяжелое положение с продуктами в городе после пожара на Бадаевских складах, школьникам давали по 200 граммов жидкого супа.
Папа в январе 1942 года строил аэродром на Черной речке. 18 января он вернулся домой чуть живой, а 22 января его не стало. Я пришла из школы и принесла ему в баночке суп, но он его уже не дождался. Вечером пришла с работы мама, ахнула и свалилась. Утром она не могла встать. Так закончилась моя учеба, и пришлось взять на себя все заботы: похороны отца и выхаживание мамы.
Мы жили на бульваре Профсоюзов, а тетя – у Московского вокзала. Мне пришлось везти маму на санках к тете Груше, так как у нее была маленькая комната (18 кв. м), которую было легче обогреть. Как я довезла маму – не могу понять. А тело папы осталось в нашей комнате. Только 1 февраля папина сестра и ее сын помогли мне отвезти его на сборный пункт на Крюковом канале.
Мама после нервного шока не поднималась. Мне пришлось три раза ходить на завод «Электроприбор» на 24-й линии Васильевского острова, чтобы получить за папу страховку. Эта страховка помогла нам выжить. Покупая по вязаночке дров, мы поддерживали тепло.
Когда я последний раз ходила на завод за деньгами, со мной случился голодный обморок. Меня поднял офицер. Первой моей мыслью, когда я пришла в себя, было: «Что будет с мамой и тетей Грушей, ведь у меня их карточки на хлеб…»
27 – 28 января 1942 года в городе вообще не выдавали хлеб. Ждали, когда встанет лед на Ладоге, чтобы доставить продовольствие в Ленинград.
Мама поднялась и 1 апреля пошла на работу, на Прядильно-ниточный комбинат. Она была еще очень слаба, и я провожала и встречала ее с работы. В апреле началась уборка города, на которую вышли все, кто мог хоть как-то передвигаться.
Конец ознакомительного фрагмента.