Читать интересную книгу В летописях не значится - Евгения Петроченко

— Многим это не мешает, — пожала плечами я.

— Ты же не думала всё это время, что я женат? — подозрительно спросил он.

— Нет. Просто решила уточнить… интересно. Хотя это и не имеет никакого значения, — сказала я и тут же пожалела, видя, как поменялось его лицо.

— Для тебя это вообще не имеет значения? Или в случае со мной?

И что мне ответить? Да, для меня не имеют значения брачные узы местных жителей, так как я не планирую здесь задерживаться. Будь он хоть сто лет женат, я бы не удивилась его вниманию к адептке. Вот из такого я мира, где всё перевернуто вверх ногами.

— Мне в принципе без разницы, женат кто‑то или нет. Это не моё дело. Зря я спросила. Извините, — и снова я перешла на "вы", не удержалась. Так выходит намного легче и естественнее, чем говорить "ты" этому существу.

— Ничего, — ответил он, испепеляя меня взглядом. И добавил, хоть я и не спрашивала: — Я не связывал себя узами, так как… кое‑что мешало.

— И всё ещё мешает?

— Да. Но я надеюсь, что недолго.

И снова слова — обещание, вернее, слова — угроза. Что‑то чудилось в этой фразе недоброе, при этом имеющее ко мне прямое отношение, но разгадать логику темного магистра было мне не под силу.

О чем с ним говорить? В моём мире первое мнение о человеке составляют, узнавая о его любимых фильмах, книгах или музыке, потом присматриваются к поступкам, потом узнают и всю подноготную. Именно поэтому я и сторонилась близкого общения с кем‑либо. Как раз в подобных мелочах и проявляется моя чужеродность.

Не зная, что делать, я принялась есть. Салат был очень вкусным, креветки таяли на языке, а лимонный сок придавал необходимую кислинку. Как же я соскучилась по такой еде! Дома я иногда покупала в супермаркетах креветки и готовила их сама, а в кафе нередко заказывала пасту с ними или тот же салат. В столовой академии еда была проще в разы, хотя и довольно вкусной. Не то, что в наших, всё ещё сохранившихся на себе налёт совковости.

Несколько раз, за то время, что мы ели в молчании, к нему подходили какие‑то важные персоны поздороваться и перекинуться парой слов.

Один эльф, очень богато одетый, завёл разговор о новом законопроекте об усилении магического контура на границе, но был остановлен обещанием непременно обсудить этот вопрос в другой раз.

Затем к нам снова подошел представить эльфийской народности, только женского пола. Эльфийка была очень красивой, совершенно неземной со своими длинными ушами и узким лицом. Таких рисуют на картинках, но никак не ожидаешь встретить в реальной жизни.

Она подошла и застыла у стола трепетной ланью, мелодично пропев:

— Светлого дня, Раян.

Тот перестал следить за тем, как я пью, и наконец я смогла сделать глоток, не боясь поперхнуться.

— Светлого, Эвелиен.

— Ты уже давно не появлялся в городе, — произнесла она с легким упреком. — Сколько можно торчать в этой академии? Здесь есть тоже немало дел… которые требуют твоего присутствия.

Последнее она произнесла с намеком, бросив на меня косой взгляд. Возможно, мне полагалось от этого покраснеть, смутиться или даже разозлиться, но я не сдержала легкой усмешки. Тардаэш тоже её заметил и ответил ей задумчиво:

— Не сейчас, Эвелиен. Я занят.

— Полагаю, это твоё занятие не займет много времени, — пропела она.

Это было немного неприятно — такое открытое пренебрежение, но, впрочем, она же права? Я действительно не потрачу много его времени, а совсем скоро и вовсе пропаду, так что магистр сможет к ней вернуться.

Непонятный укол ревности кольнул в сердце. Я не имею на него никаких прав, к чему это чувство собственничества? Прекрати, Алесан, прекрати сейчас же!

Раян проигнорировал высказывание эльфийки, скользнув по ней пустым взглядом. Она поняла, что от магистра бесполезно добиваться внимания, и ушла, словно была уже к этому привычная.

Мне же его задумчивость пришлась по душе, так как я смогла спокойно рассматривать город, пытаясь не смотреть не мага. Но иногда я всё же не могла удержаться, бросала на него косые взгляды, пытаясь привыкнуть к тому, в каком свете он теперь передо мной предстал. Этим днём я перестала от него шарахаться и увидела перед собой мужчину, а не темное существо, внушающее страх. За исключением нетипичной внешности для моего мира и слишком высокого роста, он был весь пропитан мужественностью и силой, граничащей с неприкрытой угрозой. Но тьма, окружающая его, немного развеялась, помогая мне взглянуть на своего носителя под новым углом.

— Как ты стала тёмной, Алесан? — так неожиданно сказал магистр, что бокал выпал из моих рук и разбился вдребезги.

Тардаэш жестом показал приближающемуся официанту, что его помощь не потребуется, и парой коротких слов заклинания очистил пол от осколков и разлитой жидкости.

— Я жду, — напомнил он, в то время как я расширившимися глазами наблюдала за его действиями.

— Это слишком личное, — отрезала я, смотря на него вновь неприязненно. Но он никогда прежде этих взглядов не пугался, не стал и в этом раз.

— Ты слишком многое скрываешь, а потом ещё удивляешься, когда я вешаю на тебя метку. Попробуй поделиться чем‑то действительно значимым, — его голос звучал зло, словно я снова что‑то не так сделала. Да в чём я вообще виновата? Я же не обязана отчитываться перед каждым магом, который этого захочет!

Но, тем не менее, я всё же решила немного приоткрыть завесу тайны, как бы неприятно мне не было. Придется пожить в этом мире ещё какое‑то время, а его подозрительность с каждой моей недомолвкой только увеличивается.

— Так получилось… что я хотела помочь, правда, хотела. Но от моей помощи пострадали люди. Если бы я не сунулась, был бы маленький шанс на то, что всё завершится лучшим образом, а из‑за меня всё и вовсе превратилось в катастрофу.

— Ты так из‑за этого переживаешь? — удивился магистр. — Так сильно, что выбрала тьму?

— Естественно, я переживаю! — разозлилась я. — Я ведь не бесчувственная. Я виновата, я заслужила быть тёмной. Не надо больше об этом.

Он хмыкнул, не разделяя моего негодования и ужаса от произошедшего.

— Я думал, что с тобой… случилось что‑то похуже, — после паузы деликатно пояснил Тардаэш.

— Что может быть хуже? — зло спросила я, начиная закипать от этого его непонимания.

— Обычно… тьма приходит к тем, кто сам пострадал от чьей‑то руки, — пояснил магистр. — К тем, кто полыхает ненавистью, злобой, желанием расквитаться, либо, напротив, не может выкарабкаться из чувства жалости к себе, потери, разочарования. Иногда тьма окрашивает убийц, но чья‑либо смерть в большинстве случаев остается в их жизни простым черным отпечатком, от которого можно избавиться спустя время. Для постоянной тьмы же нужны эмоции постабильнее, чем мимолетный миг убийства, например. Она останется навсегда, только если ненависть не проходит, в том числе ненависть к самому себе. А с девушками… с девушками с силой тьмы… обычно бывает иначе. Они редко выступают обидчиками, скорее… их обижают.

Злость пропала так же быстро, как и появилась. Его взгляд был серьёзен, и я сразу поняла, что он думал о моей тьме всё это время. Сказал так деликатно, не говоря напрямую, но я прекрасно поняла смысл его слов. Насилие искажает душу, и чаще всего это происходит с девушками, особенно с девушками из глухих деревень. После этого пятно тьмы уже ничем не смоешь, как бы ни старался.

— Меня никто не обижал, — сказала я, глядя ему прямо в глаза.

Я знала, что ему важно это услышать, важно знать, что моя тьма не вызвана действиями других людей. И даже то, что я сама, своими руками, вызвала что‑то, что погрузило меня во тьму, его не так волновало, как то, что надо мной могли надругаться.

И это ещё раз говорит о том, что я вообще не представляю, что творится в его голове. Он знает о вещах, событиях и причинно — следственных связях этого мира намного больше меня, заставляя меня то и дело застывать в недоумении.

— Ты не представляешь, как я рад это слышать, — улыбнулся Тардаэш, так радостно и открыто, что у меня ёкнуло сердце.

Я улыбнулась в ответ, начиная понимать, что то, чего я боялась больше всего, всё же происходит независимо от моего желания. Я начинаю привязываться, начинаю чувствовать. И в этом виноват только один конкретный… не человек.

Мы сидели, глядя прямо друг на друга и улыбаясь, в этом молчании находя единение. Общаться у нас пока не очень хорошо получалось, но беседе глаз это не мешало. Мне больше не страшно было смотреть на него прямо, не отводя взгляда. И совсем не хочется прятаться.

Но кое‑что всё же нарушило идиллию. Боковым зрением я уловила какой‑то красноватый отблеск, а когда перевела на него взгляд, то увидела уже постепенно разрастающийся сгусток огня.

Вздрогнула, попыталась вскочить с места, но Тардаэш снова накрыл мою руку своей и сказал: