Читать интересную книгу Перебежчик - Бернард Корнуэлл

— Это Божье провидение, Гордон, — поправила супруга миссис Гордон.

— Будем надеяться, что так, матушка, будем надеяться, — преподобный Джон Гордон вздохнул и откусил кусок сухого и рассыпчатого фруктового кекса.

— Так значит, ваш отец — преподобный Элиял Старбак?

— Да, сэр, он самый.

Старбак прихлебывал чай, пытаясь в то же время не скривиться от его горького вкуса.

— Великий слуга Господа, — довольно хмуро заключил Гордон. — С крепкой верой в Господа.

— Но слепой ко всем нуждам миссионеров общества! — язвительно заметила миссис Гордон.

— Простите меня, но я нахожу странным, что вы носите форму южан, мистер Старбак, — робко произнес преподобный Джон Гордон.

— Уверена, мистер Старбак делает богоугодное дело, Гордон, — миссис Гордон, которая в той же мере нашла выбор Старбака необъяснимым при встрече возле церковной лавки, теперь решила оградить своего гостя от сдержанного любопытства супруга.

— Да, и в самом деле, — поспешно согласился миссионер. — Но всё равно, всё это очень прискорбно.

— Что в этом прискорбного, сэр? — спросил Старбак.

Преподобный Джон Гордон беспомощно развел руками.

— Семьи разделены, страна расколота надвое. Так печально.

— Всё было бы менее печально, если бы северяне просто увели свои войска и оставили нас в покое, — заявила миссис Гордон. — Разве вы не согласны со мной, мисс Ройял?

Салли, улыбнувшись, кивнула.

— Да, мэм.

— Они не отступят, — мрачно сказал Адам.

— Ну тогда нам просто придется намять им бока, — выпалила Салли.

— Я тут подумала, — Джулия наиграла на пианино легкую мелодию, вмешавшуюся в неожиданное удивление, охватившее всех присутствующих после слов Салли, — что, может, сегодня в палате мы не будем распевать мрачные церковные песни, отец?

— Ну конечно же, моя дорогая, конечно же, — ответил тот. Он объяснил Салли и Старбаку, что откроет службу в палате несколькими гимнами и молитвой, а потом один из присутствующих прочтет отрывок из Писания. — Может, мисс Ройял хочет прочесть священное Писание? — предложил он.

— Ой, нет, сэр, нет, — Салли знала, что один раз уже напортачила, и покраснев, отклонила предложение. Она училась читать, и в прошлом году продвинулась настолько, что могла уже с удовольствием читать, но не была уверена в своем умении читать вслух.

— Вы прошли обряд причастия, мисс Ройял? — подозрительно поинтересовалась миссис Гордон, пристально взглянув на гостью.

— Обряд причастия, мадам?

— Вы омыли одежды свои кровью агнца? Вы впустили в свое сердце Христа? Ваша тетушка, несомненно, вверила вас Спасителю?

— Да, мэм, — робко ответила Салли, понятия не имея, что имела в виду миссис Гордон.

— Буду рад почитать для вас, — вмешался Старбак, обращаясь к преподобному Джону Гордону.

— Мистер Сэмсуорт отлично читает священное писание, — вставила миссис Гордон.

— Может, вы, Калеб, почитаете Писание? — спросил преподобный Джон Гордон, — а потом, — он повернулся к своим гостям, чтобы еще раз объяснить порядок службы, — мы проведем время в чтении молитв и закона Божьего. Я призову людей узреть спасительную благодать Господа, и мы споем очередной гимн, а я скажу несколько слов, прежде чем мы завершим свое богослужение последним гимном и благословением. Затем мы уделим пациентам время для личных бесед и молитв. Иногда им требуется наша помощь в написании писем. Уверяю вас, я буду весьма признателен — он улыбнулся сперва Салли, а потом Старбаку — за вашу помощь.

— И нам потребуется помощь в раздаче сборников церковных гимнов.

— С удовольствием, — тепло отозвалась Салли, и к удивлению Старбака она действительно наслаждалась беседой, когда разговор перешел к обыденным темам, ее чистый смех звучал по всей комнате. Миссис Гордон неодобрительно нахмурилась, заслышав смех, но Джулия явно получала удовольствие в обществе Салли.

В пять часов болезненного вида горничная убрала чайные подносы, после чего преподобный Джон Гордон произнес слова молитвы, в которой просил Господа щедро благословить вечернее богослужение, и Калеб Сэмуорт запряг фургон, стоявший во дворе, на углу Черити-стрит.

Фургон был покрашен черной краской и затянут черным брезентом, державшимся на обручах. Вдоль каждой стороны фургона шли скамейки, а в центре протянулась пара блестящих рельс.

— Сюда кладут гроб? — спросила Салли Калеба, помогавшего ей взобраться на ступеньки, встроенные в складной задний бортик фургона.

— Так и есть, мисс Ройял, — ответил он.

Салли и Джулия разделили место с Адамом, тогда как Старбак уселся рядом с преподобным и миссис Гордон, а Калеб Сэмуорт, закутанный в непромокаемый плащ, взобрался на козлы.

Катафалку потребовалось двадцать минут чтобы добраться до холма, где стояли недавно построенные госпитальные бараки, разбросанные по всему газону парка Чимборасо. Неясный и тусклый желтоватый отсвет ламп пробивался сквозь множество маленьких окон.

Легкий туман угольного дыма витал под дождем над просмоленной крышей сарая. Участников миссии высадили за оградой палаты, избранной для сегодняшнего богослужения, и Калеб с Адамом забрали фургон, чтобы привезти госпитальную фисгармонию, пока как Джулия с Салли раздавали сборники церковных гимнов.

Старбак отправился с Адамом.

— Я хотел перекинуться с тобой словечком, — доверительно сообщил он другу, пока повозка гробовщика тряслась по мокрой дороге.

— Ты говорил со своим отцом?

— Не выпало случая, — ответил Адам. Он не смотрел на Старбака, вглядываясь в дождливую ночь.

— Я хочу лишь вернуться в свою роту! — воззвал к нему Старбак.

— Знаю.

— Адам!

— Я попытаюсь! Но это будет нелегко. Я должен выбрать подходящий случай. Отец раздражителен, сам знаешь, — покачал головой Адам. — Почему ты так стремишься сражаться? Почему бы тебе просто не пересидеть войну здесь?

— Потому что я военный.

— Ты хотел сказать, дурак, — раздраженно отозвался Адам, а потом фургон резко накренился, остановившись, и пора было отнести фисгармонию обратно в палату. Деревянный сарай вмещал шестьдесят раненых.

Двадцать больничных коек были установлены вдоль каждой стены, а еще двадцать стояли в два ряда в центре барака. Пузатая печь занимала центральную часть, на ее горячей решетке сгрудились кофейники. Стол сиделок был сдвинут в сторону, чтобы освободить место для фисгармонии.

Джулия нажала на покрытые ковровой тканью педали, сыграв пару хриплых аккордов, словно очищая от паутины язычки инструмента. Преподобный и миссис Гордон обошли койки, пожимая руки и произнося слова утешения. Салли присоединилась к ним, и Старбак заметил, как с ее появлением раненые приободрились.

Ее смех словно наполнил барак светом, и Старбак поймал себя на мысли, что никогда не видел Салли такой счастливой. По всему бараку стояли ведра с водой для смачивания повязок раненых, и Салли, найдя губку, мягко смачивала покрытые темными пятнами бинты.

В палате воняло гниющей плотью и человеческими испражнениями. Несмотря на горевшую печь, было холодно и сыро, и темно, несмотря на полдюжины ламп, висевших на стропилах из свежего дерева.

Некоторые больные находились без сознания, большинство лихорадило, и лишь немногие получили ранения в бою.

— Как только снова начнутся настоящие сражения, — говорил Старбаку сержант, потерявший руку, — тогда вы и увидите, сколько раненых привалит.

Сержант явился на службу с группой других пациентов из соседних бараков, принеся стулья и лампы. Сержанта ранило во время несчастного случая на железной дороге.

— Упал на рельсы — пояснил он Старбаку, — спьяну. Сам виноват, — он оценивающе смотрел на Салли. — Девушка редкостной красоты, капитан, ради такой стоить жить.

Звуки пения привлекли в палату еще больше пациентов и нескольких здоровых офицеров, которые навещали своих друзей и теперь толпились в конце барака.

Некоторые из раненых были северянами, но все голоса постепенно слились в одну мелодию, наполнив палату сентиментальным чувством товарищества, которое заставило Старбака неожиданно затосковать по обществу своих солдат.

Казалось, только одного человека не тронуло пение; это бородатое, бледное и костлявое создание спало, но неожиданно проснулось и в ужасе принялось кричать.

Голоса запнулись, и Салли подошла к больному, притянула его голову к себе и погладила по щеке, Старбак увидел, как затихли дрожащие руки на потертом сером одеяле, покрывавшем его койку.

Худой пациент замолчал, а голоса вновь запели. Старбак наблюдал за игравшей на фисгармонии Джулией и внезапно почувствовал, что его снова влечёт прежняя вера.

Может, все дело было в ярком освещении в или в лицах раненых, которые выглядели так трогательно, умиротворенные тем, что до них донесли слово Божье, или, может, в всепоглощающей красоте Джулии, но Старбака вдруг настигло чувство вины, когда он слушал преподобного Джона Гордона, молившего Господа ниспослать щедрую Божью благодать этим израненным душам.