В то время мои люди несколько раз сталкивались вдалеке от деревни с неграми мангбету, чьих соплеменников столько положили в том сражении, но те боялись нас и при встрече тотчас же трусливо бросались наутек и прятались.
Когда мы только пришли сюда, Караманса и старики из его деревни утверждали, что единорог обитает в горах на западе, там, где большая вода, и множество птиц, и странного зверья, и обычной дичи тоже. Но люди там, дескать, не живут, потому что та земля принадлежит духам и демонам, а кто туда ступит, вскоре распрощается с жизнью. В этих суждениях проявлялось невежество негров — откуда им было знать, что демоны подчинены Господу Богу и ничего не могут сделать с человеком, если он должным образом исповедался, причастился и носит крест на шее.
Так вот, дабы солдаты не обленились окончательно и не наплевали на поручение повелителя нашего короля, я решил, как пройдет период зноя и сильных дождей, подняться туда, где можно поймать единорога. Андрес де Премио счел, что Инесилье, которая опять понесла, лучше остаться в деревне под опекой чернокожих жен арбалетчиков. Мы же, под предводительством пятнадцати негров бандб, направились к тем горам, немыслимо высоким и в ясные дни синеющим на горизонте. Почти два месяца пришлось нам продираться сквозь густые запутанные джунгли, пересекать степи по пояс в траве, пока не встала перед нами самая высокая гора под названием Мангоно. Далее мы поднимаюсь по крутым каменистым тропам, время от времени встречая по пути относительно ровные горные долины и рощи с чудесными родниками, где мы с большим удовольствием отдыхали, а то и ночевали, если нас там заставали сумерки. Рассказы негров представлялись правдоподобными, поскольку здесь действительно водилось множество разноцветных птиц, целый день порхавших туда-сюда у нас над головами: одни летали стаями, другие двойными вереницами, третьи поодиночке, согласно законам своего вида. Многие птицы кичились роскошным ярким оперением, но попадались и полностью черные, и белоснежные. Среди них мы узнали аистов и вспомнили родную Кастилию, куда аисты прилетают весной, и вьют свои огромные гнезда на колокольнях, и высиживают в них потомство. Мы увидели в этом доброе предзнаменование.
По дороге фрай Жорди несколько раз терялся, слишком увлекшись изучением редких трав и цветов, которые обнаруживались тут и там по мере нашего восхождения. Удивительное дело: иную лужайку цветы усеивали так густо, что казалось, будто это не творение природы, а вышивка на пяльцах знатной дамы. Но, с другой стороны, попадались нам и опасные змеи, жуткие на вид и толщиной с мужскую ногу. Одну такую тварь негры убили своими дротиками, освежевали и приготовили. Змеиное мясо оказалось белым и пресным, по вкусу неотличимым от рыбы.
В течение месяца мы блуждали по горам, ведя довольно приятную жизнь, невзирая на все трудности, поскольку дичь водилась здесь в изобилии, свежий воздух благоприятно сказывался на здоровье, а родники давали восхитительную воду, холодную и кристально чистую. Наконец глазам нашим открылось громадное ущелье, густо поросшее лесом. Противоположный его край уходил за пределы видимости, теряясь в облаках непроницаемого тумана. Еще через несколько дней пути мы вошли в эти облака и выяснили, что состоят они вовсе не из тумана, а из мельчайших капель воды. Широкая река тяжелым потоком низвергалась с вершины горы в ущелье и, разбиваясь об острые камни внизу, превращалась в подобие водяной дымки, которая, снова поднимаясь вверх, заполняла все окружающее пространство, мешала обзору и не давала вздохнуть как следует. Вот уж действительно чудо, какого вовек не видели глаза человеческие, вот что бесспорно заслуживает описания в трактатах мудрецов. Однако же единорога там не было, как не было и никаких других животных, потому что немыслимо обитать в таком оглушительном грохоте и в такой влажности, если только ты не рыба. После долгих поисков мы окончательно растерялись, не зная, что предпринять дальше. Решили уйти от водопада и обследовать близлежащие ущелья — вдруг единорог все-таки живет где-нибудь по соседству. Этим и занимались, пока не настало Рождество Христово, которое мы справили чин чином в горной долине. Негры построили два просторных шалаша, один для себя, другой для арбалетчиков, мы благоговейно выслушали мессу — Черный Мануэль тоже — и причастились, а потом ели мясо, и пели гимны Святой Деве, и, пускай с единорогом ничего путного и не вышло, радовались тому, что мы вместе и живы-здоровы. Только Андрес де Премио ходил грустный в те дни, тоскуя по Инесилье, оставшейся на сносях среди чужих людей. Мы подбадривали его, уверяя, что по возвращении она встретит его веселая и отдохнувшая, с маленьким Андресильо на руках.
После окончания рождественских праздников, в одиннадцатый день января, мы договорились вернуться в деревню и выяснить, где еще можно поискать единорога. И двинулись в обратный путь, отыскав удобный пологий спуск. Вечер третьего дня застал нас в обширной долине, где и решено было заночевать. Несколько человек отправились подстрелить что-нибудь на ужин — благо, судя по некоторым признакам, здесь паслись олени, — а Паликес с группой негров пошел за хворостом. Я же остался с вещами и распоряжался устройством лагеря, как вдруг со всех ног ко мне примчался один из бандб. Размахивая руками, он сообщил, что на Паликеса напал дикий зверь. Мы с фраем Жорди, прихватив сумку с мазями и повязками, побежали за ним. Под сенью деревьев негры столпились над окровавленным, изувеченным телом Паликеса, и стоило нам подойти поближе, как стало ясно: ему уже ничем не поможешь. У него была разорвана вся грудь, пульсировали обнажившиеся внутренности, одна рука почти отделена от плеча, пальцы искусаны в кровавое месиво. На редкость смуглое лицо Паликеса теперь казалось белее мела. Наклонившись над ним, фрай Жорди перекрестил его и соборовал, но исповедовать отказался, потому что умирающий никого не узнавал и, хотя лежал с открытыми глазами и еще чуть-чуть дышал, рассудок явно покинул его. Очень скоро голова его откинулась, глаза остекленели и он скончался. От удара о землю отлетела в сторону засаленная зеленая шапочка, которую Паликес никогда не снимал с лысины, даже во время купания. Черный Мануэль поднял ее и почтительно надел на макушку покойному. Потом подоспели и все остальные. Несколько негров, из наших, при помощи камней и палок очень ловко вырыли глубокую могилу, изголовьем на восток — Черный Мануэль успел просветить их насчет наших обычаев. Хороня бедолагу Паликеса, мы безутешно плакали, словно потеряли брата или сына. Охваченные горем, мы и не вспомнили о том, что так или иначе всем нам — и королю, и Папе Римскому, и сапожнику — суждено переплыть реку смерти.