Так что, окажись мама на моем месте, она бы не задумываясь легла под нож, чтобы восстановить грудь и сосок. К тому же следовало не забывать о Филиппе. И моем собственном, пусть и довольно умеренном, тщеславии.
Восстановительный период отнял больше времени и сил, чем предполагала «рутинная операция». Лидия вернулась к обязанностям сиделки, заступила на дежурство по кухне и исправно снабжала меня кофе из «Spoonful». Джона тоже сразу понял, что с хозяйкой не все в порядке, и устроился рядом на кровати, словно говоря: «А теперь мы с тобой хорошенько отдохнем, правильно?» Я утешала себя мыслью, что, когда через пару месяцев все заживет, останется только подобрать правильный оттенок соска – и сделать татуаж.
Когда в дверях комнаты появился Филипп с букетом цветов, нашего кота словно молнией ударило. Глаза резко увеличились, уши встали торчком, а усы превратились в провода под напряжением. Яростно мяукая, он соскочил с кровати, подбежал к Филиппу и принялся настойчиво похлопывать его по бедру передними лапами. Цветы, бумага, обертка – нет, это Джону не интересовало. Ему нужна была ленточка!
В своей одержимости ленточками Джона отличался крайней избирательностью. Ему нравились только правильные ленточки от правильного флориста, то есть из магазина «Скажи это на языке цветов», расположенного рядом с нашим старым домом. Если кто-нибудь приходил с другим букетом, Джона всеми силами демонстрировал свое пренебрежение. Нет, сначала он, конечно, тщательно осматривал цветы, но, выяснив, что они перевязаны хрустящей ленточкой или шелковым поясом, терял к ним всякий интерес – презрительно щурил глаза, опускал хвост и уходил.
Но когда приносили правильный букет, радости Джоны не было предела. Как только цветы клали на стол, он тут же набрасывался на них и пытался отгрызть ленточку. Обычно люди пытались его отогнать, а потом, к великому удовольствию кота, разворачивали букет. Как только ленточка оказывалась отдельно от цветов, Джона хватал ее и уносил с видом игрока, только что сорвавшего джекпот.
Светясь от гордости и энтузиазма, он целый день таскал ленточку по дому и всех просил с ним поиграть. Вариантов игры было множество. Можно было водить ленточку по ковру, делая вид, что это змея, или подбрасывать в воздух, чтобы она взлетала, как птица, или прятать ее в подушках, словно мышку. Если никто не хотел с ним играть, Джона обращался за помощью к креслу и бродил у него между ножек до тех пор, пока они не оказывались прочно опутанными ленточкой.
Эта пара становилась неразлучной на неделю – пока объект кошачьей страсти окончательно не утрачивал товарный вид. Но даже тогда Джона отказывался расставаться с потрепанной игрушкой.
Понимая, что он может проглотить пластиковые полоски и заработать серьезные проблемы с пищеварением, я отвлекала его другой игрушкой или тенью на кухонном полу, а сама тайком выбрасывала ленту в мусорное ведро.
Когда Джона принимался искать «утерянную любовь», у меня сердце разрывалось на части. Однажды я не выдержала, пошла к флористу и попросила моток ленточек. Цветов не надо, спасибо. Женщина за прилавком подумала, что у меня остались лишние розы от букета. Когда я рассказала ей про увлечение нашего кота, она искренне заинтересовалась.
– А какой у него любимый цвет? – спросила она, кивая на ряды ленточек, соблазнительно мерцающих на полке.
Если бы Джона оказался здесь, он испытал бы религиозный экстаз.
– Розовый, – ответила я. – Хотя он мальчик. И сиамец – если это хоть как-то объясняет пристрастие к розовому. Но кое-кто говорит, что он тонкинец…
Женщина выглядела озадаченной. Наверное, я вывалила на нее слишком много информации. Тем не менее она любезно согласилась регулярно обеспечивать нас розовыми ленточками. Я старалась контролировать нездоровую страсть Джоны и выдавала ему новую игрушку только после того, как выбрасывала старую.
Правда, хватило меня ненадолго. Вскоре ленточки на разных стадиях жизненного пути валялись по всему дому, но особенно много в нашей комнате. Я находила их под кроватью, под тумбочками и даже под шкафом. Интересно, что об этом думала женщина, убиравшаяся в нашем доме? Наверное, считала, что мы с Филиппом практикуем какой-то извращенный секс с ленточками.
Несмотря на то что Джона по-прежнему активно выражал свою любовь к нам и обожал по утрам играть с удочкой, в целом при взгляде на кота создавалось впечатление, что его мир далеко не совершенен. Даже эксклюзивный вольер с башнями и кошачьей травой больше не радовал Джону. Подремав полчаса в гамаке под издевательское курлыканье голубей на заборе, он бежал к нам, чтобы его погладили и приласкали.
Если Джона получал недостаточно внимания от своих подчиненных, он начинал метаться по дому, как голодная акула, отрезая все пути к отступлению. Мне было не очень приятно осознавать, что кот по-прежнему хочет удрать. Когда это ему удавалось, нам опять приходилось бегать по соседям и обыскивать их сады, что довольно унизительно.
Однажды вечером, когда Джона просочился в приоткрытую дверь, мы с девочками в который раз бросились в погоню и увидели, что кот беспечно бежит по улице навстречу большой черной собаке, которая гуляла с хозяином. Преисполненный уверенности в том, что уложит этого пса одной левой, Джона ускорил шаг. Мы с девочками закричали, но столкновение было неизбежно. Наш кот вот-вот должен был стать собачьей едой.
Я все время поражаюсь, как природа могла обделить такого умного кота здравым смыслом. Неужели Джона правда думал, что победит собаку, которая крупнее его в семнадцать раз? Понимая, что сейчас случится нечто ужасное, я закрыла глаза.
По улице прокатился мягкий «гав» – радостный звук, который собаки издают, когда загоняют лису в угол.
Внезапно я почувствовала между лодыжек порыв ветра. Открыв глаза, я заметила размытую фигуру кофейно-кремового цвета, которая спряталась под машиной. Вскоре к нам подбежал и стокилограммовый пес, волочивший на поводке смущенного хозяина – последнего погоня явно воодушевляла меньше, чем собаку. Попытавшись, подобно своей жертве, проскочить у меня между ног (но, слава богу, оставив эту затею, иначе валяться бы мне на тротуаре в весьма нелепой позе), пес сделал несколько кругов возле машины.
– Это ваш кот? – спросил хозяин собаки, слегка отдышавшись после забега. – Спайк просто хочет подружиться. Видите? Он виляет хвостом.
Собака заливисто лаяла, пытаясь вытащить Джону из укрытия, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Но кот не поддавался. Напротив, он издал в ответ грозный рык. Пес отскочил, явно озадаченный такой реакцией.
– Никогда не слышал, чтобы кот мычал, как корова! – прокомментировал его хозяин.
Никто не понимал тоскующего по свободе Джону так, как Лидия. После приезда монаха она потеряла покой. А я внутренне содрогалась, стоило ей завести разговор о возвращении на Шри-Ланку. Когда Лидия звонила в монастырь, я держала ухо востро. Но чаще всего слышала лишь фразы на певучем наречии, которое она использовала для своих молитв.
У Лидии никогда не было проблем с языками, но то, как быстро она освоила сингальский, меня изумляло. Она говорила на нем совершенно свободно, и собеседники без труда ее понимали. Чем настойчивее я старалась проникнуть в тайную жизнь дочери, тем загадочнее она становилась.
Если Лидия занялась изучением языка, у нее серьезные планы на будущее в этой стране. Я продолжала следить за новостями. Хотя на Шри-Ланке по-прежнему было, мягко говоря, неспокойно, двадцатипятилетняя война приближалась к кровавому завершению. 16 мая 2009 года президент объявил об окончательной победе над «Тамильскими тиграми». Это было больше похоже на молчаливое принятие неизбежного, чем на мирный договор, но я надеялась, что теперь на Шри-Ланке уже не так опасно.
А потом зазвонил телефон. В неурочное время, ближе к полуночи. Я нервно схватила трубку. После того что случилось с Сэмом, я с большой настороженностью относилась к неожиданным звонкам. Один такой перевернул мою жизнь. И теперь, если кто-то спрашивал, что бы я хотела на день рождения, я отвечала, что буду рада чему угодно, кроме сюрпризов.
Звонила Луиза, мой издатель из Сиднея. Голос у нее был напряженный. Я вздохнула и приготовилась к плохим новостям.
Луиза сказала, что ее коллеги отвезли «Клео» на Лондонскую книжную ярмарку – и там она стала хитом. На данный момент уже пять британских издательств боролись за права на книгу, и еще десять иностранных выказали интерес к покупке прав на перевод.
В свое время я научилась справляться с плохими новостями: нужно отступить, замедлить мыслительные процессы и помолчать какое-то время, чтобы не ляпнуть лишнего. Но что делать с хорошими новостями? Точнее, с потрясающими? Невозможно поверить в то, что обычная история об утрате, любви и маленькой черной кошке начала завоевывать мир.