Читать интересную книгу Позолоченный век - Марк Твен

В субботу вечером рабочие напрасно ждали жалованья, так как ассигнование еще не поступило. Гарри объявил, что он попросил компанию поторопиться с высылкой денег и что они скоро прибудут. Поэтому в понедельник работы возобновились. К этому времени Пристань Стоуна стала предметом живейшего интереса во всем близлежащем районе. Селлерс выбросил на рынок парочку участков - "на пробу" - и неплохо продал их. Он одел семью, купил запас продовольствия и еще остался при деньгах. Тогда он завел небольшой банковский счет и невзначай упоминал о нем в разговоре с друзьями и даже с незнакомыми людьми - по сути, с каждым встречным; но говорил он об этом не как о событии совсем недавнего прошлого, а как о чем-то старом и привычном. Он не мог устоять против соблазна ежедневно покупать всякие, зачастую ненужные, пустяки: ведь так эффектно вместо обычного "запишите на мой счет" вытащить чековую книжку и небрежно заполнить чек. Гарри тоже продал пару участков, дал пару обедов в Хоукае и вообще славно повеселился. Однако оба они стойко держались, выжидая, когда можно будет начать продажу по самым высоким ценам.

К концу месяца дела у них выглядели плачевно. Гарри бомбардировал нью-йоркское правление Компании по развитию судоходства на реке Колумба сперва требованиями, потом приказаниями и наконец мольбами - но безрезультатно: деньги не поступали, и даже письма оставались без ответа. Рабочие начали шуметь. Полковник и Гарри устроили совещание.

- Что делать? - спросил полковник.

- Убей меня бог, если я знаю.

- Компания что-нибудь ответила?

- Ни слова.

- Вы вчера послали телеграмму?

- Да, и позавчера тоже.

- И никакого ответа?

- Никакого, черт их побери!

Затем наступила долгая пауза, и вдруг оба заговорили одновременно.

- Придумал!

- Придумал!

- Что вы придумали? - спросил Гарри.

- Вместо жалованья надо выдать ребятам тридцатидневные векселя на компанию.

- Вот именно - моя мысль, точка в точку! А потом... Что потом?

- Да, да, знаю, - сказал полковник. - Ребята не станут ждать, пока векселя дойдут до Нью-Йорка и будут оплачены. Но разве они не могут учесть их в Хоукае?

- Конечно, могут. Это отличный выход. Все знают, что ассигнование утверждено и компания у нас надежная.

Итак, векселя были выданы, и рабочие, поворчав немного, успокоились. В бакалейной и других лавках векселя принимали довольно охотно, даже без чрезмерного учетного процента, и некоторое время работы шли полным ходом. Двое-трое из тех, что купили участки у Пристани Стоуна, поставили каркасные дома и въехали в них. И, конечно же, в поселок забрел некий дальновидный, но довольно беспечный бродячий издатель, который тут же основал и начал выпускать газету под названием "Еженедельный Телеграф и Литературное Хранилище г.Наполеона"; над заголовком красовался латинский девиз, заимствованный из энциклопедического словаря, а ниже шли двусмысленные историйки и стишки; подписная цена на год всего два доллара, деньги вперед. Лавочники, конечно, сразу же отправили векселя в Нью-Йорк, и больше о них с тех пор не было ни слуху ни духу.

Прошло несколько недель, и векселя Гарри совершенно обесценились никто не принимал их даже с самым большим учетным процентом. Второй месяц работы завершился бунтом. Селлерс в то время отсутствовал, и Гарри тоже вынужден был поспешно ретироваться, преследуемый по пятам целой толпой. Но он был верхом, и это дало ему некоторые преимущества. Гарри не стал задерживаться в Хоукае и проследовал дальше, избежав встречи с несколькими ожидавшими его там кредиторами. На рассвете следующего дня он был вне опасности и продолжал стремительно удаляться в восточном направлении. По пути он телеграфировал полковнику, чтобы тот поехал и успокоил рабочих: он, Гарри, едет в Нью-Йорк за деньгами, через неделю все будет в порядке, пусть Селлерс так и скажет рабочим, и пусть они не волнуются и во всем положатся на него.

Когда Селлерс прибыл на Пристань Стоуна, толпа уже почти утихомирилась. Рабочие успели опустошить контору компании, свалили в одну кучу на полу пачки красиво отпечатанных акций и остальные бумаги и долго наслаждались зрелищем горящего костра. Все они были явно расположены к полковнику, и все же им пришла в голову мысль о том, что за неимением более удовлетворительной добычи неплохо было бы повесить хотя бы его.

Однако они совершили роковую ошибку, решив сперва послушать, что он скажет в свое оправдание. Не прошло и четверти часа, как язык полковника сделал свое дело, и все они сразу почувствовали себя богачами. Полковник преподнес каждому из них участок в пригородах Пристани Стоуна, не дальше чем в полутора милях от будущего почтамта и вокзала, - и они пообещали возобновить работу, как только Гарри пришлет с Востока деньги. На Пристани Стоуна опять наступила тишь и благодать, но денег у рабочих не было, и жить им было не на что. Полковник поделился с ними последними грошами, какие еще оставались на его счету в банке, - в этом поступке не было ничего удивительного, так как он всегда охотно делился всем, что у него было, с каждым, кто этого желал; именно поэтому его семья влачила столь жалкое существование и по временам даже голодала.

Когда рабочие поуспокоились, Селлерс уехал, и тут они горько раскаялись, что позволили ему умаслить себя красивыми словами, - но жалеть об этом было уже поздно, и тогда они решили, что в следующий раз уж непременно его повесят, если только господь снова приведет его к ним.

ГЛАВА XXVI

МИСТЕР БОУЛТОН ЗАТЕВАЕТ НОВОЕ ДЕЛО

gildag12.gif*

______________

* Денег всегда не хватает (тамильск.).

Со временем слухи о легкомысленном образе жизни и светских развлечениях Руфи дошли до Филадельфии и вызвали немало толков среди ее родственников.

Ханна Шукрафт сказала другой кузине, что, по ее мнению, Руфь "ничуть не умнее других", а кузина Хилда добавила, что больше всего в жизни Руфь любит, чтобы все ею восхищались, потому-то она и не носит простой одежды и не ходит на молитвенные собрания. Вместе с другими новостями до Филадельфии дошла молва об обручении Руфи с молодым богачом из Фолкила и придала особую пикантность язвительным шуточкам относительно стремления Руфи стать врачом.

Маргарет Боултон была слишком умна - слухи не удивили и не встревожили ее. Быть может, они даже не лишены были основания: она слишком хорошо знала женскую душу, чтобы считать их неправдоподобными; но она знала также, как целеустремленна Руфь в достижении задуманного, и как, подобно ручью, который журчит и играет, петляет и кружит, но все же неуклонно стремится к морю, Руфь настойчиво стремится к одной цели, хоть и радостно отзывается на дружеские приглашения повеселиться и подчас создается впечатление, что она праздно и беззаботно греется в лучах солнца.

До приезда в Фолкил Руфь даже не подозревала, что когда-нибудь увлечется внешней стороной жизни, что она способна, например, заинтересоваться той, по временам довольно серьезной, забавой, которая зовется "флиртом", и что она будет испытывать хоть какое-нибудь удовольствие от собственного искусства нравиться и покорять - искусства поистине очаровательного, хотя и не требующего особого интеллекта. Раньше она считала своим долгом сдерживать свой жизнерадостный характер, уходить от всего, что мешало серьезным занятиям. Будучи не слишком искушенной в житейских делах, она подвергала свои поступки лишь суду своей совести и все мирские споры улаживала в тиши собственного судейского зала. Вероятно, ее мать понимала это и видела, что Общество Друзей ничем не сможет помешать Руфи становиться все более самостоятельной и уверенной в своих суждениях.

Надо признаться, - хоть сама Руфь никогда бы в этом не призналась, что по возвращении из Фолкила медицинская карьера действительно перестала казаться ей столь необходимой, как прежде; вернувшись в Филадельфию после всех одержанных ею побед, упиваясь ощущением свободы и наслаждаясь веселым обществом новых чутких друзей, она с удовольствием предвкушала борьбу, которую поведет против косности и однообразия жизни ее филадельфийских родных и знакомых, и стремилась привнести в нее хоть частицу живости и блеска, которые так украшали ее жизнь в Фолкиле. Она ожидала, что новые друзья будут навещать ее, что у нее будут собеседники, новые книги и журналы, о которых все так много говорят, - одним словом, что она будет жить полной жизнью.

Некоторое время Руфь все еще витала в той атмосфере, которую привезла с собой. Миссис Боултон была очень довольна происшедшей в дочери переменой, ее окрепшим здоровьем, ее интересом к делам семьи. Отец радовался обществу любимой дочери, как ничему другому; ему нравились ее веселые, задорные шутки, ожесточенные споры о только что прочитанной книге или статье. Сам он всю жизнь много читал и благодаря поразительной памяти накопил почти энциклопедический запас знаний. Ничто не могло сравниться для Руфи с удовольствием попытаться поставить отца в тупик, набравшись предварительно разнообразных сведений по какому-нибудь малоизвестному вопросу, но это ей почти никогда не удавалось. Мистер Боултон любил общество, любил, чтобы его дом был полон людей и звенел веселыми голосами молодежи; предложи Руфь какой-нибудь дерзкий план против Общества Друзей, он с удовольствием принял бы его.