Дори Шамун – глава семьи, лидер клана, руководитель политической партии – в тот вечер рассказывал нам, как две соседние страны, Сирия и Израиль, стали причиной ливанской катастрофы. Деятельность сирийских агентов, которые пустили такие корни у себя в стране, в значительной степени стала распространяться в Ливане после Консорциума 1990 г. Это было замечено политиками и журналистами, которые во всеуслышание заявили, что Ливану проще будет обойтись без помощи сирийцев. В результате было убито множество людей.
Наиболее ужасает эпизод, произошедший в 2005 г. в самом сердце Бейрута, когда бывший премьер-министр Рафик аль-Харири, придерживавшийся антисирийского, суннитского направления, был убит вместе с другими людьми (погиб еще 21 человек) в результате взрыва бомбы, подложенной в автомобиль. Это убийство вынудило Сирию, находившуюся под массированным внешним давлением, несколько месяцев спустя официально вывести свои войска из страны, однако тайно всем агентам и их приспешникам было приказано продолжать там оставаться.
Сам Дори Шамун всегда пренебрегал страхом перед Сирией. Над его столом висит портрет отца, президента страны. Чувствуется сходство, однако сын выглядит менее резко, авторитарно и официозно. Возможно, эта расслабленность еще и оттого, что сыну не приходилось брать на себя абсолютную ответственность за все.
Он отказывается занимать какую-либо должность в правительстве, потому что считает, что его страна в данный момент оккупирована сирийцами. Он также не позволяет своей партии принимать участие в выборах, которые, по его мнению, фальсифицируются. Таким образом, количество членов партии резко сократилось, точно так же, как в прошлом было сведено к минимуму могущественное влияние семьи Шамунов. Он называет постоянно сменяющихся на посту ливанских президентов и военных руководителей сирийскими марионетками. Вот эпитет, которым он награждает государственную службу – «прогнившая»[185]. Для него здесь нет никаких авторитетов.
Как, впрочем, и для меня. Я уже собрался было искушать Дори Шамуна вопросами о его отношении к христианам, которые покидают страну, однако вместо этого он сам высказывает мнение о том, почему западные журналисты наконец стали интересоваться ближневосточными христианами. Если сегодня кто-то и проявляет интерес к христианам на Ближнем Востоке (а это что-то новенькое), то это потому что мусульмане, приезжая в Европу, ведут себя точно так же, как всегда вели себя на Ближнем Востоке. «Именно это и нервирует европейцев», – говорит он. В его голосе звучит тайное ликование.
– «И что теперь будет со старым континентом?» – вот какой вопрос вы сами себе задаете в последние годы. Я не призываю никого к священной войне. Но вы должны понимать, что мусульмане часто воображают, что вера вынуждает их исламизировать страну, в которой они живут. То же самое случилось и в Ливане, – поясняет он. Однако сегодняшнюю проблему Ливана составляют не столько мусульмане, сколько демографическое развитие. Это оттого, что многие христиане эмигрируют, а у тех, кто остается, мало детей. – Если вы в Европе на самом деле христиане, как сами утверждаете, то вы обязаны нам помочь. Диаспора должна вернуться домой. Для них нужно создать приличные рабочие места и предложить им достойные условия. Европейцы могут нам помочь, инвестируя в Ливан.
Он посылает мне взгляд, в котором читается, что вряд ли он ожидает помощи в ближайшее время. «Сенильный старикашка» – вот как он называл Запад еще 35 лет назад[186].
– На протяжении десятилетий США смотрели на нас как на детскую игрушку. Если бы не парочка упорных маронитов, то места, именуемого Ливаном, уже давно бы не было на свете, – сказал он в тот вечер. – Мы, христиане, проживали в этой стране задолго до появления мусульман. Мы сражались и сражались. Во времена Османской империи нас считали гражданами второго сорта. Но мы крепко держались за нашу страну. И мы не потонули. Мы заплатили за это высокую цену. Но даже если ты противостоишь сверхдержаве, не стоит перед ней снимать штаны, – добавляет он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он смотрит на меня спокойным взглядом и уверяет, что марониты сумеют преодолеть трудности. Даже если будут сражаться в одиночку. Не стоит сомневаться, что они переживут всех приспешников правящего режима Баас в Сирии, унесшего жизни его брата и многих других. Ведь сумели же марониты пережить все остальные правительства:
– Они не сумеют нас подавить. Никто не сумел – даже Османская империя. Мы люди гор, мы крепкие. Мы беседуем с козами. Мы беседуем с овцами.
Попрощавшись с Шамуном, мы с Раймондом сели в машину и поехали через Бейрут. Пока мы были в пути, он рассказал, как на себе прочувствовал, что такое столкнуться с режимом Баас на северо-востоке страны. В молодости он возглавлял студенческое движение, которое выдвигало требования о выдворении Сирии из страны. Он рассказал мне, как неоднократно попадал в лапы ливанской службы разведки, как был заключен в тюрьму, где его били. Рассказал, как служба разведки звонит в Дамаск, чтобы оттуда присылали инструкции.
И хотя Раймонд тоже горец, он явно занервничал, когда как-то вечером ему пришлось отвозить меня на встречу с человеком, который позволял называть себя не иначе, как «Ваше Превосходительство». Он заработал свой титул на должности заместителя спикера ливанского парламента после того, как в 1990 г. Сирия настолько глубоко укрепилась в стране, что даже давала себе право избирать и смещать правительство. В то самое время, когда закатилась звезда семьи Шамун, на сцену вышел «Его Превосходительство».
Это Эли Ферзли; христианский парламентарий, чье имя привел Дори Шамун, когда искал подходящий пример для определения «сирийских марионеток». Хабиб Малик назвал бы его «зимми́-христианин». Оба при этом сочли бы, что в аду имеется специальное местечко для всех предающих дело ливанской свободы.
Мы встречаемся с Ферзли в голой цементной комнате, где из обстановки только пустая доска для объявлений, телефон, чисто прибранный стол и несколько стульев. Ощущение от этого места довольно unheimlich[187], кажется, вот-вот сюда войдет человек в длинном черном плаще и солнцезащитных очках, скрутит нам руки за спину и начнет светить лампой в лица, срываясь на крик.
Я никак не могу заставить себя называть его «Ваше Превосходительство» и при этом замечаю, что и Раймонд тоже. Ферзли даже и бровью не ведет. Он говорит нам, что специально ради интервью только что вернулся из долины Бекаа, расположенной вдоль сирийской границы. Там он принимал участие в похоронах четырех ливанских солдат, убитых несколькими днями ранее во время попытки захвата боевика из группы оппозиции, которая воюет против режима Асада, но скрывается в Ливане. Были убиты и два члена оппозиции. Гражданская война то и дело перекидывается на эту сторону границы.
Прошлое Эли Ферзли можно прочитать по лицу: не столько по ослепшему, полузакрытому левому глазу, сколько по шраму на правой щеке в память о взрыве, жертвой которого он стал в 1985 г. Бомба была адресована не ему, а его другу Ильясу Хобейке, но оставшийся в церкви Хобейка ничуть не пострадал.
Ильяс Хобейка – это человек, вызывающий ужас даже у храбрецов. Его важная персона воспринимается здесь как пугало: если в этой стране и есть такие христиане, которые, делая кивок в сторону худших альтернатив – панарабистской или исламистской, ставят своей целью получение безграничной власти, то Хобейку можно поставить в самом конце этой шкалы, в том месте, где готовят массовую бойню. Его преступления переходят даже те границы, которые никогда не снились ни маронитам, ни израильтянам. Хобейка – обратная сторона маронитов, представитель крайнего культурного высокомерия. Необходимы пояснения, чтобы читатель мог понять, как, имея репутацию маронита, он при этом стал славным примером присущих некоторым из них внутреннего двуличия и коварства.