Читать интересную книгу Игра в гейшу. Peek-a-boo - Яна Лапутина

– Ты, Ирка, как Зоя Космодемьянская... Непробиваемая. Это надо же! Уж я-то насмотрелась... У-у! На мандражисток. У одной от страха перед эфиром зубы стучат, другая беспрерывно в туалет носится. А ты – железная. Кошмар! Ну о чем ты молчишь? Не хочется говорить?

Ирка кивнула.

– Ну и молчи, молчи... Я тебе завидую. По-белому. Ты такая красивая. Выйдешь на сцену – все ахнут.

Иннины руки под этот разговор безостановочно что-то подрисовывали, оттеняли, растушевывали. В гримерку заглянул и вошел Лещенко. Пригляделся к Иркиному лицу.

– Э-эх, где мои семнадцать лет?! Я бы... все будет отлично. Смотришься... рафаэльно. – Он наклонился к Иркиной щеке и поцеловал. Потом вышел.

– Какой он клевый... никакой пластики, а выглядит... – сказала Инночка. – Знаешь почему? Потому что всю дорогу на людях. Положение обязывает.

Ирка почти и не слышала Инну. Вчера она смоталась в Красногорск. К Сонечке и к маме. Ну и, конечно, ей было интересно, что написал из Израиля бывший муж. Мама сказала, что письмо уже неделю лежит.

От письма, Ирка это почувствовала, так и пахнуло призывной тоской. Игорь манил ее к себе. В небольшой городок.

В свой недавний приезд в Москву он рассказал Ирки, что все, кто после сорока уехал в Израиль, больны одной мукой – они любят в России что-то несуществующее. А те, кто не прижился к Израилю, тоскуют потом о чем-то, несуществующем в нем.

«...Может быть, я мечтаю о тебе, – писал Игорь. – Как о чем-то нереальном. Может быть... И вот воображаю твою красоту, твой голос, который всегда со мной».

Мама, прослушав весь этот зов, сказала:

– Вчерашний борщ со свежим, только что сваренным, не мешают. Что нам там делать?

На концерт мама ехать отказалась. Наотрез.

– Я с тобой отсюда буду. А ты уж там, в «Олимпийском» своем, сама. Вот и Сонечка присопливилась. Я уж с ней дома буду.

– Совершенству нет предела, – сказала Инна, снимая с Ирки защитный пеньюар. – Давай одеваться.

Ирка через голову натянула на себя потрясающее светло-кремовое платье от Prada, с треном и декольте.

Из украшений на ней были только бриллиантовые звездочки в ушах. Подарок Игоря. И обсыпанный бриллиантовой крошкой крест на гибкой шее.

Глава 76

У Петелиной день пролетел незаметно. С семи утра до девяти тридцати – Олег уехал в аэропорт, там его ждал самолет на Копенгаген, – она просидела за компьютером. Ее стервоза задумала очередную пакость. Зная о пристрастии своего олигарха к мимоходному удовлетворению сексуальных позывов, она наняла очередную «золушку», смазливую, уже испорченную Рублевкой девицу. В качестве прислуги. Стервозе нравилось копить и коллекционировать в своей душе вулканы. Похотливость олигарха будет стоит ему очень дорого. Стервоза расставила по дому видеоглаза. Ими, в очень удобный для нее момент, он и посмотрит на себя. И станет выкручиваться... вложениями на ее счет.

В одиннадцать Петелина была в приватной комнате ресторана «Эль Гаучо». На Садово-Триумфальной. И, хотя заведение открывалось только в двенадцать, для Тимура стол был накрыт на час раньше.

До тринадцати тридцати Тимур, так ему казалось, вытряхнул из Ярославы все, до последней эмоции. Она же была удовлетворена главным – сегодня, на выходе из «Олимпийского», Ирины Строговой, Алексея Белякова и Михаила Водорезова больше не будет...

Ну а уж потом, перекусив салатом из вяленой утиной грудки со стручковым горохом, кенийской фасолью, рукколой и шпинатом, украшенным малиной и голубикой, Петелина отправилась в SPA-Mosaic на Рублево-Успенском шоссе.

Здесь до девятнадцати тридцати были массаж, пиллинг, обертывание, сауна, маникюр, педикюр, укладка и макияж.

Особенно ей понравилась процедура «Гламур», сотворившая с чуть подуставшей кожей ее лица удивительное – она мгновенно отозвалась каким-то неподдельным внутренним сиянием. Бледность ушла, уступив место румянцу, будто Ярослава долго-долго гуляла по морозу.

Знакомая мастерица объяснила:

– В состав средств марки Bellfontaine ввели натуральный порошок жемчуга. И вы, приглядитесь, стали жемчужиной.

К двадцати двум часам, об этом очень строго был предупрежден Водорезов, Ярослава должна была быть у служебного входа в «Олимпийский».

Глава 77

После отлета Олега Миша провел почти весь день у Леши на Кутузовском. Отоспался, посмотрели вместе пару серий нашумевшей «Ликвидации». Потом не спеша пообедали в «Zолотом».

О том, чем они будут заняты возле «Олимпийского», начиная с 22.00, они обговорили до метра и секунды.

Леша специально съездил с ним к этому дурацкому, без окон сооружению – гигантской бетонной шайбе, заброшенной «развитым социализмом» в центр Москвы.

И вообще, они разговаривали мало. Курили. Думали. Каждый о своем.

Леша часа полтора вылизывал свой «винторез». Гражданский, очень компактный вариант снайперской винтовки Knight’s SR-25 с быстро снимаемым глушителем. Длина ее со стволом не превышала пятидесяти сантиметров.

Мишка, разглядывая протертые детали, резюмировал:

– Ну американцы... Все посвистывали с нашей винтовки Драгунова.

– Все, да не все, – сказал Леша, прикладываясь к трубе оптического прицела.

– Ты про патрон? – спросил Мишка.

– И про него. И вот про консольное крепление ствола. И вот про эту оптику...

Потом они надели под рубашки бронежилеты, как бы примеривая их, но подумав снимать не стали.

Глава 78

Мы, Танька, Машка, Отари и я, знали – Иркин выход в середине второго отделения.

Первое прошло на ура. Зал был набит до упора, любил Лещенко.

И он, это факт, работал с неиссякаемым обаянием.

Он исполнял свои лучшие песни.

Владимир Винокур вел бенефис, ухохатывая публику и вызывая на сцену соучастников Льва Валерьяновича – Аллегрову, Киркорова, Газманова, Бабкину и так далее.

– В перерыве в буфет, для храбрости, – сказал Отари.

Глава 79

– Строгова, ваш выход через восемь минут, – объявил по динамику оповещения женский голос. – Просьба пройти к сцене.

Ирка глубоко-глубоко вдохнула в себя пропахший косметикой воздух гримерки.

– Я пошла? – зачем-то спросила она Инну Терзийскую.

– С Богом, – отозвалась она и зачем-то еще раз скользнула по Иркиному лицу пуховкой.

Ассистентка режиссера как раз подбежала на своих шпильках к гримерке, из которой выходила Строгова.

– Лев Валерьянович уже ждет. Поспешим.

Она не видела промелькнувших перед ней лиц и фигур знаменитейших певцов и певиц, их парфюмерного аромата, их мгновенной, оценочной приглядки – а это еще что такое? – до встречающей Ирку улыбки Льва Валерьяновича.

– Смотри на меня. Вот отсюда, – он показал ей на тканевое ущелье, за которым была сцена, – я сам объявлю тебя. И позову. Ты меня слышишь? Ау-у...

– Слышу, слышу, – сказала Ирка. – Не волнуйтесь.

Лещенко рассмеялся:

– Ирочка, ты мордочку-то расслабь. Ну-ка, как ты умеешь улыбаться?

Она улыбнулась.

– Вот так и пойдешь ко мне, – он провел по ее лицу указательным пальцем правой руки. – Я пошел. Слушай...

Лещенко вышел на сцену и, под обвальные аплодисменты, подошел к рампе. Он был привлекателен. В белом смокинге и идеально сидящих на нем светло-голубых брюках. Высокая стойка его рубашки из влажно-синего шелка была расстегнута на две пуговицы.

– А сейчас, друзья, – сказал Лев Валерьянович, – я попрошу... тишины. Сейчас на эту сцену, и вообще впервые на концертную сцену, выйдет еще не знакомая вам... Ирина Строгова. Для разминки мы споем с ней дуэтом. Романс, который вы еще не слышали. Ирина Строгова, пожалуйста, запомните... еще один, поверьте на слово, безусловный талант... Встречайте аплодисментами Ирину Строгову! – Лещенко, улыбаясь, поманил к себе Ирку из-за кулис.

Ирка вышла, и световой луч-сноп повел ее к Лещенко.

Поверьте, уверенно женственная походка как бы подчинила зал. Да и сама Иркина стройность в облегающем ее платье и конечно же такая неожиданная обстриженность ее головы с красивой свободной улыбкой на красивом лице подожгли зал.

Лещенко посмотрел на оркестр, перетерпел последние замирающие хлопки и кивнул.

Они запели.

И пели, понимая о чем поют:Была звезда, да вдруг сорвалась,Упав с небес на дно пруда.Была тропа, да затерялась, —Теперь не сыщешь и следа.Была краса, да все напрасно,Коль ты ценить ее не смог.Была заря, да враз погасла,Ушла за дальний перелог.Была ветла, да вдруг прогнулась,Чтоб не ожить уже весной.Была судьба, да разминулась,Чтоб вновь не встретиться со мной.Была сирень, да вся повяла,Вся до цветочка отцвела.Была любовь, да вот не стало,И я не верю, что была.

Как же долго не мог успокоиться зал... И сколько было цветов!.. Я смотрела на Ирку и не могла, не могла сообразить – как? откуда? – в нашем «солдате Джейн» такое?..

Кому подвластно растолковать чудо, таящееся в каждом из нас? Почему мы не видим, не чувствуем его?