их у меня почти не осталось, слишком часто последнее время приходилось прибегать к этому увлекательному занятию. Как и восклицательных знаков, эти давно вышли из обихода. Что может утверждать припудренный пылью обыденности мужик второй половины средних лет? С вопросительными дело обстояло лучше, правда, запас их предназначался, главным образом, для разговоров о погоде. Зато многоточия, я злоупотребляю ими не только в текстах, имелись в изобилии. Они вселяют надежду, как если бы не все закончилось и что-то в жизни мне еще предстоит. Ничего иного, по сути, человеку и не надо. С возрастом вообще начинаешь больше понимать и меньше говорить. Не стоит морочить людям голову своими заблуждениями, у них и собственных достаточно. Нечто похожее про знаки препинания я писал совсем недавно, но заимствование это меня почему-то не взволновало. С владевшим мной настроением отряхивают прах мира сего с ног своих.
Перебрался в спальню, растянулся до хруста в костях на крахмальных простынях. Грешен, люблю понежить себя комфортом. Небо за занавеской начало светлеть, навалилась истома, мысли стали тягучими и ленивыми. Прав Морт, за все приходится платить, только у меня имеются смягчающие вину обстоятельства. Шансов, что Страшный суд станет судом присяжных, конечно, мало, но можно же учесть, что, проживая на бумаге чужие жизни, ты неизбежно калечишь свою. Чувства замыливаются, утрачивается свежесть восприятия. Где бы ни находился, герои твоих книг ошиваются где-то рядом, а куртуазностью манер они не отличаются. Подступают к тебе и режут в глаза правду-матку, не заботясь о последствиях. И это вовсе не шизофрения и не феномен множественной личности, а профессиональная болезнь, что-то вроде эмфиземы легких у стеклодувов.
Предательски поднывало сердце, пришлось встать и накапать в стакан из-под джина добрую порцию валокордина. Знаю, что мертвому припарки, но психологически помогает. Главное, не поддаться панике, а постараться отвлечь себя, вспоминая что-то требующее концентрации внимания, можно виденные фильмы. Люди любят старые ленты, знают, что ничего пугающего в них не случится. А можно попробовать восстановить в памяти нечто такое, чему тебя когда-то учили. Например, ту же теорему Геделя, сформулировать которую на экзамене мне не удалось. А она, как выяснилось, может быть, самое главное, что у нас есть: доказывает существование высших сил. Гласит, что Господь, чтобы познать что-то новое, понуждает нас выйти за границы принятых нами самими постулатов.
А еще Гедель сделал человечеству большое одолжение, доказал, что мыслительный процесс нельзя свести к математическим вычислениям, а значит, люди всегда будут маяться дурью и, вторя Пушкину, вопрошать: жизнь, зачем ты мне дана?..
10
Чувство было такое, что не спал ни минуты, однако в комнате значительно посветлело. Ощущал это, не поднимая век. Голова налилась упругой тяжестью, надо было попытаться еще поспать, провалиться в тот мир, где ничто соседствует с никогда. В детстве эти два слова вызывали у меня животный ужас. Как же так, думал я, подползая к пропасти отчаяния, разве может быть, что меня не будет? Это же несправедливо! Но заглянуть за ее край и принять страшную правду не решался. С годами многое изменилось, я все реже вспоминал о своем младенческом страхе и в конце концов научился о нем не думать. Как не думаем мы о счетах к уплате в почтовом ящике, изобретенном исключительно для того, чтобы портить нам жизнь.
А еще болело сердце.
Люди чаще всего умирают по утрам. Это избавляет их от необходимости тянуть лишний день лямку, поскольку он записан в Книге судеб как день ухода. Обидно, если это происходит вечером, после выпавших на твою долю неприятностей. Самое время пропустить рюмочку и забыть о проблемах, а тут на тебе! Борясь за гуманное отношение к покойникам, герой моего романа леший Шепетуха прибавлял на надгробных плитах кому десять лет жизни, а кому все сто, но родственники усопших почему-то посчитали это вандализмом.
Боль отдавала в руку. Ничего хорошего это не предвещало.
Старуха на проселочной дороге, вот злыдня, хоть и улыбалась, но насчет дополнительных пяти лет так ничего и не сказала. Возможно, не хотела по доброте душевной огорчать. Откуда она только взялась на мою голову! Тысячу раз мудр Господь, что не дал людям знать дату собственного ухода. Знание это жизнь калечит, правда, с другой стороны, позволяет рассчитать силы и разложить их по дистанции. Не оставляй секс на старость, а торможение на конец полосы, говорят пилоты, и правильно говорят…
Голос звучал негромко, в нем присутствовала нотка участия:
— Пошаливает сердчишко? Все думаешь, молодой, а годы берут свое и прихватывают чужое. Не бережете вы себя, Николай Александрович, совсем не бережете…
Я открыл глаза. Комната была полна синеватых, в цвет штор, полутонов. В том месте, где занавески были разведены, на обои стены падал яркий солнечный луч. Раздвигавший их человек смотрел на улицу. В добротных голубых джинсах и черной ветровке, незнакомец выглядел подтянутым. Коротко стриженные волосы его отливали серебром, лица видеть я не мог. Сжимавшая плотную ткань рука… была в черной перчатке! Почувствовав, что я его рассматриваю, заметил:
— Боль сейчас пройдет! Никто не хочет этого признавать, а я лучший в мире доктор, избавляю от любых страданий…
— Месье… месье Морт?!
Он обернулся. На меня смотрела маска, какие носят до сих пор на венецианских карнавалах. Не дожидаясь вопроса, пояснил:
— Лицо скрываю не потому, что вы могли подумать! К каждому из живущих я прихожу в новом обличье. Сами понимаете, есть разница между убитым в бою солдатом и отходящим в мир иной на женщине похотливым стариком. — Ухмыльнулся, и, удивительное дело, маска в точности воспроизвела его мимику. — Давно не виделись, привет!
Я едва слышно выдохнул:
— Месье Морт!..
— Ну что вы в самом деле заладили: месье, месье? — передразнил он. — Да, было дело, погорячился! Хотел, следуя примеру людей, придать собственной персоне если не величие, то хотя бы значимости. Не вижу, кстати, в этом ничего постыдного. — И неожиданно предложил: — Знаешь, давай переходить на «ты», ни к чему нам эти цирлих-манирлих! Когда только познакомились, куда ни шло, теперь, можно сказать, мы старые приятели. Прошедшие несколько дней нас очень сблизили…
От этих его слов мне стало совсем уж не по себе. Морт между тем продолжал:
— Должно быть, ты и сам это почувствовал. В разнос пошел, вместо того чтобы обдумать мое предложение. Посмотрись при случае в зеркало, лицо какое-то опрокинутое…
— Значит, на этот раз за мной! — сделал я неутешительный вывод.
Месье мою догадку не подтвердил, но и не опроверг. Пожал неопределенно плечами.
— И да, и нет,