Читать интересную книгу Перебежчик - Бернард Корнуэлл

Может, все дело было в ярком освещении в или в лицах раненых, которые выглядели так трогательно, умиротворенные тем, что до них донесли слово Божье, или, может, в всепоглощающей красоте Джулии, но Старбака вдруг настигло чувство вины, когда он слушал преподобного Джона Гордона, молившего Господа ниспослать щедрую Божью благодать этим израненным душам.

Манера речи миссионера оказалась мягкой и действенной, и явно более уместной, чем громкие напыщенные тирады отца Старбака, которые тот обычно применял.

Из Писания была выбрана двенадцатая глава книги Екклезиаста, и Сэмуорт читал ее высоким нервным голосом. Старбак следил за отрывком по библии своего брата, которую Адам прислал ему вместе с приглашением на чай.

Слова Писания глубоко запали в душу Старбака.

— И о своем создателе помни с юных дней, — такими словами начинался пассаж, и сбоку Джеймс приписал мелким шрифтом: «Не легче ли быть христианином в старости? Годы приносят мудрость? Молюсь о ниспослании благодати», но Старбак знал, что лишен благодати Божьей, что он грешник, что врата ада разверзлись так же широко, как открытые утробы доменных печей у реки в Ричмонде, и чувствовал ужасающий страх грешника, представшего пред Господом.

— Ибо уходит человек в свой вечный дом, — читал Сэмуорт, — и плакальщики на улице кру́жат. До поры, как порвется серебряный шнур, И расколется золотая чаша, И разобьется кувшин у ключа, И сломается ворот у колодца, — эти слова внушили ему предчувствие, что умрет он преждевременной смертью, сраженный выстрелом янки, выпотрошенный праведным снарядом мщения, грешник уйдет в свой вечный огненный дом.

Он не слышал большую часть проповеди и большинство торжественных речей, в которых раненые благодарили Господа за благословение. Старбака поглотил темный омут раскаяния.

Он решил после окончания службы переговорить с преподобным Джоном Гордоном. Он выложит все свои грехи пред Господом, и с помощью миссионера попытается вернуть душу на круги своя.

Но как он может когда-нибудь вернуть всё на круги своя? Он поссорился с Итаном Ридли из-за Салли и убил его по причине этой ссоры, только один этот поступок, без сомнения, навлек на его душу вечное проклятие.

Он говорил себе, что это было самообороной, но совесть знала, что это было убийством. Старбак смахнул слезы. Всё — суета, но что есть суета пред лицом вечного проклятья?

Было уже далеко за восемь, когда преподобный Джон Гордон благословил пациентов, а потом, переходя от койки к койке, молился и ободрял людей. Раненые выглядели совсем молодо, даже Старбаку они казались мальчишками.

Появился один из главных хирургов госпиталя, еще в окровавленном переднике, чтобы поблагодарить преподобного Джона Гордона. С хирургом был священник, преподобный доктор Петеркин, являвшийся почетным капелланом госпиталя и вдобавок одним из самых модных священников города. Он заметил Адама и подошел к нему поговорить, а Джулия, прервав музицирование, направилась к Старбаку.

— Как вы находите нашу скромную службу, мистер Старбак?

— Я тронут, мисс Гордон.

— Отец был хорош, правда? Его искренность располагает, — ее обеспокоило выражение лица Старбака, она ошибочно приняла его раскаяние грешника за чувство омерзения, вызванное ужасом палаты. — Это отвращает вас от солдатского ремесла? — спросила Джулия.

— Не знаю. Не думал об этом, — он смотрел на Салли, посвятившую себя заботам о взлохмаченном испуганном человеке, сжимавшем ее руки, словно лишь она могла поддержать в нем жизнь. — Военные не думают о том, что могут оказаться в подобном месте.

— Или еще где похуже, — сухо добавила Джулия. — Здесь есть палаты для умирающих, которым уже нельзя ничем помочь. Хотя мне хотелось бы помочь им.

Она произнесла это с тоской.

— Уверен, у вас это получится, — галантно ответил Старбак.

— Я говорю не просто о посещениях и пении гимнов, мистер Старбак, а о лечении. Но мама даже и слышать об этом не хочет. Она говорит, что я подцеплю лихорадку или что-нибудь похуже. Да и Адам не разрешит мне. Он хочет оградить меня от войны. Вы знаете, что он не одобряет войну?

— Знаю, — ответил Старбак и взглянул на Джулию. — А вы?

— В ней нет ничего, заслуживающего одобрения, — ответила Джулия. — Но всё же признаюсь, я слишком горда, чтобы желать победу северянам. Так что, может, я и сторонница войны. Разве не это чувство заставляет мужчин сражаться? Одна лишь гордость?

— Одна лишь гордость. — согласился Старбак. — На поле сражения тебе хочется доказать, что ты лучше противника, — он вспомнил чувство восторга, когда они ударили по открытому флангу янки у Бэллс-Блафф, панику в рядах синемундирников, вопли, когда враг скатывался с вершины к кровавой, кипевшей от пуль реке. Но затем ощутил вину за эти радостные воспоминания. Врата ада, подумал он, наверняка разверзнутся для него особенно широко.

— Мистер Старбак? — спросила Джулия, встревоженная выражением ужаса на его лице, но прежде чем она успела договорить, Салли внезапно быстро пересекла палату и взяла Старбака под руку.

— Уведи меня отсюда, пожалуйста, — тихо и в спешке произнесла она.

— Сал…, - Старбак запнулся, осознав, что Джулия знала Салли как Викторию. — В чем дело?

— Этот человек, — Салли едва выговаривала слова, даже не потрудившись указать, о ком она вела речь, — меня знает. Пожалуйста, Нат. Уведи меня.

— Уверен, что это не имеет значения, — тихо сказал Старбак.

— Пожалуйста! — прошипела Салли. — Просто забери меня отсюда!

— Я могу чем-то помочь? — озадаченно вмешалась Джулия.

— Полагаю, нам пора идти, — ответил Старбак, хотя проблема заключалась в том, что плащ Салии и его шинель были сложены в конце того барака, где стоял хирург в окровавленном фартуке, и именно хирург опознал Салли и переговорил с преподобным доктором Петеркином, который, в свою очередь, теперь общался с миссис Гордон.

— Пошли, — сказал Старбак, потащив Салли за руку. Он решил бросить одежду, хотя и жаль было потерять прекрасную серую шинель, когда-то принадлежавшую Оливеру Уэнделлу Холмсу. — Вы меня простите? — спросил он Джулию, проходя мимо нее.

— Мистер Старбак! — властно позвала миссис Гордон. — Мисс Ройял!

— Не обращай на нее внимания, — велел Старбак Салли.

— Мисс Ройял! Подойдите сюда! — выкрикнула миссис Гордон, и Салли, ошеломленная этим тоном, повернулась в ее сторону. Адам поспешил в палату, чтобы узнать, в чём дело, а преподобный Джон Гордон поднял глаза, стоя на коленях у койки лихорадочного больного.

— Я поговорю с вами снаружи, — объявила миссис Гордон, направившись к маленькому крыльцу, где в хорошую погоду пациенты могли подышать воздухом, укрывшись под скосом крыши. Салли подхватила свой плащ.

Хирург ухмыльнулся и поклонился ей.

— Сукин сын, — зашипела на него Салли. Старбак вытащил свою шинель и вышел на крыльцо.

— У меня нет слов, — обратилась миссис Гордон к Салли и Старбаку из дождливой темноты.

— Вы хотели со мной поговорить? — дерзко ответила ей Салли.

— Не могу поверить, что вы могли так поступить, мистер Старбак, — миссис Гордон проигнорировала вызов Салли и посмотрела на Старбака. — Вы, воспитанный в благочестивом доме, приобрели столь дурные манеры, что ввели подобную женщину в мой дом.

— Какую женщину? — набросилась на нее Салли. На крыльцо вышел преподобный Джон Гордон и, подчинившись резкому приказу жены, закрыл за собой дверь, но до того Адам и Джулия тоже успели выйти на переполненное крыльцо.

— Возвращайся внутрь, Джулия, — настаивала ее мать.

— Пусть останется! — сказала Салли. — Какую женщину?

— Джулия! — миссис Гордон пронзила взглядом дочь.

— Дорогая матушка, — произнес преподобный Джон Гордон, — может, ты поведаешь нам, что всё это значит?

— Доктор Петеркин, — негодующе заявила миссис Гордон, — только что сообщил мне, что эта женщина… эта женщина…, - она остановилась, не в состоянии подобрать приличное слово, которое могла бы использовать в присутствии дочери. — Джулия! Немедленно вернись внутрь!

— Дорогая! — обратился к ней преподобный Джон Гордон. — И что же это за женщина?

— Магдалина! — выпалила миссис Гордон.

— Она хочет сказать, что я шлюха, преподобный, — с горечью заметила Салли.

— И вы привели ее в мой дом! — вопила миссис Гордон на Старбака.

— Миссис Гордон, — начал он, но не смог прервать тираду, которая изливалась на его голову, словно барабанящий по крыше крыльца дождь.

Миссис Гордон хотела знать, известно ли преподобному Элиялу Старбаку о глубине падения сына и насколько далеко от Божьей благодати он свалился, и как дьявол стал его приятелем.

— Она падшая женщина! — закричала миссис Гордон, — и вы привели ее в мой дом!