Девчонка остановилась, скинула куртку и глянула на него так, что у Борова во рту пересохло разом. С такой тоской и грустью...
Да, нет. Чего это он? Это от водки сушит. Надо бы еще глотнуть, наверное.
Боруцкий щелкнул зажигалкой, прикуривая.
- Вячеслав Генрихович, я извиниться хочу. - Бусина подошла ближе.
Он аж дернулся. Хоть и сам не понял, то ли отступил, то ли, наоборот, к ней двинулся.
Бля! Она че, и правда, полная дура? Совсем умом двинулась? Не видит, что он ее прибьет сейчас? На кой хрен к нему подходит? Совсем инстинкта самосохранения лишена? У него ж руки чешутся. И сам не поймет, что больше хочет: то ли всыпать ей, как следует, чтоб думала, прежде чем языком ляпать, то ли схватить ее, и на вот этом столе... Или просто на полу, поставить раком и наглядно показать, что он понимает, а чего не понимает в этой жизни. Хоть с оперой, хоть без.
И то, что ребенок еще, уже казалось совсем не таким важным...
Боруцкий глубоко вдохнул, затянувшись так, что аж в глазах поплыло, и сжал зубы.
- Мне очень стыдно за то, что я вам сказала. Правда. Извините, пожалуйста...
Девчонка засунула руки в карманы вязаной кофты.
Странная она, какая-то. Вот, в пол пялится, волосы по плечам рассыпались, и мокрые они, че ли? Только нос из этих волос и торчит. Ну и глаза, только она их теперь и не поднимает. Ну, какого хрена он так залип на ней? Ну что в этой девчонке такого?
- А на кой ляд мне твои извинения? Че за детский сад? "Извините, я больше не буду". - Скривившись, перекривил он ее слова и отвернулся. - И вообще, ты у меня тут что забыла? Иди в свою консерваторию, скатертью дорога. А у меня перед глазами не маячь.
Он выдохнул дым, сделав вид, что не замечает ее.
- Вячеслав Генрихович...
И не глядя на нее, он чуть ли не позвоночником почувствовал, что девчонка подошла еще ближе. У него волосы на затылке вздыбились.
Ненормальная. Совсем планочная. Он же за себя не ручается. Серьезно. Бог его знает, что с ним случится, если Боров сейчас ее запах вдохнет. У него и от ее голоса, пусть и приглушенного, виноватого, крыша совсем едет. Пах горит. И контроль укатил куда-то, помахав ручкой. Черти, на чем Боров еще держится, что еще не повалил Бусину никуда.
- Вы правы, наверное. Да. Я веду себя как ребенок. Мне так стыдно, Вячеслав Генрихович. Я не хотела вас обидеть.
Ему не надо было оборачиваться, чтобы знать - она застыла в шаге от него. И стоит. А его реально колотить начинает. И шею заломило, так пришлось напрячься, чтобы, отложив сигарету в пепельницу, сжать руки и кулаки засунуть в карманы, а не развернуться и схватить ее за плечи. Встряхнуть. Впиться в рот поцелуем, жадным и жестким, злым и обиженным. Чтоб наказать. Чтоб самому вдоволь напиться всего того, что в ней его с ума сводило. Хотелось прижаться губами к ее шее, которая тогда так беззащитно дёрнется, запрокинется. Сжать кожу, чтоб засос поставить. Чтоб знала, что она ЕГО. Ему принадлежит. Чтоб все об этом знали. И дальше спуститься и...
Он промолчал, не ответил ей. Только запрокинул голову и глянул в потолок, сжимая пальцы до хруста в суставах.
- Я ночь не спала, а вы трубку не берете, когда я звоню. - Она тяжело вздохнула, шмыгнула носом. - Вячеслав Генрихович. Я такая глупая. Простите меня, пожалуйста. Я, правда, честное слово не хотела вас обидеть. Понимаете? Просто, мне так в Киев хотелось...
- ТАК И ВАЛИ! - Он заорал, резко развернувшись, и чуть ли нос к носу с Бусиной не столкнулся.
У нее глаза распахнулись. Только по боку стало все. И страх ее возможный, и что угодно. Он, между прочим, тоже не спал, не мог. Все ее слова из головы гнал, и бесился.
- Вали отсюда! Кто держит?! На кой хрен вернулась?
Вячеслав не выдержал все-таки, не сумел, не удержал свои руки. Схватил ее за плечи и повернул так, чтоб она в глаза ему глянула. Встряхнул.
- Зачем ты сюда пришла? Мне твои извинения и даром не нужны. Или, подожди... - Он вдруг даже рассмеялся. Зло и рассерженно от мысли, которая пришла в голову.
Оттолкнул девчонку от себя и взял бутылку водки.
Блин. Рюмка треснула. Схватив ту, из которой раньше пил Федот, он плеснул себе и глотнул алкоголь, не обращая внимания на то, как она на него смотрит. Если забоялась, наконец, ему по фигу. Сколько Вячеслав ее предупреждал? Сама допрыгалась.
- Я знаю, чего ты приперлась. - Он вытер губы ладонью. - Дай, угадаю - работу терять не хочешь, да? Какой еще придурок девчонке столько платить будет, как настоящей певице. За место в ресторане испугалась? - Боров сплюнул и снова сжал сигарету в пальцах. - Потому явилась, да?
- ДА, НЕ НУЖЕН МНЕ ВАШ РЕСТОРАН! - Нежданно для него, вдруг крикнула девчонка почти с такой же злостью, как и сам Боров только что. Ее саму аж затрясло. Он даже опешил. - Не нужен, понимаете?! - Она сжала кулачки.
Кинуться, что ли на него собралась? Смешно будет если так.
- Ни ваш ресторан, ни подарки, ничего! - Бусина резко вскинула руки в волосы, и, удивив Вячеслава еще больше, сдернула из ушей сережки. Те, что он ей подарил на день рожденья. Бантики. - Не надо мне это все!
Бусина с размаху кинула те на стол, и сережки звякнули, подпрыгнули, упали среди осколков рюмки и тарелок из-под оливок, сыра и прочей белиберды, с которой Федот приперся в его кабинет пару часов назад, уговаривая расслабиться и успокоиться.
Видно, он совсем пьяный, ни черта не понимает, что она делает и зачем. Боруцкий несколько заторможено проследил за полетом золотых украшений.
Ну, нормально, а? Он же ей их дарил от чистого сердца, а она...!
- Вячеслав Генрихович! - Бусина обхватила себя руками. - Вячеслав Генрихович, я не хотела вас обидеть, понимаете! Вы, ведь - все. У меня же больше никого нет. Никого. Только вы.
- А-а-а... - Он отвернулся, схватил сигарету и продолжил курить, не обращая внимания на плещущуюся внутри обиду и злобу. Давя... Пытаясь давить бешенное вожделенное желание, подмять ее под себя. - Трухнула? Побоялась, что больше с тобой никто нянчиться не будет. Одна остаться боишься, без "крыши", да?
- Да, нет же! - Агния крикнула это с отчаянным раздражением, кажется, даже ногой притопнула. - Нет! Вячеслав Генрихович! Да, я не хочу одна. То есть... Я и так одна! Вячеслав Генрихович...
Вячеслав ощутил, как ее ладонь легла на его руку. Он аж рыкнул, чувствуя каждый пальчик, каждую косточку и через рубашку.
Ему такую руку переломать - раз плюнуть. Достаточно просто сжать покрепче. И вывернуть руку ей за спину. Прижать ее к своему телу. И кто его остановит? Что она ему противопоставит? Он с ней, что хочет, сделать может. Неужели она не видит, не понимает, в каком он состоянии?
Вячеслав вдавил окурок в подоконник и прижал ладонью, растирая, стараясь сосредоточиться на чем-то другом.