И вот теперь он в упор смотрел на нее. Спенсер почувствовала, как зачесался нос, а старинные часы затикали слишком громко. Наконец коп нарушил молчание:
– Вы ничего не хотите мне рассказать?
Страх пронзил ее насквозь.
– Рассказать вам?
Вилден откинулся на спинку кресла.
– Об Элисон.
Спенсер моргнула. Что-то во всем этом было не так.
– Она была моей лучшей подругой, – выдавила она из себя. Ладони вспотели. – Я была с ней в тот вечер, когда она пропала.
– Хорошо. – Вилден заглянул в блокнот. – Это записано в деле. Вы ведь давали показания в полицейском участке после ее исчезновения, верно?
– Да. Дважды.
– Хорошо. – Вилден сцепил руки. – Вы уверены, что рассказали все? Был ли кто-то, кто испытывал ненависть к Элисон? Возможно, полицейские уже задавали вам эти вопросы, но, поскольку я новенький, не могли бы вы освежить мою память?
Спенсер крепко задумалась. По правде говоря, многие девчонки ненавидели Эли. Иногда и сама Спенсер ее ненавидела, особенно за то, что Эли манипулировала ею, угрожая обвинить в несчастье с Дженной, если она проболтается. И, что уж греха таить, Спенсер испытала некоторое облегчение, когда Эли исчезла. Эли не было, Тоби услали в интернат – значит, ее секрет был надежно сокрыт.
Она тяжело сглотнула. Интересно, много ли было известно этому копу? «Э» мог намекнуть полицейским, что она скрывала информацию. И как ловко он все рассчитал – если Спенсер заявила бы Вилдену: «Да, я знаю, кто ненавидел Эли, ненавидел настолько, что мог ее убить», – ей пришлось бы признаться в соучастии в преступлении против Дженны. Если же она предпочла бы молчать, защищая себя, «Э» вполне мог наказать ее подруг и Рена.
«Вы причинили мне боль, поэтому я сделаю больно вам».
На загривке выступили капельки пота. Спенсер мучил еще один вопрос: что, если Тоби вернулся, чтобы отомстить ей? Что, если они с «Э» были заодно? Или он сам был «Э»? Но, если так – и он убил Эли, – собирался ли он обратиться в полицию, чтобы взять вину на себя?
– Я уверена, что рассказала им все, что знала, – произнесла она наконец.
Последовала долгая-долгая пауза. Вилден не сводил глаз со Спенсер. Та стойко выдерживала его взгляд. Она вспоминала ночь катастрофы с Дженной. Время от времени она проваливалась в тревожный сон, подруги тихо плакали вокруг, но вдруг она резко проснулась. Часы на телевизоре показывали 3:43 утра, в комнате царила тишина. Ей стало не по себе, и она отыскала Эли, которая спала, сидя на диване. На коленях у нее лежала Эмили.
– Я не могу это сделать, – сказала Спенсер, разбудив Эли. – Мы должны сдаться.
Эли встала, повела ее в ванную комнату и присела на краешек ванны.
– Держи себя в руках, Спенс, – сказала Эли. – Ты не должна раскисать, если полиция начнет задавать вопросы.
– Полиция? – вскрикнула Спенсер. Сердце отчаянно забилось.
– Тс-с, – прошептала Эли и забарабанила кончиками пальцев по фарфоровой стенке ванны. – Я не говорю, что полиция непременно станет расспрашивать нас, но мы должны составить план действий на случай, если это произойдет. Надо придумать правдоподобную историю. Алиби.
– Почему мы не можем просто рассказать им правду? – спросила Спенсер. – Ты увидела, чем занимается Тоби, и это тебя так поразило, что ты случайно выпустила из рук фейерверк?
Эли покачала головой.
– Нет, мой вариант лучше. Мы храним секрет Тоби, а он хранит наш секрет.
Стук в дверь заставил их вздрогнуть.
– Девчонки? – донесся голос Арии.
– Что ж, не буду настаивать, – наконец произнес Вилден, прерывая поток воспоминаний Спенсер. Он вручил ей визитку. – Позвоните мне, если что-нибудь вспомните, хорошо?
– Конечно, – пропищала она.
Вилден положил руки на бедра и оглядел комнату – мебель в стиле чиппендейл[56], изысканные витражи в окнах, картины в тяжелых рамах на стенах и гордость отца – часы Джорджа Вашингтона, которые находились в семье с 1800-х годов. Вилден перевел взгляд на Спенсер, оценивая бриллиантовые сережки-гвоздики у нее в ушах, изящные часы «Картье» на руке и мелирование ценой в триста долларов раз в шесть недель. Легкая нагловатая улыбка на его губах словно говорила: «А тебе, похоже, есть что терять».
– Идете сегодня на благотворительный бал? – вдруг спросил он, и Спенсер невольно вздрогнула. – «Фокси»?
– Да, – тихо ответила она.
– Хорошо. – Вилден махнул рукой на прощание. – Веселитесь.
Голос его прозвучал буднично, но Спенсер могла поклясться, что на лице полицейского было написано: «Я с тобой еще не закончил».
24. За 250 долларов получаешь ужин, танцы… и предупреждение
«Фокси» проводили в Кингмен-Холле, старинном загородном поместье в английском стиле, некогда принадлежавшем умельцу, который в начале 1900-х годов изобрел какой-то хитрый доильный аппарат. В четвертом классе, когда они изучали историю Кингмен-Холла на уроках «Все о Пенсильвании», Эмили придумала ему прозвище «Поместье Му-Му».
Пока девушка на входе проверяла их приглашения, Эмили огляделась вокруг. Прямо перед домом был разбит сад-лабиринт. Горгульи злобно взирали с высоты величественного фасада. Почти всю лужайку занимал шатер, освещенный китайскими фонариками, где, собственно, и проходило главное действо. Гостей собралось толпы.
– Ого!
Тоби подошел и встал рядом с Эмили. Красивые девушки в изысканных дизайнерских платьях, с инкрустированными драгоценными камнями сумочками, проносились мимо них в сторону шатра. Эмили оглядела свое розовое платье – простого кроя, без бретелек, облегающее фигуру. Кэролайн надевала его на школьный бал в прошлом году. Волосы она уложила сама, затем побрызгалась сладкими духами сестры «Лавли» – от их запаха хотелось чихать, – и впервые после долгого перерыва надела сережки, с трудом продев их в почти заросшие дырки в ушах. И все равно она чувствовала себя простушкой на фоне остальных.
Накануне, когда Эмили позвонила Тоби и пригласила его на «Фокси», он искренне удивился, но явно пришел в восторг. Между тем Эмили порядком дрейфила. На «Фокси» они могли снова поцеловаться и, кто знает, может быть, даже стать парой? Со временем они навестили бы Дженну в ее филадельфийской школе и Эмили постаралась бы загладить свою вину перед ней. Она воспитала бы для Дженны новую собаку-поводыря. Прочитала бы ей все книги, которые еще не вышли на языке Брайля. И, возможно, когда-нибудь призналась бы в том, что участвовала в событиях той ночи.
А может, и нет.
Все бы ничего, но сейчас, на «Фокси», Эмили чувствовала себя не в своей тарелке. Ее бросало то в жар, то в холод, живот то и дело схватывали спазмы. Руки Тоби казались слишком шершавыми, и Эмили так переживала, что в машине всю дорогу молчала. Атмосферу «Фокси» тоже нельзя было назвать успокаивающей: все вокруг были очень чопорными, надменными. И Эмили почти не сомневалась в том, что за ней наблюдали. Вглядываясь в сияющие девичьи лица с идеальным макияжем и гладко выбритые, породистые лица парней, она мысленно спрашивала каждого из них: «Это ты «Э»?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});