Читать интересную книгу Вместе вопреки (СИ) - Витина Элина

— Сколько по времени это займет? — подает голос Марат.

— Сорок минут, — отвечает медсестра, оттесняя Тимура от моей кровати. — Малыш, не хочешь пока прогуляться? У нас внизу отличный парк, соберешь маме букет?

— Там через дорогу кафе есть, мы пока сходим пообедаем, ты не против?

Так как я все еще избегаю смотреть на Марата, я не знаю кому именно он адресует этот вопрос, но исходя из того, что Тимур не спешит отвечать, понимаю, что Скалаев спрашивает у меня. Не против ли? Против. Еще как. Не хочу, чтобы сын провел в его компании ни минутой больше. Не хочу дать Марату шанс заполучить симпатию Тимура, чтобы затем исчезнуть из нашей жизни оставив уже не одно, а два разбитых сердца после себя. Но что бы я ни выбрала — батончик в холле или нормальный обед в кафе, мне в любом случае придется отпустить сына с Маратом, а значит из двух зол следует выбрать меньшее.

— Хорошо, — киваю устало. — Только обязательно поешь суп, а не бургер какой-нибудь.

— А после супа можно вкусняшку?

— Можно, — соглашаюсь с улыбкой.

В следующее мгновение я чувствую приближение Марата. Он подходит к Тимуру и аккуратно, будто боится ему навредить, берет его за руку. Словно завороженная я смотрю как длинные сильные пальцы смыкаются на тонком запястье сына и почему-то от этого зрелища к горлу подкатывает огромный ком. Медленно, по маленькому шажочку за раз, перевожу взгляд выше и затем несколько раз замираю в мгновении вверх-вниз, вверх на лицо Марата и снова вниз — на лицо сына. Сколько раз в жизни я представляла себе этот момент? Недостаточно часто для того чтобы свыкнуться и воспринимать эту картину как должное. Определенно недостаточно. Потому что несмотря на то, что у меня были долгие пять лет чтобы привыкнуть к их сходству, сейчас картина перед глазами больно бьет под дых.

Правая рука Тимура все еще лежит в моей ладони, за левую его держит Марат и от этой “живой цепочки” внутри все скручивается тугим узлом.

Я снова поднимаю дрожащий взгляд на Марата и успеваю различить едва слышное “Я не знал” перед тем как прибор у моей головы начинает истошно сигналить.

Медсестра беспощадно разрывает наш контакт и подталкивает Марата с Тимуром к выходу, а сама поспешно раскрывает упаковку с лекарством и приговаривает:

— Не переживайте, сейчас полегчает. Доктор сказал, что такие скачки давления нормальны. У вас была очень тяжелая ночь. Все будет хорошо.

Она поглаживает мою руку, продолжает что-то шептать с какой-то нежной интонацией, но я совсем не разбираю слова. Мне хочется вырвать эту стеклянную банку из опоры над своей головой и запустить ее в удаляющуюся голову Скалаева.

Что именно ты не знал, Марат? Что наш сын классный? Что он интересный и умный? Ты думал, что он будет таким же ничтожеством как и его мать? Ну конечно! Он же появился не в таком безупречном союзе как Дарья и Алекс. Нет, он появился у двух поломанных жизнью людей. Но это мы с тобой испорченные, это с нами не все в порядке, Тимур же идеальный. И где-то в глубине души я, конечно, рада, что ты это понял, вот только свой шанс ты уже потерял. Пусть не шесть лет назад, но на прошлой неделе точно.

Глава 46 Марат

Как только мы выходим из палаты, за нами пристраивается Вадим, через несколько метров в конце коридора к процессии присоединяются еще двое ребят и я пользуюсь предлогом не выпускать руку Тимура из своей. В такой толпе легко потеряться, так ведь? А потом нам вообще дорогу переходить.

К счастью, он не пытается вырвать свою руку, с любопытством рассматривает все по сторонам, а как только мы спускаемся во двор клиники, предпринимает попытку нарвать маме цветов прямо из огромной клумбы перед входом.

— Здесь недалеко есть цветочный магазин, — даже не пытаюсь сдержать улыбку. — После обеда купим маме самый большой букет, договорились?

— Договорились, — деловито соглашается он. — Она любит пионы. Я их даже из цветной бумаги могу делать. Мы в садике открытки клеили, моя была самая красивая. Она у нас дома на холодильнике висит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мне бы очень хотелось ее увидеть, — выдавливаю из себя. Открытку, и вообще все. Поделки, гербарии, аппликации, все чем сын занимался эти пять лет. Каждую мелочь. Я прекрасно понимаю, что как бы я ни старался, мне никогда в жизни не удастся наверстать эти годы. Даже если с сегодняшнего дня мы с ним не расстанемся ни на миг, эти пять лет всегда будут ощутимым пробелом. Но я сделаю все что в моих силах, чтобы хоть как-то заполнить эту пропасть. И да, я осознаю, что дорогими подарками это не наверстать, хотя клянусь, когда сегодня Тимур с восхищением рассматривал мою тачку, я был в шаге от того, чтобы вручить ему ключи с щедрым “она теперь твоя, сын”. Но я готов дать свой самый ценный ресурс — время. Осталось только уговорить его маму позволить мне это…

Господи, как же нам нужно поговорить. Прошлой ночью я был уверен, что мы с Алисой преодолели последние преграды, пришли к, мать его, единому знаменателю и поняли, что друг без друга не можем. Но сейчас я прекрасно понимаю, что это лишь мои иллюзии. Да, вчера на какое-то время Алиса была полностью моей и я самоуверенно принял это как должность, посчитал, что отныне так будет всегда и я даже, черт возьми, благородно принял ее ребенка… Лишь присутствие сына останавливает меня от того чтобы разразиться матерной тирадой. Я облажался. И если насчет прошлого Алиса права, виноваты мы оба, то сейчас, в настоящем, пальма первенства по праву моя. Пришел, увидел, налажал. Могу, умею, практикую.

В ресторане администратору Анастасии хватает всего пары секунд, чтобы удивление, вызванное нашей компанией, сменилось натренированной приветливостью. Она провожает нас к свободному столику и вручает два меню. На лице Тимура тут же загорается гордая улыбка и он деловито заглядывает в обтянутую кожей книжку.

Только из-за того, что его голова сейчас скрыта, мне удается и самому пробежаться по списку, иначе, уверен, так бы и остался голодным, продолжая пялиться на его лицо. Ничего не могу с собой поделать. Мне нужно впитать каждую мелочь, каждую мельчайшую деталь, заполнить этой картинкой свой мозг и, наконец, осознать полностью и бесповоротно, что у меня есть сын. Что это не ошибка, не насмешка судьбы, это правда.

— Вы готовы сделать заказ? — Анастасия снова появляется у нашего стола.

— Медальоны из телятины и американо без молока, пожалуйста, —  поворачиваюсь к Тимуру и спрашиваю:

— Ну что, ты выбрал суп? Можешь сразу и десерт заказать.

— Здесь нет картинок, — обиженно заявляет он. — В том кафе, куда мы ходим с мамой, всегда есть картинки тарелок.

Твою мать! Мне сейчас хочется сожрать как минимум пару ламинированных страниц из чертового меню. Ему пять лет. И, конечно, он еще не умеет читать. Сколько раз я был в ресторане с Ариной? Сотни. И всегда Дарья или Алекс помогали ей выбрать что она хочет, но я никогда не задумывался об этом. Сколько же мне всего еще придется узнать!!! Но странное дело, это осознание нисколько не пугает меня. Наоборот, я чувствую предвкушение, вызов, готовность… и главное, я чувствую неимоверное желание узнать.

Диктую ему весь перечень первых блюд и завороженно слежу за тем как он слегка прикусывает нижнюю губу раздумывая над выбором. Алиса делает точно так же и от этого мне хочется, вообще, перестать моргать, чтобы ни в коем случае не пропустить ни один из жестов, которые он взял от меня. Почесывает ли он затылок когда задумывается о чем-то? Облизывает губы когда волнуется? Столько всего! Столько, черт возьми, всего мне предстоит узнать!

За обедом я всячески пытаюсь разговорить его, выудить из него как можно больше информации о себе, но он все еще ведет себя настороженно и практически все разговоры сводит к маминому пребыванию в больнице, а улыбка на его лице появляется только тогда, когда я заверяю его, что уже к вечеру ее выпишут и они поедут домой. Ко мне. Ладно, вторую часть я пока не произношу, но в том, что я больше никогда не выпущу этих двоих из своей жизни, я уверен на сто процентов. Сейчас у меня есть небольшое преимущество — они нуждаются в моей защите. Но я сделаю все что в моих силах, чтобы к тому моменту как ублюдок, пытающийся навредить Алисе, будет пойман и обезврежен, они не захотели уходить из моей жизни.