Он сжимал стекло в ладони. Острые края осколка наверняка должны были порезать ему руку до кости, но туги в состоянии помрачения не чувствуют боли. Он схватил женщину, которая дико завизжала, когда на нее уставились страшные слепые глаза, за волосы, стекло сверкнуло в поднятой руке, и тут на него бросился Хенрик. Ухватив руку, держащую стекло, террорист повис на ней всем телом. Туг развернулся, выпустив свою жертву, и свободной рукой стиснул Хенрика за шею. Зная по опыту, с какой нечеловеческой силой он это сделал, я не сомневался, что еще немного, и он раздробит Хенрику шейные позвонки. Я уже был на прямой линии с ними и теперь мог стрелять, но боялся попасть в Хенрика. И тут увидел, что от толпы стремительно отделилась вторая фигура…
…Карс.
Он тоже бросился на туга, на этот раз сзади, и в свою очередь обхватил его шею своими четырехпалыми ладонями.
Я внутренне напрягся, ожидая услышать омерзительный хруст шейных позвонков, но сирена продолжала завывать, люди орали, жертва нападения пронзительно визжала, и потому мне показалось, что туг осел на пол беззвучно.
Я не раз видел, как туг, получив такие травмы, которые прямиком бы отправили в могилу обычного человека, продолжал действовать, руководствуясь каким-то неведомым слепым инстинктом — мне даже иногда казалось, что, отруби ему в этот момент голову, он все равно будет носиться, размахивая ножом, — точь-в-точь как носится по двору обезглавленный петух. А потому я, не медля больше, ринулся на помощь Карсу. Добежав до борющихся, я, размахнувшись, ударил туга рукояткой пистолета в висок. Голова его резко дернулась, глаза закатились, и страшная хватка ослабела настолько, что Хенрик наконец сумел высвободиться из смертоносных объятий.
Хенрик медленно поднялся с пола.
— Вот гад, — прохрипел он.
Туг слабо пошевелился и вдруг вновь вскочил на ноги. Я слышал, как за моей спиной толпа испустила изумленный вздох, точно один человек. Впервые за это время я оказался с ним лицом к лицу. На меня уставились его глаза с безумно расширенными зрачками. Они были такими огромными, что радужка казалась тонким кольцом, окружившим бездонный провал, в котором бушевал первозданный хаос.
Уж не знаю, что такое с ними делается, что они все становятся настолько похожими друг на друга. Словно я каждый раз смотрю в одно и то же лицо…
…Мне пришлось всадить в него все шесть пуль… только тогда он утихомирился.
Оказывается, аэропортовская полиция уже давно была тут в лице двух здоровенных полицейских, но они предпочли все это время подпирать стенку. Только теперь они решили, что стенка, пожалуй, продержится и без них.
Один из них одобрительно хлопнул меня по плечу.
— Молодцы, ребята! — снисходительно сказал он.
Второй был постарше и поприличнее — у него оказалось хоть какое-то представление о порядочности.
— Пойдемте с нами, ребята, — сказал он, носком ботинка переворачивая тело, чтобы заглянуть в мертвые глаза, — посидите в комнате отдыха для летного состава. Вы вообще-то куда направляетесь?
— Нью-Йорк — Лос-Анджелес, — ответил я.
— Надо же, куда вас несет! — удивился он. — Нью-Йорк, тот, говорят, еще ничего, а вот Лoc-Анджелес, по слухам, совсем поганое место.
Я убрал пистолет в кобуру и машинально поправил пиджак.
— У нас там свои интересы.
Он пожал плечами:
— Забирай своих дружков, пошли.
Я махнул рукой, подавая знак своей компании. Толпа уже качнулась обратно, окружив лежащее на полу мертвое тело… нашли себе развлечение…
Сандра наконец пробралась к нам и вопросительно взглянула на меня.
— Пошли отсюда, — сказал я, — нас приглашают отдохнуть в тишине и покое.
— Мы с вами, похоже, коллеги? — Полицейский шел рядом со мной, провожая нас по коридору.
Я извлек из нагрудного кармана удостоверение.
— Особый отдел? — Страж порядка уважительно кивнул. — А эти?
— Эти со мной. Если хотите, можете связаться с бергенским управлением. Там все подтвердят.
Он пожал плечами:
— Да нет, зачем? Он уже убил двух ребят из своей бригады и одного пассажира. Остальные тут же связались со Службой безопасности, но он к тому времени уже смылся из багажного отделения. Вы и сами знаете, с какой скоростью они носятся…
Я кивнул.
— Выпить бы чего-нибудь. Сколько с ними ни работай, а все тошно… а скоро уже регистрация начинается.
— Плюньте на регистрацию. Мы доставим вас прямо к самолету. — Он уважительно поглядел на Карса. — Надо же, первый раз вижу кадара в деле.
— Да… внушительное зрелище.
Комната отдыха оказалась маленьким уютным помещением, сплошь обставленным живыми растениями в кадках. Бар был набит всяческими напитками, и обслуживал нас уже не бармен, а молоденькая девушка в летной форме и лихо сдвинутой набекрень пилотке.
Она тут же без всякой просьбы налила всем нам по двойному виски и, взглянув на Карса, спросила:
— А вам пиво, правильно?
— Да, — мрачно ответил мой напарник, — и побольше. Я переутомился.
Я взглянул на часы.
Два часа до рейса. Скоро начнется посадка.
— Они говорят, что проводят нас прямо к трапу отсюда, чтобы мы не толкались в очереди, — объяснил я Сандре.
Она вздохнула:
— Я бы предпочла, чтобы все шло как положено. И без этих встрясок.
Я усмехнулся:
— Тогда ты не туда летишь. И не с теми ребятами. А кстати, почему ты вообще согласилась лететь с нами? Сам-то я в Лос-Анджелесе не был, но, по слухам, там сейчас очень неуютно. Хреново, одним словом.
— Это мой долг, Олаф, — серьезно сказала она.
— Человечество в опасности и все такое?
— Человечество в опасности. Ты ведь только одним глазом проглядел эти сводки, а я с ними уже пять лет работаю. Поверь мне на слово, сейчас не время беспокоиться о собственном комфорте. А потом… — Она, задумавшись, поправила рыжую прядь. — Когда читаешь все эти отчеты… какими бы страшными они ни были… поневоле начинаешь гадать — а как оно все происходит на самом деле? Вот бы посмотреть своими глазами… Может, удалось бы заметить что-то, что пропустили наблюдатели? Ведь это же загадка, Олаф! Страшная, но захватывающая загадка!
— Не люблю загадки, — честно ответил я, — предпочитаю, чтобы все было просто и ясно.
Она усмехнулась:
— Вот это мне в тебе и нравится.
Хенрик до сих пор не мог прийти в себя. Должно быть, он первый раз встретился с тугом вот так — лицом к лицу. Он в минуту расправился со своей порцией и сделал знак девушке принести другую, что она и сделала, предусмотрительно разбавив ее изрядным количеством содовой.
— Ну и силища у этой сволочи, — изумленно сказал он, — до сих пор горло болит!
Я устало спросил:
— Врачу не хочешь показаться?
— Да пошли они…
— Тебе повезло, Хенрик. Мало кто уходит от туга живым. Это ты должен Карса благодарить. Если бы не он…
Хенрик неуверенно взглянул на Карса, какое-то время явно колебался, но потом, все же пересилив себя, выговорил:
— Спасибо…
— Не за что, Хенрик, — с готовностью отозвался Карс, — да я могу делать это сколько угодно…
Я подозрительно посмотрел на него. Кадарам чувство юмора вообще-то несвойственно. Может, он это всерьез?
— Если еще какой-нибудь туг начнет тебя душить, — на всякий случай пояснил мой напарник, — то я, конечно….
— Олаф, уйми ты свое чучело! — Хенрик вспыхнул со скоростью сухой соломы.
— Да ладно вам, — примирительно сказал я, — ты сказал спасибо, он ответил. Все в порядке. А ты, Карс, дружище, придержи свое остроумие при себе. Выучил на свою голову, понимаешь….
* * *
Трансатлантический рейс
31 октября 2128 года
…Самолет сделал круг над заливом и начал набирать высоту. Я припал к иллюминатору — люблю этот момент, когда усеянная яхтами поверхность воды стремительно отдаляется, а острова, разбросанные по заливу, кажутся крохотными клочками зелени в темной синеве моря. Потом море сменили горные вершины, похожие с высоты на складки смятого покрывала; сверкающие глетчеры и ярко-синие блюдца озер. С такой высоты все внизу кажется мирным и спокойным, а лик Земли — таким, каким он был и двести, и две тысячи лет назад. Потом, постепенно, землю закрыла плотная облачность и смотреть стало не на что. Моторы тихо гудели, и даже не верилось, что лишь тонкая металлическая перегородка отделяет пассажиров от ледяного холода и разреженного воздуха верхних слоев атмосферы.
Табло «Пристегните ремни» погасло, я отстегнулся, опустил столик и попросил стюардессу принести мне аперитив и американские газеты. Проклятое управление поскупилось на первый класс, и мы летели в туристическом — тесно, да и ноги вытянуть некуда. Карс, сидевший рядом со мной, дрых, затянув глаза третьим веком, — по-моему, эти космические странники плохо переносят воздушные перелеты. Я взял у стюардессы пластиковый стакан и свежий выпуск «Нью-Йорк тайме», укрепил табличку «Прошу разбудить меня, когда будут кормить» и углубился в чтение.