Читать интересную книгу ХУШ. Роман одной недели - Ильдар Абузяров

А вот мужик с азиатской внешностью не пьет. Пока еще не пьет, держится. Гастарбайтер – униженный пролетарий, прибывший в этот город на сезонный заработок. Побросавший на родине свои персиковые сады под цветочным одеялом и рисовые и чайные плантации. Хотя в этом городе долго без пшеничного и ячменного пития, на одном рисе и чае, не продержаться. Не так ли было перед революцией? Приехавшие из своих деревень и сел, кишлаков и аулов, спустившиеся с гор и небесных степей, становились дешевой рабочей силой и пушечным мясом…

5

Впрочем, больше всего меня интересуют не спивающиеся работяги и гастарбайтеры, не бородатые мудрецы и бомжи. А юный паренек в легкой куртке. Совсем пацан, что сидит, как-то оцепенев, положив руки на колени и уставившись в жирную точку-миску на столе. Перебирая губами и что-то бормоча себе под нос.

Кто он? Почему одет не по сезону?

Сбежал ли он из дома, из детской колонии, из части суворовского или кадетского училища, от дедов и офицеров?

А может, он сбежал из больницы, может, он больной, шизофреник, очередной, разговаривающий сам с собой и слышащий голоса чудик. Голоса людей, что встречаются ему на каждом шагу и нашептывают на ухо, что никто, кроме них, ему не поможет. Никто не спасет теплым словом. А лишь странным образом подтолкнет еще ближе к бездне.

Вот жирная тетка, изображающая из себя официантку, протискивается меж столиков и приносит ему горячий коктейль с соломинкой, а он, как корова с большими выпученными глазами и пухлыми губами, начинает ее жевать. Я же ловлю себя на мысли, что где-то это уже видел, где-то это со мной уже было.

Здесь, в забегаловке, седьмой гость – он как раз седьмой. Если считать мать с ребенком, пьянчужку-бомжишку, двух солдатиков, гастарбайтера. Чудик – седьмой. Я, получается, уже восьмой.

А когда, выпив свой напиток, он встает и направляется к выходу, я иду за ним. Потому что питерские чудики – это моя страсть. Они попадаются здесь везде и всюду, стоит только приглядеться. И я не очень расстраиваюсь, если теряю или упускаю из виду одного из них. Потому что в этом городе приходится больше всего чудиков на метр квадратный. А метры квадратные здесь самые эталонные, потому что это самый европейский город страны.

6

Идеально выстроенный европейский город. И Васильевский остров с идеально, словно линейками в школьной тетрадке, расчерченными линиями улиц. И вся твоя судьба в этом городе давно прописана, будто в прописях для первоклашек.

И вот по этому непостижимому городу, городу чудиков и шизофреников, я иду за странным пареньком. Иду, чувствуя себя неуверенно в завтрашнем дне, и отсюда повышенная нервозность. А по-другому не получится. Ибо в основании этого города два чудища – пустота и туманность. И в этой пустоте-туманности ты внезапно можешь столкнуться нос к носу с тем, кого преследуешь, или с тем, кто за тобой идет. Например, с Таахиром в толстолинзовых очках.

Проводив его до дверей «Технического букиниста», я пошел к метро по одной из линий Васильевского острова, чтобы сесть на автобус и отправиться по параллельной линии на службу. И вот, следуя по очередному своему магическому маршруту, я столкнулся с Таахиром на одном из перекрестков. Сколько их, этих чудиков! Сколько их в этом городе!

– О, привет, Ирек! – обрадовался Таахир. – Как я рад тебя видеть!

– Привет, привет, – опустив глаза, отозвался я.

– Что ты здесь делаешь?

– Да так, прогуляться вышел! – Не мог же я сказать, что заподозрил Таахира в глупости и неадекватности, и решил последить за ним.

Хотя у меня есть оправдание. Теперь я подозреваю всех, потому что подозреваю даже себя. Теперь мне кажется, что в каждом из нас сидит по две сущности. А у чудиков вторая сущность наружу. У них вторая сущность наиболее проявлена, потому что именно через нее они соприкасаются со скрытыми мирами, которые тоже проявлены в этом чудо-городе.

7

– Пойдем посидим в кафе, – предлагаю я Таахиру.

– Да я только что покушал! – отказывается он благодушно. – Хотел в «Букинист» зайти, у а них учет.

– Тогда давай прогуляемся, разомнем ноги, покурим. – Я беру Таахира под руку, и мы идем по городу-призраку с горящими факелами витрин.

– Слушай, давно хотел у тебя спросить, – увлекаю я Таахира в сторону баржи биржи, – а ты случайно не знаешь, чем занимался твой отец? Ну какой физической проблемой?

– Точно не знаю, – поморщил он лоб. – Но догадываюсь.

– И чем же, по-твоему?

– Пирокинезом. Двигающимся огнем.

– А поподробнее, – предлагаю я, – можешь ты объяснить чайнику?

– Ну если чайнику, то можно, – смеется довольный собой Таахир. – Ты видел, как выкипает вода в чайнике? А потом и сам чайник раскаляется и начинает гореть?

– Ну, – киваю я.

– Плазменный внутренний тип горения. Сверхтекучие электроды образуют мощный электромагнитный вихрь, сжигающий объект изнутри, – увлекается Таахир объяснением для чайников. – Например, при пирокинезе человек сгорает изнутри на ровном месте. Причем сначала закипает вода, и ожог носит больше внутренний характер, кожа темнеет, а одежда и место вокруг очага даже не страдают. При смерти тело должно быстро остывать. А тут наоборот, долго невозможно до человека дотронуться.

– Не может быть, – с недоверием заглядываю я в глаза Таахиру: не перепутал ли он опять чего, начитавшись статей из Интернета?

– Почему же? Вулканы копят энергию и горят по такому же принципу. Через трещины земной коры лава движется наружу и если жидка, то растекается, а если плотная, то до поры до времени сдерживает газы и варится сама в себе, а потом те взрываются, и образуется взрыв-извержение изнутри.

– Но человек на девяносто процентов состоит из воды, – начинаю спорить я, – и, чтобы загореться, требуется мощный источник энергии, большой заряд, и, как он там образуется, непонятно.

– Вот именно, – задумавшись, соглашается Таахир, а потом, помолчав, добавляет: – А еще он работал над новым видом топлива, как-то связанного с водородом. Думаю, эти две проблемы неразделимы.

– Подожди, – сказал я, – с твоей памятью – может, ты помнишь: твой отец никогда не называл фамилии Петров?

– Что значит «называл», это же его друг! – возмущается Таахир. – В самом деле! Петров даже бывал у нас в гостях и на день рождения папы обязательно приходил. А еще они вроде бы вместе ездили в иранский город Баоболь на место падения так называемого геофизического метеора, или шаровой молнии, который непонятно откуда взялся, свалился на голову и разворотил несколько домов.

«Перегорел, – думаю я о профессоре Петрове. – Мне кажется, я тоже скоро сгорю, не дождавшись самой операции». Есть единственное объяснение всему – большие перегрузки и перенапряжение. Но, как бы ни было тяжело, надо разобраться в сложившейся ситуации. И поэтому я предлагаю Таахиру проехаться на такси. На минивене «Форд» нового типа с синими сидениями с высокой спинкой, на самых задних местах, чтобы нас никто не мог услышать.

А сам думаю – верить ли Таахиру? Не получится ли с его рассказом, как со штрих-кодом на бутыли? Я продолжаю расспрашивать вновь и вновь, каким бы трудным для меня ни было общение с Таахиром на физические темы.

8

Попрощавшись с Таахиром, я остаюсь еще более озадаченным, потому что не могу даже предположить, какой еще выверт выкинет этот город-призрак. Какой еще пирокинез устроит нам этот город воды? Озабоченный, я стою и вспоминаю, как однажды мы с ребятами решили ограбить и сжечь ларек. Он стоял на отшибе, на пустыре, и продавал водку и сникерсы только днем, а ночью закрывался на амбарный замок. Курт и компания выследили, что в три часа ночи продавец чупа-чупсов покидает свой пост и уходит спать домой, оставляя свой киоск-призрак в полном одиночестве. Место пустынное, тихое. И вот уже горбылем, железками и монтировками мы поддеваем дверь, гнем петли, срываем замок и проникаем внутрь нашего рая. Кругом столько шоколадок, лимонада и жвачек! Водки и сигарет!

Страшно идти на такое в первый раз. Но, с другой стороны, посты расставлены, а внутри столько выпивки и курева, жарева и парева! А если повезет, еще и денег надыбаем.

Ворвавшись в киоск, мы набиваем пакеты и карманы. Кидаем жвачки и сникерсы за пазуху и в штаны, пока Курт включает микроволновку и кладет внутрь банку с каким-то дезодорантом-дихлофосом. И еще включает камин, который так плохо обогревал продавца в эту зиму и не давал ему выспаться. Ну ничего, после того, как киоск бабахнет, продавец наспится вдоволь. Курт, раскупорив одну из бутылок со спиртом «Рояль» и оросив стены и прилавок, поджигает киоск.

– Чтобы замести следы, – поясняет он, – все, давай быстро, уходим.

Мы все тикаем, как жидкость из бутыли, убегаем и издали, из-за гаражей, смотрим на зарево. Трах-тара-рах, – взрывается микроволновка фейерверком.

Курево и жарево у нас в карманах. Мы идем по дороге и надуваем пузыри жвачек.