Читать интересную книгу Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии. - Жак Рубо

А в это время Блоньяр и Арапед мерили шагами комнату, описывая бесконечные спирали. Блоньяр, как бы не обращаясь напрямую к подозреваемому, произносил монолог о Деле. Он вновь и вновь рассматривал происшедшее со всех сторон, во всех подробностях, выдвигал все мыслимые гипотезы, цитировал показания свидетелей, перечислял улики и доказательства. Он не лгал подозреваемому. Он применял то, что у него называлось «Стратегией Истины».

В эту ночь, последнюю ночь расследования, — он знал, что на сей раз преступник должен сломаться, да и сам преступник в глубине души знал это, — Блоньяр, неуклонно идя к цели, избрал оружием не хитрость, а абсолютную искренность. Он не скрывал ни одного слабого места в своей версии, в восстановленной им картине событий, но слабость превращалась в силу. Ибо становилось очевидно, что он знает, и рано или поздно, так или этак, сумеет доказать. Так стоит ли продолжать борьбу? — благодушно спрашивал он время от времени.

Когда инспектор, задумавшись, умолкал, раздавался голос Арапеда.

Арапед негромко, монотонно читал весьма трудные отрывки из одного философского сочинения, сопровождая чтение резкими критическими замечаниями. В эту ночь, когда должно было решиться Дело о Разбитом Сосуде, он долгие часы подряд читал «Этюмологию» профессора Орсэллса, но, хотя подозреваемый не сводил с него умоляющего взгляда, так и не прочел главу, в которой объяснялась причина замены «и» на «ю»: хотя подозреваемый торговал гвоздями, он был человеком образованным, занял третье место в чемпионате Уазы по орфографии и знал, как пишется слово «этимология».

И наконец в шесть утра было сделано признание: «Да, это я разбил сосуд». Преступника, испытавшего неимоверное облегчение, увели, чтобы отдать в руки суассонских жандармов.

Повесив трубку и тщательно вытерев лицо, Блоньяр сказал Арапеду: «Думаю, с утра работы не будет. Пойдем спать».

В эту минуту зазвонил телефон!

Это был сам Шеф.

— Блоньяр, вы?

— Да, это я.

— Надеюсь, не помешал?

— Ну что вы.

— Вам поручается особо важное дело, чрезвычайно ответственное и деликатное. Мне позвонил монсиньор Фюстиже, собственной персоной, представляете? Та-та-та-та…та-та-та-та-та…

Блоньяр уже не слушал, только машинально запоминал некоторые полезные подробности, выхватывая их из выспренного, любезного и невразумительного потока слов Шефа, который, грубо выражаясь, спихнул на него свою работу, а сам умыл руки.

Под сахарной пудрой намеков и марципаном государственных интересов скрывалась примитивная начинка: если вы справитесь с делом, все почести достанутся мне, если вы его провалите — позор ляжет на вас.

Повесив трубку, Блоньяр на минуту задумался, глядя на сияющий шар солнца в зеркале. Затем покачал головой и сказал: «Убийство в Святой Гудуле. Едем туда».

И они поехали.

Глава 3

Место преступления

Тело жертвы было обнаружено в шесть часов четырнадцать минут (по местному времени) мадам Эсеб, бакалейщицей из дома 53 по улице Вольных Граждан.

Как всегда по утрам в течение сорока одного года, встав и умывшись, она сразу же направилась в Святую Гудулу на утреннюю молитву. Все эти годы, каждый Божий день, она испрашивала прощения за свой Грех. Грех мадам Эсеб относится к Отдаленным Причинам Непосредственных Причин описываемых здесь событий, то есть принадлежит Пред-Предыстории нашего романа, но мы не можем ничего сказать о нем (к моему большому сожалению). Кроме того, последние несколько месяцев она молилась о том, чтобы вернулся ее кот, любимый и потерянный ею Александр Владимирович.

Этим утром она проснулась в хорошем настроении, с каким-то необъяснимым предчувствием (а можно ли вообще объяснить предчувствия? Это еще труднее, чем объяснить чувства — то есть трудно до чрезвычайности); вскоре она вновь увидит Александра Владимировича. Воздух на улице был чистым и свежим, как мех Александра Владимировича весенним утром. Да, воздух был чистым и свежим, — неоспоримое доказательство того, что дело было не в Бельгии; и мадам Эсеб, торопясь в церковь, не ощущала бремени своего греха.

Она двинулась в сторону алтаря, к шестой скамье в девятом ряду. В этот ранний час в церкви еще было полутемно, и ей показалось, что она различает там, на скамье, на ее привычном месте, какую-то темную массу. Сердце в ее старой груди застучало. Она подошла ближе.

И обнаружила труп.

Испустив душераздирающий крик, она лишилась чувств и рухнула на пол, как бесформенная масса (итого две массы).

Крик мадам Эсеб, лишившейся чувств при виде мертвого тела и крови, встревожил настоятеля церкви, который сочинял проповедь в ризнице.

От этого крика кровь застыла у него в жилах.

Он бросился в церковь. Вначале ему показалось, что перед ним два трупа, ибо мадам Эсеб упала к ногам покойника (подчеркиваю: покойника), и на ней была кровь. Однако он заметил, что она еще дышит. Первой его мыслью было позвонить в полицию. И вдруг в том же девятом ряду, недалеко от головы убитого, он увидел нечто такое, что заставило его передумать.

Это был рисунок, сделанный синим мелком. Он состоял из спиралевидных линий (см. таблицу на рис. 3 гл. 21) и с поразительной точностью воспроизводил портрет священной улитки, который украшает фронтон Польдевской капеллы (как и все храмы шести основных конфессий Польдевии). Как известно, улитка — тотемическое животное польдевцев; она спасла их от голодной смерти во время последнего ледникового периода, о чем свидетельствуют огромные залежи раковин, обнаруженные археологами при раскопках (в научных кругах идет ожесточенная полемика: доисторические польдевцы питались улитками, но как они их готовили? Тушили с маслом, чесноком и зеленью? Запекали в корзиночках из слоеного теста? Или пользовались каким-то древним, утраченным рецептом? Науке неизвестно). А улитка Польдевской капеллы священна вдвойне, поскольку во время церемонии была освящена самим архиепископом, монсиньором Фюстиже.

Долг предписывал настоятелю известить монсиньора о случившемся. Промедление было недопустимо.

Когда Блоньяр с Арапедом вошли в церковь, там было очень оживленно.

С одной стороны, вокруг мадам Эсеб собрался кружок соседок и лавочниц: они успокаивали ее и высказывали жуткие догадки, от которых можно было снова упасть в обморок.

С другой стороны, озабоченный кюре беседовал с представителем архиепископства, личным советником монсиньора Фюстиже; у советника вид был тоже озабоченный, но вместе с тем дипломатично непроницаемый.

В углу два профессиональных звонаря, Молине Жан и Кретен Гийом терпеливо ждали наступления следующего часа, не подозревая о роли, какую они сыграли в происшедшей драме. Чтобы скоротать время, они повторяли тихонько и с каждым разом все быстрее: «Сшит колпак не по-колпаковски, надо колпак переколпаковать», а затем «Сшит колпак не по-колпаковски, дили-дон, надо колпак переколпаковать, дили-дили дон». Это чрезвычайно увлекательное занятие.

Несколько любопытных, в том числе группа туристов, наполовину японская, наполовину польдевская, пытались разглядеть убитого, который, несмотря на природную скромность, вынужден был позировать фотографам во всех ракурсах. Появление инспекторов вызвало прилив интереса среди собравшихся. Блоньяра узнали в лицо.

Возле трупа кто-то стоял на коленях: это был судебный медик, доктор Петио. Увидев Блоньяра, он встал и протянул инспектору руку, всю в пятнах и ссадинах от кислотных ожогов (в свободные минуты он проводил опыты по растворению тканей животных в различных кислотах: азотной, серной, соляной, а также лимонной и муравьиной, намереваясь написать фундаментальный научный труд по этому вопросу). Не утруждая себя любезностями, доктор сказал:

— Время смерти: за два часа до или через два часа после полуночи.

Причина смерти: удар тупым предметом в основание черепа; продавливание черепной коробки, и так далее.

Пол жертвы: мужской.

Возраст: вроде бы средний, точнее сказать не могу, это не совсем моя область.

Послеоперационный шрам от удаления аппендикса отсутствует.

Результаты вскрытия: через двое суток после того, как он поступит в мое распоряжение.

Вопросы есть?

У меня все, приступайте.

_________

Блоньяр смотрел на убитого. Он сверлил его пронизывающим взглядом, со всей пытливостью и зоркостью, на какие был способен. Это была первая минута их встречи, имевшая для Блоньяра такое же значение, как первый взгляд для влюбленных. Между ним и жертвой устанавливалась связь, целью которой было раскрытие тайны убитого, выяснение имени соперника Блоньяра, — убийцы. Необходимо было как можно ближе познакомиться с жертвой. Жертва будет уклоняться от расспросов, скрытничать, всячески оберегать свою тайну: тайну своей жизни. Но Блоньяру надо преодолеть ее сопротивление. Прошлое жертвы должно стать будущим их знакомства, и в этом прошлом когда-то, где-то произошло некое событие, которое, как говорят компьютерщики, запустило программу, неизбежно приведшую к смерти, к убийству. В жизни жертвы, как на видеопленке, прокрученной в обратную сторону, появится незнакомое лицо — лицо убийцы.