Читать интересную книгу Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

— Понял что? — спросил снайпер.

— Изверг достал меня. Он выслеживал меня по всем правилам, и, каким-то образом, возможно, при помощи ночи-сообщницы, достал. Когда я двигался, он крался следом, подбираясь всё ближе, повторял каждый мой шаг во мраке, каждый сделанный ход. Играл со мной. Развлекался, заставлял меня страдать, прежде чем подойти вплотную и покончить со всем этим.

Откинувшись на мешки, разведчик на время задумался, вспоминая.

— И я решил, что вариантов у меня нет. Я хотел разобраться с врагом, он — со мной. При этом я не мог найти изверга, но был офесенно уверен, что он способен отыскать меня. И я позволил ему это сделать.

— Ты — что?! — переспросил Бростин.

— Больше ничего в голову не приходило, — ответил Маколл. — Я понимал, что, если просто направлюсь обратно к нашим позициям, враг покончит со мной по дороге. Враг достал меня, и я решил подыграть ему, стать наживкой. Я умышленно превратился в манящую жертву — ждал, бродил туда-сюда. Заставил себя двигаться неуклюже, шуметь.

Командир разведчиков слегка улыбнулся воспоминаниям.

— Это было сложно — умышленно шуметь. Пнуть камешек, плеснуть водой в луже на дне траншеи… При этом не перестараться, не действовать нарочито. Вести себя так, словно я новобранец, потерявшийся, одинокий, неуклюже бредущий во мраке. Конечно, он мог снять меня издали. Снайперский выстрел… возможно, «горячий», как сделал бы это Ларкс. Прямо в голову с полумили, и я бы даже не успел ничего понять. Но мне придавало уверенности знание о том, как именно изверг любит убивать. Я знал, что он предпочитает отнимать жизнь вблизи. Грязно. Вот что враг любил больше всего, вот что его заводило — подобраться вплотную, доказать, какой он незаметный, подойти совсем близко и убить, руками и зубами. Я рассчитывал на это. На его наклонности. На то, чем он гордился — а гордился изверг своей незаметностью, такой непревзойденной, что даже смерть забыла его.

— Я продолжал идти, окруженный тьмой настолько глубокой, что не передать словами, чувствуя, что ночь окружает меня — именно меня, словно я стал её центром. Особенная ночь, чернее всего в мире. Неестественная. Но враг оставался рядом, и поэтому я ждал. Повесил лазган на плечо и достал серебряный клинок, держа его в руке острием вниз. Тьма сгустилась ещё сильнее, но я ждал. Ждал.

Маколл отпил ещё сакры.

— И тут изверг схватил меня.

Потрясённый Ларкин тихо вздохнул. В грузовом отсеке воцарилось странное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием язычков пламени.

— Сначала — ничего, — очень тихо продолжил разведчик. — Ничего. Ни вздоха, ни даже тепла человеческого тела. Я был один, могу поклясться, а потом, потом — рука схватила меня за горло. Холодная, ледяная ладонь. Вот так, прямо за глотку.

С этими словами Маколл обхватил себя за горло правой рукой и не стал её убирать.

— Не знаю, как он это проделал, и уже никогда не узнаю. Только что я был один, а в следующее мгновение изверг оказался рядом и схватил меня за глотку. Холодное касание, говорящее «ты уже мертв». А я даже не видел его.

— Фес! — выразился Ларкин.

— Он знал, что со мной покончено. Должно быть, именно так изверг вел себя со своими жертвами — внезапное холодное прикосновение из ниоткуда, и человек замирает, не веря тому, что с ним происходит — или тому, как это вообще может происходить. Потом враг наслаждался моментом, наслаждался делом своих рук. А жертвы даже не сопротивлялись.

— Я как-то сумел заговорить — уж не знаю, как мне это удалось. Так или иначе, я спросил: «Что ты такое?» И тогда голос, худший голос из всех, слышанных мною, низкий, полный мокроты и старый, ответил: «Я — твоя погибель. Смерть забыла меня».

— «Как смерть может забыть кого-то?», вновь спросил я. И голос — о, Трон, как жутко он звучал! — сказал: «Смерть небрежна. Она допускает ошибки. Смерть упустила меня в ночи и не может найти вновь. Она забыла меня, и теперь я смеюсь над нею — самóй своей жизнью». Так он сказал — смерть забыла меня.

Маколл оглядел четверых слушателей.

— Тогда я увидел его зубы во тьме, увидел, как они распахиваются для укуса. Изверг собирался вырвать мне горло. Я решил, что настал мой смертный час, но был готов к этому.

— И что случилось? — прошептал снайпер.

— Мой боевой нож, помните? — сказал разведчик. — Верное серебро в моей руке. Я кое-что прошептал врагу, за мгновение до того, как сомкнулись зубы, а потом использовал клинок.

— И покончил с ним? — выдохнул Бростин.

Командир разведчиков кивнул.

— В тот раз я подошел ближе всего, — добавил он. — Ближе всего к смерти.

Он взглянул на Ларкина.

— Конец. Ты хотел услышать историю — вот она.

Затем Маколл поднял стаканчик и произнес тост.

— Со Свячельником! Император хранит тех, кто всегда вооружен и готов к бою.

Все выпили.

— Так что же ты сказал? — спросил комиссар.

— Сэр?

— В конце истории ты что-то прошептал извергу, — пояснил Гаунт. — Что именно?

Маколл вздохнул.

— «Ага, — сказал я, — наконец-то я тебя вспомнила!»

Дэн Абнетт

Семья

I

На борту «Его Высочества Сера Армадюка», в шести днях полета от пролива Избавления, 782.М41 (27-й год Крестового похода Миров Саббат)

Чуть раньше, в этот же день, у них состоялся разговор в столовой старого корабля.

«У них» — у Гола Колеа и Далина Криида, отца и сына, разделенных и соединенных вновь переменчивыми обстоятельствами войны.

Отец и сын, они предпочитали пореже вспоминать о кровном родстве.

Прошло только шесть дней после адски тяжелой битвы за пролив Избавления, и она нависала над всеми — ещё не потускневшими впечатлениями, заживающими свежими ранами и горькими воспоминаниями. Призраки вновь расположились на отдых, заняли себя утомительными, рутинными занятиями, связанными с пребыванием на борту, и приготовились выдерживать очередной длительный переход к своему следующему дому — каким бы тот ни оказался.

Гол предполагал, что ничего хорошего их не ждёт. Никто не распространялся на эту тему, ни Гаунт, ни Харк, ни Фазекиил — ходили слухи только об остановке для пополнения запасов у какой-то базы снабжения, потому что боеприпасов осталось офесенно мало. Финальный пункт назначения Призракам не объявляли.

Ничего хорошего, как и всегда — такова жизнь гвардейца. От одной безумной схватки до другой, с неделями монотонной скуки в перерывах. Поторапливайся! А теперь жди. Жди, а теперь поторапливайся!

Заполнив выемки своего подноса ломтями питательной массы и жидкой бобовой похлебкой, Колеа осмотрелся в поисках свободного стула и встретился взглядом с Далином. Парень махнул рукой — рядом с ним оказалось незанятое место.

Рядом с ним. С его сыном, тем, кого Гол так долго считал погибшим. Схватка в проливе оказалась горькой и дорого обошлась полку, но она и близко не стояла со сражением за улей Вервун. Держать позиции вместе с наспех собранными ротами ополчения, день за днем, ежечасно отражать атаки зойканских орд, зная, что твоя семья мертва…

А потом узнать, что кто-то из родных тебе людей выжил.

Майор Колеа сел. Он был крупным мужчиной, и, хотя за столом нашлось свободное место, Баскевилю и Лаффри пришлось серьезно потесниться.

— Как харчи? — спросил Гол у Далина.

— Жидкие, сэр, — улыбнулся тот.

— Не «сэркай» мне, Дал, — ответил Колеа, вертя в руках вилку и пытаясь отыскать для неё подходящую цель на подносе.

— Вы же майор, господин майор, — напомнил юноша.

Гол пожал плечами.

— Тогда ладно. Я думал, дело в том… ну, знаешь, некоторые отцы требуют, чтобы сыновья обращались к ним «сэр».

Далин выловил вилкой несколько бобов.

— Отец и сын? Мы никогда не общались так, — заметил он. — Возможности не было, то есть. Я не насмехаюсь и не виню тебя. Просто… отношения у нас такие, что…

— Я понял.

— Отлично. Здорово.

— Как у тебя дела, Дал? — поинтересовался Колеа.

— Весьма неплохо, учитывая обстоятельства. Пролив — это был фесовский ад.

— Это была победа.

— Знаю, — ответил Далин. — Но все парни, которых мы потеряли… Меррт, Док и…

Колеа положил вилку.

— Что-то не так? — спросил юноша.

— Еда отвратная.

— А я уже вроде как попривык, — сообщил Далин, жуя бобы. — То есть, жратва полное дерьмо, но мы уже так давно на этом старом корабле — чувствуешь себя как дома.

— Это ненадолго, — произнес майор.

— Да, наверное, так…

— Ты чувствуешь себя как дома, Дал?

— Я не знаю, каково это — иметь дом, так что, думаю, да, сэр.