Андрей, словно прочитав мои мысли, спросил:
— А кто живет на Советской?
Я обвела пальцем по ободку чашки, сделала глоток. Иногда надо принимать важное решение за слишком короткий срок. И никогда не знаешь, будет ли это решение правильным. Потом, все открывается потом…
— Я дам тебе компромат на Жильцова, тот, что с бойцовским клубом, — сказала я, глядя в чашку, — за это ты поможешь Мирону уехать и начать жизнь по новым документам. Чтобы до него никто отсюда не добрался.
Андрей сверлил меня взглядом, я посмотрела на него в ответ спокойно. Он сжал зубы.
— Даш, не слишком ли ему будет…
— Я обозначила свои условия. Думай, Андрей, компромат нужен тебе, не мне. Я свое, знаешь ли, выждала. И поняла главное: меньше всего мне хочется кому-то мстить. — Я поднялась. — Спать пойду, если не возражаешь, очень устала.
Пошла в сторону комнаты, когда услышала вопрос в спину:
— Это Кирсанов, да? Он подбил Мишину достать компромат?
Я прикрыла глаза, закусила губу.
— Это уже не имеет значения, — ответила, не оборачиваясь, и ушла в комнату.
Глава 29
Утро наступило резко, а так хотелось потянуть ночь, спасительную ночь без снов, забытье. Открыла глаза, повернула голову: Андрея не было. Поднялась, поморщилась от сковывающей лоб боли. Потерла виски.
Андрей был в душе, я выпила кофе к тому моменту, когда он вышел.
— Доброе утро, — сказал мне, я кивнула, отводя взгляд. Подумала: скоро все кончится. Андрей тоже исчезнет из моей жизни. Никого не останется, совсем никого. Андрей сел на стул.
— Ты как? — задал вопрос.
— Нормально. Надумал что-то? — подняла на него глаза. Медлить не стоило, то, что никто еще не нащупал связь — большая удача, которой нельзя не пользоваться. Андрей посверлил меня взглядом.
— Чтобы изготовить документы, понадобится несколько дней. Исчезнуть я ему помогу, но деньгами снабжать, уж извини, не буду.
Я усмехнулась.
— Они ему без надобности, свои есть.
— Зачем ты это делаешь, Даш? Он ведь…
— А ты мне что предлагаешь? — посмотрела на Андрея. — Как он, поступить? Прийти к Жильцову, сдать на верную смерть? Ты как думаешь, я после этого куда? Ну кроме петли?
Наверное, взгляд у меня был чумной, по крайней мере, мне показалось на мгновенье, что Андрей растерялся.
— Ладно, — поджал губы, — это твой выбор.
— Как только Мирон уедет, получишь компромат. Мне тоже нужны документы, но уеду я позже.
Он промолчал, я сидела тихо, без движения. Потом все же спросила:
— Зачем тебе компромат, Андрей?
Мужчина бросил на меня быстрый взгляд и потер переносицу. Мне, правда, было интересно. Зачем успешному богатому человеку влезать во все это? Денег мало, что ли?
— Есть один человек… — заговорил Андрей. — Много лет назад он был влиятельной фигурой, и Жильцов работал с ним рука об руку. Потом этот человек решил отойти от дел и обстряпал свою смерть. Но у многих остались вопросы. Даже сейчас. Некоторое время назад Жильцов начал копаться в той истории и отыскал концы.
— Нашел этого якобы мертвого? — усмехнулась я, Андрей кивнул. — И тот обратился к тебе, чтобы ты нарыл компромат?
— Я кое-чем ему обязан. В свое время я сам находился в ситуации, когда… — он немного подумал. — Когда моя жизнь стала стоить очень много, и проще было от меня избавиться. Этот человек помог мне, и я не мог отказать ему, когда он ко мне обратился.
Я посмотрела в упор:
— Ты что, тоже мертвый, Андрей?
Мы встретились взглядами, я усмехнулась, качнув головой.
— Понятно. Имя-то хоть настоящее?
— Настоящее.
Я кивнула, делая глоток, поздно поняла, что кофе выпит, вязкая гуща полезла в рот. Я выплюнула ее, поморщившись, вытерла рот рукой.
— Подтер прошлое ластиком, — усмехнулась я, вспомнив слова Жильцова. — И как, нравится тебе такая жизнь?
Он промолчал, отвернулся, глядя в стену, думал о своем.
— И мама балерина не знает, что ты жив, да? — Он качнул головой. Не знает. — Больно это, Андрей. Терять тех, кого любишь. Ты бы ей хоть весточку послал.
Я встала, пошла в комнату, переоделась в джинсы и майку. Андрей появился следом, хмуро меня оглядел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Хочешь куда-то поехать?
— Мне некуда. Просто пройдусь.
Он кивнул, ничего больше не сказал.
Я гуляла, гуляла много, бесцельно бродила по парку, наворачивала круги все те дни, что ждала документы. С Андреем мы почти не говорили, я перебралась в гостевую комнату, и между нами, конечно, ничего не было. И не могло уже быть. Я привязалась к человеку, которому не была нужна, и это только моя ошибка. Надо просто смириться с мыслью, что он тоже исчезнет, вот и все. Теперь это уже не так сложно — смиряться.
Утром на третий день были готовы документы и продуманы пути отступления. Я поехала к Мирону. Он был дома, выглядел плохо: бледный, под глазами круги. Но дверь открыл и смотрел на меня неверящим взглядом.
— Вот, — я положила на стол документы, когда мы прошли в комнату, он взял, нахмурившись, просмотрел, потом поднял на меня взгляд. — Жильцов не оставит так дело, Мирон. Они будут копать и рано или поздно докопаются до тебя. Да и вообще, опасно тебе здесь оставаться. Уехать так, чтобы не отследили, тебе помогут.
Он с полминуты молчал, глядя на меня.
— А ты? — спросил потом.
— У меня все будет нормально.
Хуже уже все равно некуда.
— Ну что, деньги у тебя есть, я так понимаю? Осталось только отправиться в долгую счастливую жизнь.
— Даша…
— Не надо, Мирон. К сожалению, я не могу начать тебя ненавидеть. Не могу желать тебе смерти. Не могу перестать любить. Ты протащил меня через детдом, ты помог мне остаться в нем человеком. И после всегда был рядом. Но есть вещи, которые не прощают. Поэтому лучше нам сейчас разойтись. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Я заплакала, позорно так, хотела сдержаться, но это оказалось сильнее меня. И Мирон заплакал. Мне хотелось обнять его, как раньше, и от этого было еще тяжелее. Потому что как раньше уже не будет. Пепел там, один пепел теперь.
— Хорошо, — кивнул Мирон, стер слезы. — Я уеду, Даша.
Мы помолчали, стоя у стола. Надо было уходить, а я не могла, смотрела на него, словно запоминала. Из сердца вырвала, а выкинуть никак не могу. Черты его лица, ставшие резкими за эти дни, врезались в память, я понимала: я запомню его таким вот, каким он был в последнюю нашу встречу.
Запомню таким, но вспоминать буду того мальчишку, что улыбался только мне. Редко улыбался, и его красивое лицо тогда становилось еще красивее. И улыбка всегда меня ободряла, помогала идти вперед. Даже тогда, когда хотелось сдохнуть. Даже тогда.
Я все-таки не выдержала, подалась вперед, обхватила его плечи, крепко прижалась, вдыхая такой знакомый запах, почувствовала его объятья. Вырвалась, покачала головой, сквозь пелену слез его изображение теперь было размытым, нечетким.
— Надо идти, — сказала, отворачиваясь, он промолчал.
Пока одевался, я зашла в свою комнату. Огляделась: она была такой, какой я оставила ее в день ухода. И уже не была мне родной. Я отчетливо понимала, что не останусь тут жить, когда вся эта история закончится. Открыла шкаф, осмотрела полки, вешалки, закрыла. Ни к чему собираться. Совсем ни к чему.
Мирон появился на пороге комнаты в джинсах, футболке и с рюкзаком за спиной. Мы встретились взглядами.
— Что ты будешь делать с компроматом? — спросил он.
— Отдам тому, кому он нужней.
Мирон вздернул в недоумении брови.
— Кому, если не секрет?
— Есть один человек. Познакомились недавно.
— У тебя появился мужчина, да?
Я усмехнулась.
— Ага. Он у меня появился, а я у него нет. Долгая история. И не очень интересная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мирон посверлил меня взглядом, таким понимающим, каким только он и умел. Я уклонилась, отвернулась.
— Ты влюбилась что ли, Даш? — тихо спросил он. Я обхватила себя за плечи, продолжая убегать взглядом.