от собак. Бесчисленные интервьюеры и любители автографов всячески пытались пресечь наше с Костей поступательное движение в сторону заветного шатра, откуда легкий ветерок все еще доносил аппетитные запахи. И вот когда мы были уже в прямой видимости от заветной цели, на нашу голову откуда-то сбоку вынырнули представители Общества советско-американской дружбы. Напрасно я всем своим видом и поведением пытался доказать им, что одно из самых убедительных проявлений этой самой дружбы как раз и заключается в том, что русский ест американский «hot dog» с поистине русским аппетитом. Увы, моих новых друзей, казалось, больше интересовала формальная сторона наших отношений: значки со скрещенными звездно-полосатым и серпасто-молоткастым флагами, бесконечный обмен адресами, автографами, фото на память и т. д. и т. п. Мероприятие уже подходило к концу, а мы с Константином были, что называется, ни в одном глазу – и это-то перед дальней дорогой! Поэтому, несмотря на истошные вопли Джона, призывавшего всех участников начинать погрузку, мы с Костей совершенно хладнокровно, последний раз увесисто похлопав по спине самого настойчивого и непонятливого члена общества нашей с ними дружбы, направились в противоположную от машин сторону, а именно к шатру. Столы, некогда ломившиеся от яств, были практически пустынны, если не считать опорожненных стаканчиков, кровавых следов кетчупа и скомканных салфеток, беспорядочно разбросанных по полю недавнего боя. Несмотря на это, нам все-таки удалось отвоевать по паре уже не совсем «hot» «dogs» и совсем уже не «hot» coffee, но это было все-таки лучше, чем ничего. Несмотря на небольшую задержку, мы поспели к началу самого ответственного и интересного момента – погрузки собак. На платформе грузовика стояло тридцать клеток – по пять в длину и по три в высоту с каждого борта.
Клетки эти представляли собой просторные ящики из толстой фанеры, на торцевой части которых были укреплены запирающиеся на щеколду решетки. Грузить собак следовало начиная с самого верхнего яруса, находящегося примерно на высоте метров трех от земли. Был быстро сооружен помост, и мы, держа на руках отчаянно брыкающихся и совершенно не желающих смирится с таким унизительным положением, особенно на глазах у многочисленной публики, собак, приступили к погрузке. Естественно, что для верхних рядов мы отбирали наиболее легких из наших тяжеловесов. На дно каждой клетки было постелено сено, и псы, моментально устраиваясь на мягкой подстилке, тотчас же успокаивались на этом привычном для большинства из них месте и уже сами с любопытством наблюдали сквозь решетку за муками остальных своих собратьев.
Через полчаса все было готово к отъезду. Кортеж наших машин выглядел внушительно и насчитывал четыре единицы: грузовик с собаками – водитель Дэйв, грузовой фургон – водитель Джон и две легковые автомашины: легендарный «Pink Floyd» Уилла – водитель Этьенн и шикарный «Олдсмобиль», принадлежавший Жаки Банашински – корреспондентке центральной миннесотской газеты «Saint Paul Pioneer Dispatch». По происхождению полячка, высокая, с крупными, но приятными чертами лица, роскошными длинными волосами, обильно разбавленными сединой, Жаки собиралась написать серию очерков о нашей экспедиции и отправлялась вместе с нами до Нарссарссуака, где намеревалась провести пару дней. В ее машине ехали Пэр, Костя и я. Кейзо и Джеф держались поближе к собакам и ехали вместе с Дэйвом. Лоран, Бернар и Дамиан должны были присоединиться к нам на старте в Нарссарссуаке. Нам предстояло пересечь три штата – Миннесоту, Висконсин и Мичиган, – чтобы добраться до канадской границы, и на эту операцию нам отводилось, в отличие от знаменитых героев О’Генри, не 15 минут, а гораздо больше. Во всяком случае мы рассчитывали, что сумеем добраться за 24 часа.
Вечер быстро сменился ночью, и мы потеряли из виду остальные машины, однако наш «Олдсмобиль», нарушая все привычные понятия живой природы, ассоциирующиеся со словом «оld», уверенно держался на третьей позиции, оставив далеко позади «Pink Floyd» предводителя. Жаки и Пэр, периодически сменяя друг друга, вели машину. Мы с Константином маялись на заднем сиденье: у меня попросту не было водительских прав, у Кости они были и даже, по его словам, международные, но, похоже, он предпочитал всем своим правам только одну, но святую обязанность – поспать ночью. Самое интересное, что это ему, в отличие от меня, удалось. После очередной заправки, на которой мы настигли грузовик Джона, Костя ушел к нему, а я остался с Жаки и Пэром. Последний, видя, что я все равно не сплю, совершенно резонно предложил мне занять место рядом с водителем, а сам переместился назад, где моментально заснул. Естественно, сразу же, как только мне вменили в обязанность не спать, я начал чувствовать, как тяжелеет голова и слипаются веки. Мне стоило титанических усилий изображать, что мои истовые поклоны – не что иное, как очередная попытка посмотреть, что же все-таки находится в бардачке машины. Жаки оставалась совершенно невозмутимой, и, кажется, не знала усталости. Глядя на ее чеканный профиль, я невольно задавал себе вопрос: «А кто же из нас идет в экспедицию?»
Совершенно незаметно мы миновали Висконсин. Пейзаж изменился, и фары все чаще выхватывали из темноты белые пятна снега вдоль обочин. Мичиган молчаливо заявил о себе кажущейся бесконечной в сером свете наступающего утра стальной гладью озера. К канадской границе мы подъехали, когда уже совсем рассвело. Жаки казалась уставшей. Пэр, которому короткий отдых явно пошел на пользу, выглядел получше: на его правой щеке ясно отпечатался орнамент автомобильного чехла. Мы переехали огромный, изогнутый, как спина дракона, мост через замерзшую реку со множеством островков и после коротких пограничных формальностей оказались в Канаде. Канадские сосиски и горячий кофе пришлись как нельзя более кстати, пора было подумать и о собаках: их надо было выгулять и напоить. Мы подъехали к небольшой речушке и остановились Первым делом между машинами были натянуты три доглайна, а затем начался массовый, но организованный исход собак из клеток. Узников первого яруса отделяла от свободы только решетка клетки, поэтому с ними надо было быть особенно бдительными: ни в коем случае не допускать самостоятельного выхода собаки на землю. Поэтому одной рукой приходилось приоткрывать дверцу, а другой, желательно более сильной, тут же хватать эти рвущиеся на волю 60 килограммов мышц, зубов и шерсти за ошейник. Только убедившись, что надежно держишь собаку и держишься сам, можно было пытаться дать ей свободу. Собака одним прыжком оказывалась на земле, и горе тому наивному человеку, который вовремя не успевал поднять собаку на задние лапы! Она, моментально одним неукротимым и мощным броском распластываясь по земле, волокла несуразно машущего руками и отчаянно пытающегося затормозить всеми имеющимися ногами несчастного туда, куда манила ее лишенная привычного