Кафтан по Уставу можно было носить и незастегнутым — нарушением это не считалось, потому что под кафтаном носился камзол. Этот предмет обмундирования шился таким же по покрою, только был короче, имел более узкие рукава без обшлагов и мог делаться из сукна иного, нежели кафтан, цвета. Пуговиц на камзоле было меньше — всего лишь 22, — и застегивался он полностью, до самой шеи солдата, а срок носки для него определили, что и для кафтана, — 3 года.
А вот для такой важной части мундира, как штаны, срок носки был определен в два раза меньше — полтора года. На качество материала, идущего на пошив штанов — предмета гардероба, подверженного большему износу, чем кафтан или камзол, старались обращать особое внимание. К сожалению, продукция русских сукноделов еще в 1719 году вызывала серьезные нарекания. Писалось «…штаны делают в мундирных канцеляриях из сукон московского дела, которые в маршах солдатам неспособны, понеже те сукна толсты, и в летнее время солдатам в маршах бывает труд немалой».
Вполне понятно, что проблему бы решило тонкое, мягкое импортное сукно, но еще в первом периоде Северной войны предпринимаются попытки подыскать принципиально иной материал для штанов. В 1706 году Александр Меншиков, не боявшийся экспериментов, обрядил часть своих драгун в кожаные штаны, чтобы продлить срок носки их — при постоянном трении о седло суконные штаны не могли прослужить отпущенного для них срока.
Уже через два года в кожаных штанах ходили артиллеристы, которым выдали 700 пар лосиных штанов отечественной работы, стоивших 1 рубль 2 алтына за пару. Появились на русском рынке и импортные изделия, только стоили они значительно дороже. Купец из Англии Андрей Стельс пытался договориться о поставке партии штанов из немецкой кожи по цене 2,5 рубля. Предложение Стельса тогда, правда, отклонили, и было решено воспользоваться продукцией русских мастеров, только тщательно отобрав соответствующие стандарту изделия.
На дело штанов шли различные сорта кожи: лосиные, оленьи, «коз дворовых и диких», бараньи, телячьи, сайгачьи. Качество готовой продукции, а вместе с тем и цены разнились в зависимости от сорта выбранных на пошив штанов кож и от качества выделки. Например, в 1717 году, когда русские полки находились в Померании, солдатам покупали лосиные штаны по 4,5 талера, козлиные по 3, а за штаны из бараньей и телячьей кожи платили только по 2,5 талера.
Кожаные штаны, еще в период Северной войны включенные в солдатский гардероб, вызывали все же много нареканий. Еще мало было хорошо выделанных кож, годных для пошива штанов, на которые должен был идти материал тонкий, эластичный. Русские лосиные кожи годились для кавалерийских камзолов — там требовалась кожа потолще, но штаны из них получались плохие. Воины жаловались на качество штанов, пошитых из «козлин московского дела». Говорили, что они «от воды скорбнут и ломаютца».
Исходя из настоятельной необходимости снабдить воюющую со шведами русскую армию доброкачественными штанами, надежными, удобными в носке, обер-штер-кригскомиссар Новосильцев доносил в только что учрежденную Военную коллегию о печальном положении в деле пошива этого предмета мундира и предлагал делать штаны только из кож нарвской и ревельской работы. Да, штаны из этой кожи стоили бы дороже, но «по препорции достоинства» значительно бы выигрывали. Новосильцев предлагал также «размножить» отечественные кожевенные заводы, способные выпускать материал для пошива мундиров, не уступающий по качеству импортному.
Однако организовать высокопродуктивное производство в России оказалось делом не таким простым, и правительство пошло на заключение контракта с саксонскими мастерами Паулем Темпером и Антоном Шупенаксом, которые обязались наладить выпуск кож на московском кожевенном заводе «против заморской работы», а также обучить за три года десять русских учеников «благоизученным художествам своим так, как сами в том искусны».
Неизвестно, правда, сколь эффективной оказалась немецкая наука, но еще при Петре I были пресечены причины, ведшие к оскудению кожевенного рынка России. Оказалось, что «скудость в лосинах, и в оленинах, и в козлинах чинится оттого, что торговые люди, а паче господин Строганов, везде тот товар по вся годы закупали и ныне выкупили для отпуску за море для себя». Строгий указ царя запретил вывоз за границу «стратегического» материала, и эта мера в совокупности с постепенным налаживанием кожевенного производства не могла не дать положительных результатов. В течение всего века полки периодически облекались в кожаные штаны, и проблем с их изготовлением уже в 40-е годы не наблюдалось, но чаще носились штаны суконные, менее ноские, но более удобные. Заметим здесь, что кожаные изделия должны были служить солдату три года.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Совершенно новой и непривычной для русского солдата одеждой стала «петровская» епанча. Представляла она собой короткий, до колен, суконный плащ без рукавов и пуговиц с двумя отложными воротниками. Носилась она накинутой на плечи и застегивалась при помощи крючков у подбородка. В походной обстановке, когда было тепло, епанча скатывалась в продолговатый сверток и привязывалась к верху ранца. С 1771 года к полам епанчи (хотя примерно с середины века ее все чаще именуют плащом) с внутренней стороны пришивались большие холщовые карманы, называвшиеся шнабсаками. Они были рассчитаны специально для того, чтобы солдат мог в них вместить суточную сухарную порцию — свою обычную походную еду. До тех пор, покуда епанча-плащ не была заменена в конце столетия шинелью с рукавами, она мало чем менялась в облике своем. Но вот в самом начале века, когда этот предмет обмундирования только вводился, ответственным за ее массовый выпуск пришлось поволноваться.
Основные трудности заключались в том, чтобы правильно выверить меру сукна, идущего на пошив плаща, и в связи с этим — а идет война! — завязывается долгая переписка между различными ведомствами, делаются предварительные расчеты, производится пробный раскрой. Мало сделать партию епанчей строго по образцу — необходимо еще не выйти из сметы. Немало хлопот доставил и выбор материала на подкладку, а нехватка сукна обусловила для периода Северной войны пестроту не только «подбоя» в одной партии епанчей, но самого их цвета. Вообще имевшиеся в нашем распоряжении документы, дающие сведения о многотрудном процессе пошива епанчей, являются яркой иллюстрацией сложнейшего процесса «одевания» регулярной петровской армии в европейские мундиры, при изготовлении которых русская легкая промышленность испытала невероятные трудности, но тем не менее сумела худо-бедно обмундировать за короткий срок огромную по численности армию.
«Исподним» воину служила рубаха и портки, которые шились из холста, различавшегося в свою очередь как «рубашечное» и «портошное». Качество выделки первого сорта было выше, и стоил холст, идущий на шитье рубах, по 6 копеек за аршин, в то время как за «портошный» холст платили 2—2,5 копейки. Солдаты должны были иметь несколько смен белья и приобретали его самостоятельно. Однако белье могло покупаться, «строиться» казной, но в этом случае использовались неистраченные при пошиве основного мундира деньги. Такое белье шло к уже имеющемуся в прибавок. Три рубашки — обыкновенный солдатский запасной комплект, который по инструкции переносился воином в походе в ранце.
В походном багаже солдата обязательно хранились еще и два запасных галстука, шившихся из холста, как и белье, но не обязательно. Чаще всего на галстуки шли трип, китайка или фланель, а его фасон в первые годы Северной войны проходил внимательную «апробацию». Например, в 1706 году дьяк Приказа артиллерии, не решаясь взять на себя смелость начать изготовление 600 необходимых канонирам и пушкарям галстуков, приложил к своему письму, требовавшему разъяснений, «модель» галстука. Генерал-фельдцейхмейстер Яков Брюс разрешил сомнения дьяка, приказав шить галстуки из китайского зеленого или черного цвета. Позднее, когда производство форменных вещей было отработано, налажено, такая нехитрая вещь, как галстук, приобреталась воином самостоятельно, за собственные деньги. Завязывался он обычно бантом, у подбородка, а концы его спускались на камзол.